Складывается впечатление, будто Коко Шанель была рождена для того, чтобы войти в историю символом чего-нибудь. И если бы ей не удалось дорасти до знамени, она всё равно стала бы какой-нибудь вывеской поплоше. На её предупреждение, что у судьбы нет причин сводить посторонних без какого-либо повода, я реагирую, как на красный кружок светофора. Не могу избавиться от придирчивости в вопросе: на какую сумму о тебе побеспокоился неизвестный посторонний в этот раз? Нормальной женщине, вроде меня, принципиально знать: у кого же я так одолжилась? А самое главное: чем попытаются заставить расплачиваться?

Опасны они – любители делать одолжения мистическому Ордену. Так и норовят напроситься на подарки Внимающих: красоту, богатство, бессмертие и прочую ересь. Хорошо хоть мои предшественницы потрудились над неубиваемой репутацией опасных чудачек. Нам – как и дурачкам с тихими алкашами – неадекватность прощается. Например, такая, как гнусная неблагодарность к дарителю непрошенных благ. А такая уродка, как я, вообще имеет право на самые отъявленные чудачества и самую чёрную неблагодарность. Так что всё это великолепие вокруг за счёт принимающей стороны!

Олсак, судя по состоянию лица и содержимому головы, красотой и богатством не соблазнился. А вот облегчение при виде моей выспавшейся нижней челюсти испытал нешуточное. Капитан, оказывается, всё это время помирал со страху за моё обманчивое с виду здоровье. Но приблизиться к Внимающей не смел – застрял на пороге в нерешительности, замаскированной под неколебимую уверенность.

– Где моя одежда? – приветливо кивнув, подняла я имущественный вопрос. – Мне нужно срочно вернуться в гостиницу. А то опекуны кремируют меня прямо в камине.

– Не кремируют, – посуровел капитан. – И в гостиницу Вам, Сиятельная, не стоит возвращаться. Нет там ваших господ опекунов.

Он не врал. Я просканировала его вдоль и поперек, вбок и кзади: дикое напряжение, естественный страх за себя, за меня и за того парня. Плюс холодная расчётливая злость, твёрдая готовность защищать себя, меня и так далее. И, естественно, шаркающие по закоулкам мысли о том, как меня удержать, не допустить, не подвести под монастырь. О-очень приятно, но всё мимо. Я неизменно отрицательно отношусь к тем, кто покушается на мою семью. А моя порядочность при этом принимает весьма гибкие очертания и запашок относительности.

– Моя одежда? – постаралась вложить в два этих слова всю свою позицию без остатка.

Получилось. Капитан рявкнул что-то себе за спину. Затем осторожно просочился вдоль стеночки к креслу и присел. Минуты не прошло, как сисястая, рельефная, переборщившая с косметикой дама втащила всё моё барахло: чистое, отглаженное, с иголочки.

– Моя… служанка Вам поможет.

– Мерону, – попросила я вежливо угрожающим тоном.

Он пожал плечами и коротко кивнул своей… служанке. Та вынеслась в дверь напуганной курицей. И загрохотала по ступеням целеустремленным слоном.

– Рассказывай, – пригласила я капитана собраться с мыслями и отключить паническое настроение.

Тот покосился на мою живность – оба здоровых лайсака вытянули шеи и сосредоточились на рассказчике. Да и болящий зашевелился.

– Ваших людей взяли вчера в обед. Они вернулись из дворца и заказали еду прямо в покои. Полагаю, вино чем-то зарядили. Гвардейцы выносили ваших опекунов на руках. Мои люди перетрясли всех гостиничных шутов, начиная с хозяина. Одно выяснили точно: городская гвардия действовала по приказу Акунфара. Куда уволокли беспамятную команду Внимающей, неизвестно. Верней, точно неизвестно. Определились только с направлением: в порт, – оценив состояние моей закушенной губы, он кивнул и подтвердил догадку: – Если в порт, скорей всего хотят вывезти их морем. На воде следов не остаётся. Сиятельная, Вам нельзя возвращаться в гостиницу, – не сдержался капитан. – Вас там могут ждать…

– И что? – улыбнулась я так, что этот профессиональный бесстыдник сглотнул.

А все остальные рвущиеся на язык резоны оставит неопубликованными. Постучав, вошла Мерона и вопросительно уставилась на меня. Так-так-так. Что мы имеем – я пристально рассмотрела выуженное из комка грязи сокровище. Не красива – чертовски красива, неправдоподобно красива, чтоб ей пусто было! Тончайшей резьбы лицо, где ни единого миллиметра отступа от идеала: губы, ушки, носик, бровь… Глаза – две тёмные ледышки, причём умные ледышки. О-очень умные – девка врёт, как дышит. Не умей я забираться в головы, так бы и слопала историю с несуществующим кладом.