— Ну-у, ещё когда били… в лицо… или по затылку… — с ещё большей неохотой признался Кэйдар.

Как же больно ему было говорить о себе такое. Он даже покраснел от возмущения, и загар на скулах не помог, не скрыл от глаз.

Аран ничего больше не спросил, но приказал:

— Глаза закрой! Дыши ровно и глубоко, как во сне. — А сам повёл себя довольно странно: одну ладонь положил Кэйдару на лоб, другую — правую — на затылок, и сам глаза закрыл, подняв голову так, будто в чёрный от сажи потолок всматривается.

Тишина повисла полная, лишь камни в очаге, остывая, чуть потрескивали, и угли. Лидас, глядя на всё это со стороны, дышать боялся и шевелиться, смотрел во все глаза, втягивая воздух беззвучно сквозь разжатые зубы.

Наконец Айгамат опустил руки, отступил с усталым выдохом.

— У тебя не так давно было сотрясение мозга, головные боли сильные и тошнота. Было так?

Кэйдар кивнул, ещё ниже опуская голову, а потом добавил:

— Я упал вместе с конём во время боя… головой о камень сильно ударился… Не могу до сих пор вспомнить… что после было…

— Да, а потом тебя ещё били? Как ты сказал… Твоя слепота, ми-аран, от всех этих побоев! — сказал, как заключение сделал, Айгамат.

— И что? — вырвалось у Кэйдара против воли. — Всё, да?

Аран плечами пожал, избегая его прямого пытающего взгляда.

— Да такого же не бывает! — выкрикнул Лидас с таким отчаянием, будто это его судьба сейчас решалась. — Я сам сколько раз мальчишкой с лошади падал — и ничего! Синяки одни и шишки! Да и многие падают, чего уж там? Но чтобы слепнуть от этого?! Нет! Такого быть не может! Вы просто не хотите нам помогать!.. Потому, что мы чужие!.. И заплатить нам тоже нечем…

Аран-старик смотрел на Лидаса, удивлённо приподняв седые брови и чуть улыбаясь, а рука его лежала на плече Кэйдара ободряющим прикосновением.

— Синяки, говоришь? — усмехнулся, но не обидно Айгамат. — Вот именно, синяки! — Положил ладонь Кэйдару на затылок, потрепал чёрные мягко вьющиеся волосы, как сына родного приласкал, — Кэйдар аж растерялся, моргнул, глядя на Лидаса. — В этой голове сейчас такой же синяк и есть. Или опухоль. А может, и то, и другое. Такое лечится трудно и очень медленно. И я не могу обещать, что зрение вернётся.

— Но ведь попробовать вы можете?! — Кэйдар глаза на арана поднял. — Я не могу слепой, поймите меня!.. Кому я буду нужен слепой?! А обратно как… — не договорил, понял, что лишнее сказал, сам себя оборвал на полуслове и опустил взгляд в земляной пол.

— У людей по-разному судьбы складываются. Кому-то боги дают больше, а кому-то меньше. Глаза одного видят будущее людей и прошлое, их болезни и их печали, а другой может не различать и того, что у него под носом, — Айгамат заговорил после долгого раздумчивого молчания. Стоял посреди своей пещеры, среди стеллажей и полок, заставленных, загромождённых какими-то нужными ему вещами. Это был его мир, и здесь он был хозяином. Одно его слово решало иной раз судьбу посетителя и гостя, могло вселить надежду, а могло и последней лишить. Но, что главное, он всегда был честен со всеми, со всеми вежлив и старался помочь любому.

— Если ты будешь приходить ко мне каждый день, в любое время, когда тебе будет удобно, я попробую полечить тебя. Но скорого выздоровления не жди! Я и сам не знаю, справлюсь ли ещё. Ты слишком поздно обратился ко мне — время упущено.

А сейчас пусть друг твой выйдет — я начну лечение!

Лидас вышел на улицу, не дожидаясь повторения приказа. Внутренне он даже рад был этому. Этот старик, он будто до нутра своим взглядом пробирается. Как-то про опухоль эту в голове Кэйдара узнал. Как он мог её видеть или почувствовать? Но, видимо, знает, что говорит. Он — лекарь, ему виднее. К тому же аран…