— Из-за Айны я бы, скорее, с вами говорил, чем с Кэйдаром. С мужем, а не с братом… Но, как понимаю, наш разговор сейчас не про Айну… И не про Кэйдара…

— Да, это точно! — Лидас головой кивнул, невольно соглашаясь. — У меня к тебе другое дело. Ты мне как-то давал целебную воду… Так вот, мне нужно ещё!

Айвар смерил Лидаса внимательным взглядом.

— Что, опять нашего господина Кэйдара побили?

— А это не твоего ума дело! — резче, чем следовало бы, перебил марага Лидас. И тот никак на это не ответил, молчал довольно долго, уже и лицо его в полумраке почти перестало различаться.

— У меня больше нет этой воды, — наконец ответил неохотно, глядя на Лидаса исподлобья. — Мне самому её давали… Один аран… лекарь местный…

— Ты мог бы взять у него ещё! — Лидас нетерпеливо голос повысил. Странное дело, обычно сдержанный до сухости, сейчас он сам себя не узнавал. Может, слепота Кэйдара тому причиной? Или дерзкое поведение марага?

Он же смотрит на тебя, как на равного себе! И эти отношения с Айной, это его предательство… Он же даже виноватым себя не чувствует!

— Ради Кэйдара я ни к кому не пойду просить! Ничто и никогда! — Твёрдый голос марага металлом зазвенел, не скрытым за вежливостью упрямством. Лидас помолчал, стоял, покусывая губы. Почувствовал неожиданно, что понимает марага. Эта ненависть, это нежелание помочь своему пусть и жестокому с ним господину — всё вполне объяснимо.

— Если б ты его видел сейчас… — начал Лидас, а Айвар перебил его злым возмущенным возгласом:- Я достаточно на него нагляделся! Хватит с меня… Я даже рад, что не вижу его здесь, в этом дворе… Что он не попадается мне на глаза… Я ничем не обязан ни ему, ни вам… Мы теперь все каждый по себе… Как хотите, так и живите! И я буду жить сам…

Айвар отступил назад на два шага, он уходить повернулся, и тогда Лидас выкрикнул ему в спину:

— Думаешь, я пришёл бы к тебе, мараг, если б всё не было так серьёзно?! Ждал бы я тебя, если б мог сделать всё сам? Тебя — после всего, что ты сделал?! Ты предал меня! Ты предал всех нас!.. Всех, кто погиб!.. И сейчас, как ни в чём не бывало поведёшь аранов в свои земли! Для тебя и вправду ничто не изменилось! Даже лучше прежнего теперь! Тебе никто не суёт кулак в зубы за каждое громко сказанное слово… Тебя не пинают походя, как собаку… Тебе не приходится выпрашивать каждый кусок хлеба, а потом смотреть, как его жрут другие или — того хуже! — скармливают собаке! Да, ты неплохо устроился! Ты поменял плохого хозяина на хорошего… Эти араны все тебе друзья-приятели!.. А мне, может быть, не к кому идти, кроме тебя!.. Мне некого просить! Мне просто приходится смотреть, как слепнет единственный близкий мне человек… Смотреть и ждать, пока он не станет беспомощней ребёнка!..

Лидас давно уже не говорил так много и с таким жаром, он даже устал от этого, примолк лишь на секунду, чтоб переглотнуть, дать отдых пересохшему горлу — и продолжить! Да, он не всё ещё сказал этому упрямому мальчишке! Он главного ему не сказал, не сказал про Айну, про своё разочарование, про боль от предательства, от обманутого доверия…

— Слепнет?.. Как это? — Айвар не дал Лидасу заговорить, смотрел на него с изумлением, поражённый и этой новостью, и эмоциями Лидаса. — Он что, слепнет? Теряет зрение?

— Да… — Лидас выдохнул это короткое слово вместе с воздухом, а потом пояснил неохотно и потому коротко:- Да, он теряет зрение…

— Но почему? — Айвар слышал о таком впервые в жизни, а ведь ему, как жрецу Матери, доводилось видеть многие ранения и травмы, видеть, как их лечат, помогать женщинам-жрицам. — Он же ещё совсем не старый!..

— Это не дальнозоркость и не то, как бывает, когда люди не видят то, что далеко… Это просто слепота! Ну, как в сумерках, что ли! Или ночью… Я не знаю точно, как это… У него и раньше бывало так, но приступами… Оно проходило потом… само…

Лидас рассказывал, говорил сбивчиво, торопливо, будто разрешение получил говорить, а до этого целый год молчал — никак не меньше! А Айвар слушал его, не перебивая, не переспрашивая, но думал немного о другом: «Слепота! Как это страшно, должно быть, ослепнуть в твои-то годы… Не видеть ничего и никого вокруг… Стать и вправду беспомощней ребёнка… А как же жить тогда? Как жить? Просить, как те нищие на улицах Каракаса, монетку у прохожих?! Быть молодым, с руками и ногами, с головой, — но калекой?! Это же ужас!!! Настоящий ужас!.. Не дай Создательница Милосердная дожить до такого!..»

Слова Лидаса в ушах громом звенели: «Это просто слепота!.. Как в сумерках… или ночью…», а Айвар стоял, зажмурившись, до боли зубы стиснув, и эта чернота вокруг помогала острее почувствовать, каково это: ничего не видеть вокруг себя. И сумерки приближающейся ночи, они тоже висели вокруг, давили на плечи, пугали своей чернотой.

— Хорошо, я попробую! — перебил Лидаса Айвар и решительным движением перебросил куртку через плечо, будто собрался идти прямо сейчас. — Я спрошу Айгамата, он должен знать, как это лечится, и что это такое вообще…