Книги

Религия в Китае. Выживание и возрождение при коммунистическом режиме

22
18
20
22
24
26
28
30

Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает в себя свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов.

Однако принятие свободы вероисповедания в качестве положения конституции или основного закона не всегда сочетается с единодушным пониманием этой свободы среди большей части граждан, а неразвитость гражданского общества не позволит выстроить необходимую для поддержки такого законодательного принципа социально-культурную систему. Пока одни люди борются за плюрализм, другие будут изо всех сил подрывать и саботировать его. Впрочем, если плюрализация – это действительно всеобщая тенденция, то сопротивление ей обречено с течением времени на поражение. Чтобы лучше понять тенденцию к плюрализации, нам следует обратиться к истории ее развития.

Случайный и сознательный плюрализм

Важным импульсом для плюрализации в современности стало отделение церкви от государства, инновация, впервые закрепленная на законодательном уровне в Соединенных Штатах. После того как 13 колоний сформировали Соединенные Штаты Америки, в 1791 году была ратифицирована Первая поправка к конституции. Относительно религии в ней говорится следующее: «Конгресс не должен издавать ни одного закона, относящегося к установлению религии либо запрещающего свободное ее исповедание».

Такое законодательное установление религиозной свободы включает в себя отсутствие государственной религии (disestablishment), отсутствие регуляции (deregulation) и отсутствие запрета какой-либо религии. Возможно, так сложилось само собой по причине необычных культурных и религиозных условий в новом формирующемся государстве на тот момент времени:

Тринадцать колоний, составившие Соединенные Штаты, были населены выходцами из Западной Европы (и рабами из Африки), придерживавшимися нескольких различных религий… Хотя большинство исповедовало протестантское христианство, существовало несколько различных деноминаций, далекие от единства; ни одна из них не доминировала над другими [DAntonio, Hoge 2006: 346].

Вплоть до 1791 года в большинстве колоний была своя собственная привилегированная протестантская деноминация, но ни одна из них не была принята в качестве государственной церкви остальными штатами в составе нового государства. В этом смысле американский эксперимент отделения церкви от государства оказался случаен. Понадобилось почти 50 лет, пока «последние следы привилегии конгрегационалистской церкви исчезли в штате Массачусеттс» [DAntonio, Hoge 2006: 346-347].

Плюралистическое законодательство способствовало началу процесса плюрализации в США. Помимо деноминаций, существовавших во время провозглашения независимости, в стране появились другие протестантские течения, принесенные из-за рубежа или возникшие на американской почве. С другой стороны, коллективное сознание новой нации во многом оставалось протестантским, хотя, согласно законодательству, США представляли собой светское государство. Только спустя 100 лет Соединенные Штаты столкнулись с первыми настоящими вызовами существующему там религиозному плюрализму, когда на рубеже XIX и XX вв. началась масштабная иммиграция из Южной, Центральной и Восточной Европы, в том числе католиков, евреев и православных христиан. Плюрализация такого характера заставила нацию пересмотреть свою коллективную идентичность. Процесс адаптации к новому религиозному разнообразию продолжался около полувека. Хотя государство сохраняло структуру светского законодательства, американский народ остановился на определении своей культурной идентичности как «иудео-христианской», что показано в фундаментальной книге V Херберга «Протестант – католик 一 еврей» (Protestant 一 Catholic – Jew) [Herberg 1955].

С 1960-х годов Соединенные Штаты сталкивались с еще большими вызовами плюрализму. Во-первых, в атмосфере социальных изменений, расовых, этнических, идеологических и гендерных проблем, войны во Вьетнаме и политического кризиса, стали появляться многочисленные новые религиозные движения, привлекавшие массы молодежи. Социальные реакции на эти движения иногда выливались в антисектантское движение и истерию «депрограммирования». Во-вторых, после 1965 года в США направились новые потоки миграции из Латинской Америки, Азии и с Ближнего Востока. Новые иммигранты оказывались не только различными по расе, многие также принесли в страну новые религии, в том числе индуизм, буддизм, ислам и ряд других [Gathering in Diaspora 1998; Religion and the New Immigrants 2000; Eck 2001]. Вряд ли будет большим преувеличением сказать, что сегодня любая религия, когда-либо и где-либо существовавшая в мире, имеет последователей в США. Возросшее присутствие не-иудео-христианских и неконвенционных религий поставило американское общество перед множеством вопросов, среди которых особенно острым является вопрос о национальной идентичности, сформулированный политологом С. Хантингтоном в книге «Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности» (Who Are We? The Challenges to American National Identity) [Huntington 2004].

В ответ на эти новые вызовы некоторые люди призывают расширить идентичность, говоря об «авраамических религиях» или об «одной нации под властью Бога (one nation under God)», тогда как другие подчеркивают важность для Америки протестантских корней. Одновременно с этим многие переоценивают самое понятие плюрализма. Представляет ли собой плюрализм положительное для американского общества явление? Хотя некоторые ученые защищают его[86], другие куда более осторожны[87]. Ряд судебных дел и политических конвенций уже пошатнул законодательную базу плюрализма. Беспокойство за судьбу плюрализма перед лицом подобных явлений заставляет отдельных исследователей напоминать, что «светский характер государства (disestablishment) и свобода вероисповедания не вечны. В США они находятся под постоянной угрозой со стороны групп, исповедующих определенные религиозные взгляды» [DAntonio, Hoge 2006: 354]. По моему мнению, однако, поскольку в США присутствует структура гражданских и культурных учреждений, поддерживающих религиозный плюрализм, а гражданское общество высокоразвито, сценарий, при котором отделение религии от государства будет упразднено на законодательном уровне, маловероятен. Представляется, что плюрализация – это необратимый процесс.

Хотя этот процесс был запущен случайно, идея отделения церкви от государства, как и все инновации, оказалась заразной и способной к быстрой диффузии [Rogers 1995]. Конечно, как показывает история, процесс внедрения этого принципа в различных странах Европы и Азии был долгим и трудным, полным борьбы, отступлений и неожиданных поворотов.

Китай в этом отношении представляет собой особенно интересный случай. На протяжении веков в имперской Поднебесной сосуществовало множество религий. Конфуцианство, культурная традиция, имеющая религиозное измерение, или квазирелигия, была принята в качестве ортодоксии, а даосские и буддийские движения дополняли его в качестве дозволенных гетеродоксаль-ных религий [Weber 1951; Yang 1961]. После свергнувшей династию Цин революции 1911 года Китай превратился в первую азиатскую республику. Примерно в то же время перед лицом западного империализма и необходимости создания современного национального государства часть китайской элиты вознамерилась сделать конфуцианство монопольной национальной религией или государственной религией (гоцзяо), подобной англиканству в Британии или синто в Японии. После ожесточенных дебатов и разногласий все-таки возобладала американская модель. Несмотря на отсутствие единодушия по этому вопросу у элит и населения, молодая Китайская республика провозгласила в конституции принцип свободы вероисповедания. В последующие десятилетия Китай дестабилизировали войны и политические кризисы. Наконец, в 1949 году над его материковой частью захватила власть Коммунистическая партия Китая. Китайская республика под властью Гоминьдана (националистической партии) отступила на остров Тайвань, где правила по закону военного времени до 1987 года, когда прописанный в конституции Китайской республики принцип свободы вероисповедания снова обрел воплощение. Сегодня на Тайване свободно действуют многие религии и религиозные группы. На материковом Китае, несмотря на политические метаморфозы режима, принцип свободы религиозных убеждений был сохранен конституцией Китайской Народной Республики. Однако на практике различные конфессии подвергались репрессиям и попыткам искоренения, как это показано в предыдущих главах.

Динамика олигополии

При изучении церковно-государственных отношений и религиозных метаморфоз в обществе, применяют социологические теории, основанные на европейском и американском материале. Когда эти теории в отсутствие модификаций прилагаются к обществам за пределами глобального Запада, полученная картина неизбежно будет искажать реальность. Учитывая, что в современном мире преобладает религиозная олигополия, при исследовании церковно-государственных отношений и изменения религии в сегодняшнем мире нам следует использовать теорию олигополии.

Чтобы проиллюстрировать необходимость усовершенствования нашего концептуального аппарата, возьмем только один пример. Согласно Старку и Финке [Stark, Finke 2000], религиозная монополия порождает ленивое духовенство, а следовательно, менее религиозно мотивированное население. Напротив, нерегулируемая религиозная экономика «будет проявлять тенденцию к плюрализму», то есть конкурировать за долю рынка в ней будет большее число религиозных «предприятий» [Stark, Finke 2000: 198]. «В той степени, в которой на религиозном рынке отсутствует регуляция и присутствует конкуренция, – пишут они, – общий уровень причастности к религии будет высоким» [Stark, Finke 2000:199]. Трансформации религии в Соединенных Штатах, по-видимому, в полной мере демонстрируют поведение нерегулируемого рынка религии. Со времени принятия Первой поправки к конституции США процент принадлежности к религиозным организациям среди населения страны стабильно возрастал от 17 % в 1774 году до 62 % в 1990 году [Finke, Stark 1992].

Однако особенность олигополии состоит в том, что в ней одновременно присутствует и государственная регуляция, и конкуренция. Здесь конкурируют религии, одобренные государством, поэтому ситуация несколько отличается от той, которая складывается в плюралистических обществах [Yang 2007]. Фаворитизм со стороны правительства является существенным фактором развития тех или иных религиозных групп, и между конфессиями нередко возникает борьба за благосклонность государства [Yang, Wei 2005]. В то же время, чтобы достичь успеха на рынке, религиозные лидеры вынуждены мобилизовать и другие ресурсы, поскольку на этом рынке с ними конкурируют другие официально санкционированные религии, а также несанкционированные религиозные объединения.

В связи с чем используемую теорию, как это сформулировано в главе 5, необходимо скорректировать. Усиление ограничительной регуляции внутри олигополии не обязательно приведет к снижению участия в религиозной деятельности. Скорее, за этим последует усложнение рынка религии, возникновение трех его видов с определенной динамикой. В условиях усиления регуляции деятельности религий действительно может снизиться членство в формальных религиозных организациях, однако другие формы религиозности не исчезнут. Будет ограничена допустимая численность религиозных организаций и прописаны определенные виды деятельности, которые они смогут осуществлять, но вместе с тем возникнет черный рынок религии, несмотря на высокие риски для индивидов, готовых действовать на этом рынке. Также возникнет серый рынок религии, при этом соотноситься по масштабу с другими рынками он будет пропорционально той степени, в которой красный, официальный рынок религии ограничивается государством, а черный им подавляется. На сером рынке фигурируют как явно религиозные феномены и активность, так и имплицитные формы религиозности. С усилением ограничений и репрессий против религии серый рынок будет расширяться. В условиях жесткой регуляции он будет нестабильным и динамичным, делая попытки государственной суперструктуры регулировать религиозную жизнь невероятно трудной, если не невозможной задачей.

Кроме того, в условиях олигополии, по-видимому, неизбежна религиозная плюрализация. Учитывая соотношение социальных и политических дивидендов от регуляции религии и необходимые для ее осуществления затраты финансовых, политических и человеческих ресурсов, рациональным выбором со стороны государства станет ослабление ограничений и легализация большего числа религий. В Китае, помимо пяти больших конфессий, признаваемых центральным правительством, легальный статус в последние годы получают на местах другие религии, в том числе православное христианство в северо-восточной провинции Хэйлунцзян, культ Мацзу и «Триединства» в провинции Фуцзянь на юго-востоке Китая и культ Хуан Дасяня в провинциях Чжэцзян и Гуандун в южной части Китая. Ряд этнических меньшинств возвращаются к традиционным народным религиям, воспринимая их как часть своей культурной идентичности. В то же время также стремятся к официальной легализации в Китае возникшие за границей различные новые религии, в том числе мормонство, Церковь Объединения и бахаизм. Ряд групп, действующих на черном рынке религии, стремится перейти на серый рынок, а группы серого рынка хотят, получив государственную регистрацию, выйти на красный.

Заключение

В какой степени государство может контролировать религию посредством регуляции? Очевидно, что эффективность политической власти в этой сфере прежде преувеличивалась как при рассмотрении западных обществ, так и при рассмотрении Китая. Теория трех рынков показывает, что в таких случаях необходимо учитывать действие мощных экономических сил и что религиозные группы и верующие не всегда реагируют на регуляции так, как того хочет государство. Искоренить религию в современном глобальном мире жесткая регуляция неспособна, она может привести лишь к усложнению рынка религий, вытесняя религиозные организации и верующих в его серый и черный отделы.