– За колдовство? – скептически хмыкнула я.

– За то, что не рассказала о кладе своего отца.

– А он существует?

– Нет, – с сожалением выдохнула женщина.

И была абсолютно искренна, хотя и врала безбожно: клад был. За спиной загремело металлом о камни, и я шарахнулась от клетки, помахивая перед собой факелом. Ложная тревога: Рах с подельником обобрали труп гориллы и дружно волокли мне увесистую связку средневековых гигантских ключей. Свой ведьма опознала в два счёта. А когда мы её вытащили, поползла вслед за мной к противоположной стене. По её словам, кроме неё и второго заключённого, других завоеваний покойного мэра в камерах не сидело. Этот второй удостоился толстых цепей, щедро развешенных на его могучем торсе и мускулистых конечностях. Несмотря на плачевный вид и ужасающую усталость, его мозг полыхал воинственным презрением и мстительной радостью за судьбу своего тюремщика.

– Ну, а ты у нас кто? – прибегла я к проверенной процедуре.

– Капитан Олсак, – охотно отрапортовал атлет в одних драных подштанниках.

– Тоже неудачливый обладатель кладов? – уточнила я, перебирая ключи.

– Нет, Сиятельная, – почтительно признался морской волк на привязи. – Всего лишь трёх кораблей. Ещё нескольких домишек по всему побережью. И солидных торговых контактов.

– О боги! – застонала я под грозное звяканье гигантских отмычек. – А это-то Акунфару на кой ляд сдалось?

– Я контрабандист, – скромненько отрекомендовался капитан. – Лучший в этих местах… Сиятельная, во-он тот ключик, с такой широкой зубастой короной. Там ещё три выщерблины.

Ну и проколупались же мы с Мероной, разбираясь со всем его железным хозяйством. Я два пальца прищемила и коленкой ударилась.

– Чего это урядчик тебя так украсил? – полюбопытствовала я, заканчивая отшелушивать с него металл. – Психованный что ли?

– Нет, – усмехнулся арестант, скрежеща зубами от боли в затёкших членах. – Бегаю ловко. Дважды уходил, да не повезло.

В норму он приходил достаточно долго, что-то рассказывая и поминутно косясь на свернувшихся у меня в коленках лайсаков. Я его не слушала – дремала. Мерона под капитанский говорок что-то оттирала и массировала на его потрёпанном теле. Меня нисколько не тревожило наше неторопливое пребывание в столь сомнительном месте. Только печалило стремительное возвращение из мира приличной посуды и горячей ванны в юдоль всё того же запустения, грязи на руках и туалетов, где присядешь. А ведь ещё несколько часов назад вокруг меня всё так замечательно складывалось …

– Сиятельная! – окликнул меня решительный мужской голос. – Просыпайтесь. Надо уходить.

Он всё успел – мой новый знакомец: запер дверь, ведущую наружу, начисто обобрал гориллу, приодевшись. Видать, не обошёл стороной и барахлишко бывшего урядчика, обзаведясь оружием и прочими цацками. Мерона щеголяла в Акунфаровых сапогах, натянутых на пять слоёв изысканных шёлковых портянок. И в его же дорогом плаще, обёрнутом вокруг исхудавшего тела. Олсак раздобыл где-то пару бутылей с плюхающей жидкостью. В одной оказалась слегка подтухшая, но вкуснющая вода. А содержимое второй осталось под большим секретом, судя по хитрой роже добытчика. Подумаешь, а то я не знаю, что в ней? Какое-нибудь местное пойло с омерзительным запахом. И вкусом настойки на упырях, отметивших десятилетний юбилей разложения.

Нашу с Рах дыру в потолке, ведущую наверх, капитан забраковал. Он утащил нас в совершеннейшие дебри подземелья. Сначала мы с Мероной брели за ним в полный рост. Затем в три погибели. А после и вовсе унизились до ненавистных мне ползаний на карачках. При этом Олсак беспокоился только о моей персоне – он весьма уважительно относился к Ордену. И преисполнился решимостью вывезти меня отсюда пусть даже на собственных костях. Это примиряло с мерзкими декорациями и промозглой сыростью.

Последний отрезок пути мы проделали на брюхе. Отчаиваться я не решалась, лишь под давлением непрошибаемого спокойствия Рах. Эта фитюлька из любой дыры выползет. Её потрёпанный пытками сородич валялся на моей спине комковатой тряпкой и трудолюбиво приходил в себя. Изредка – при очередном моём позорном кувырке – острые коготки пронизывали курточную кожу и касались моей собственной. Лайсак виновато тренькал – я отвечала позитивным мысленным посылом. А Рах – если заставала нас за беседой – выговаривала бедняге по полной. Капитан оглядывался на меня с каждого пятого метра дистанции, затюкав вопросами о самочувствии – о Мероне он словно позабыл. Мол, вылезет – её счастье, а не случится, так и горевать не станем. Меня это почему-то задевало. И я начала доставать пыхтящую за мной женщину теми же вопросами.

На второй или третий месяц пути Рах со вторым приятелем надолго исчезли. Потом принеслись, щебеча что-то оптимистическое. Радоваться сил не оставалось, и ходу я не прибавила – пресловутая тяга к свободе и не думала подстёгивать такую рухлядь, как подыхающая карлица. Я всё также тащилась на локтях и коленях, страдая от невозможности отомстить трупу Акунфара за такое надругательство. Как Олсак меня вытаскивал из кротовой норы у подножия холма, даже не потрудилась запомнить. Заснула, и идите вы все со своей дурацкой политической системой да городской инфраструктурой.