Дальнейшее развитие: уточнение, пересмотры и замены

С тех пор, как была сформулирована теория трех рынков религии, прошло около 15 лет. За это время сама религия и ее правительственная регуляция в Китае существенно изменились —некоторые перемены оказались существенными, к примеру, чувствительное наступление на христианство и ислам; уничтожение христианских церквей, мечетей, снос крестов и полумесяцев на зданиях; искоренение подпольных католических епископатов, делегитимация протестантских домашних церквей[101] и кампания по китаизации (чжунгохуа) всех религий [Yang (forthcoming)]. Многие друзья и недруги теории тройственного рынка задавались вопросом, осталась ли она применимой или ее следует уточнить, пересмотреть или заменить другой. Чем руководствоваться в дальнейшем в эмпирических исследованиях и в теоретических построениях? В рамках настоящего очерка я смогу только очень кратко ответить на эти вопросы.

Во-первых, объяснительная сила теорий религиозного рынка в целом прошла испытание временем и пережила многие трансформации религиозной жизни. Теория трех рынков религии была разработана в первую очередь для описания религиозной ситуации в современном Китае, где во время «культурной революции» религия подверглась репрессиям с целью искоренения ее как сферы общественной жизни, а потом, в эпоху экономических реформ, возродилась, несмотря на ограничительные регуляции со стороны государства. Как и предсказывала теория, со стороны государства последуют нацеленные на растущий серый рынок религии более изощренные формы регуляции, но либо окажется, что эти формы регуляции невозможно воплотить в жизнь, либо они повлекут за собой непредвиденные последствия.

Как сказал в процитированном выше фрагменте Мэдсен, коммунистическое государство стремилось разнести религиозные группы и их деятельность на сером рынке по красному и черному рынкам религии. Однако исследования частных случаев религиозной жизни, собранные в настоящей книге, показывают, что эти попытки властей столкнулись с несметным множеством трудностей, среди которых не последнее место занимает локальная специфика религиозной жизни и динамика взаимодействия между агентами рынка. Примером может служить то, как Кэсянь Хуан рассматривает Истинную церковь Иисуса (ИЦИ), местную китайскую пятидесятническую деноминацию с долгой историей, запрещенную государством с 1950-х по 1980-е годы. В последние годы некоторые конгрегации ИЦИ присоединились к комитетам протестантского «Патриотического движения за три свободы», уйдя с черного и серого рынков религии в красный сектор религиозной экономики. Хуан объясняет это появлением нового поколения церковных лидеров, лучше знакомых с логикой бюрократии и обладающих навыками взаимодействия с местными чиновниками. Однако в других областях конгрегации ИЦИ остаются частью серого рынка религии. При этом они всюду стремятся сохранить свои определенные традиции, которые идут вразрез с внедряемыми правительством регуляциями.

Статья Цзян иХэ о церквях народа хани в провинции Юньнань демонстрирует, что успешная регистрация церкви в государственных органах зависит от множества факторов, в число которых входят отношения между христианством и местными традиционными религиозными верованиями, церковно-государственные отношения в данной местности и местный уровень организации христианского миссионерства. Хао Юань в своей статье исследует Общество учеников (ОУ), записанное властями в разряд сецзяо («вредоносных сект»). Однако некоторые лидеры Общества, не разделяя однозначно негативного отношения к нему партийного государства, предпринимали попытки договориться с местными властями, и их тактика пока работает, коль скоро они не подвергаются прямым репрессиям со стороны государства, в отличие от Церкви Всемогущего Бога, которая стала основным объектом открытых гонений. Более того, как показывает в своей работе Хуэй Ли, некоторые церкви красного рынка предпочли уйти на серый рынок. В таких случаях большую роль играют религиозная мотивация, личность церковных лидеров и их отношения с местными чиновниками, отвечающими за религиозные дела.

В своем очерке Дэцзи Кун представляет один из самых удивительных случаев религиозной жизни на сером рынке: церковь народа мяо (хмонг) в Этническом парке провинции Юньнань представлена как образец этнической культуры этого народа, хотя христиане составляют в нем меньшинство. Туристов стало привлекать хоровое пение христиан мяо, а этнический туризм был одобрен экспертами по культуре и провинциальными властями. В тематическом парке работает настоящий священнослужитель, а в церкви проводятся для сотрудников парка религиозные службы (причем среди прихожан встречаются люди разного этнического происхождения), однако управление по делам религий не признает ее в качестве религиозного заведения, то есть она не принадлежит к красному рынку религии.

На сером рынке действуют не только многие христианские церкви. Хао Чжао исследует историю храма бога изобилия Цайшэня в сельской местности провинции Сычуань. Руководители храма не присоединились ни к буддийской, ни к даосской ассоциациям, поэтому храм не признан управлением по делам религий в качестве официального религиозного заведения. Однако при нем существует центр поддержки пожилых людей, что дает ему некоторую степень легитимности в качестве гражданского объединения. Янь и Линь показывают, как в городе Чжаньцзян, провинция Гуандун, активно адаптируются к новым социальным, политическим и культурным условиям жрецы народной религии, оказывающие религиозные услуги. Цуйцуй Чжао рассматривает в своем очерке случай религиозной конкуренции христианской церкви и местной общины последователей народной религии в провинции Чжэцзян. При том что христианская церковь находится в красном сегменте религиозного рынка, последователи народной религии, аппелируя к своим верованиям и защищая законность своей веры, обращались к властям и пытались препятствовать возведению христианского церковного здания.

Юнцзэ Сяо исследует домашние церкви в провинции Цзянсу. Хотя эти церкви составляют часть серого рынка, вызовы, с которыми они сталкиваются в организационном плане, связаны не только с репрессиями со стороны правительства, но и с необходимостью адаптироваться к урбанизации. Хао Юань, изучая церкви рабочих-мигрантов в Пекине, также демонстрирует связи между урбанизацией и организационными трансформациями церкви. И напротив, домашняя церковь в Нанкине, которую описывает Чжипэн Чжан, представляет собой прибежище горожан с университетским образованием. На этом примере видно, что некоторые религиозные группы на сером рынке сознательно стремятся оставаться небольшими, чтобы иметь большую организационную гибкость. Мэньинь Ху исследует «церкви художников» в Пекине, которые также представляют собой характерные для серого рынка религиозные «ниши».

Церкви на сером рынке не избегают влияния партийного государства. Как показывает Лин Ван, лидеры домашней церкви в Пекине агитировали своих прихожан следовать политике партии «одна семья – один ребенок». Когда эта политика сменилась в 2016 году политикой «двух детей», в этой церкви, как и во многих других домашних церквях, активизировалось движение пролайферов. Наконец, Янь Лю открывает перспективы изучения христианских онлайн-сообществ. Несмотря на то что партийное государство стремится поставить религиозный контент в Интернете под жесткий контроль, многие группы в социальной сети WeChat ухитряются избежать цензуры, существовать и развиваться.

В ответ на рост серого рынка религии в 2005 году партийным государством был принят пакет регуляций религиозной активности. Вскоре стало очевидно, что не по всей стране эти регуляции проводятся в жизнь одинаково. Спустя несколько лет, уже после начала эпохи Си Цзиньпина, правительством была принята новая версия регуляций, вступивших в силу в 2018 году. С тех пор выходят или готовятся специализированные регуляции, которые касаются таких предметов, как религиозные ассоциации, помещения для отправления религиозных культов и учебные заведения (академии, семинарии). При этом сбылся мой прогноз:

Вообще, религия представляет собой дефицит, в обществе по-прежнему происходят религиозные пробуждения, а религиозные искатели и верующие продолжают искать и верить. На основе подробного или, наоборот, панорамного рассмотрения религиозной жизни Китая мы видим, как многие старые и новые религии 一 мормонство, бахаизм, индуизм, Игуаньдао, группы китайской религии и новые духовные учения, основанные на китайских традициях, – либо стремятся перейти из черного рынка в серый, либо из серого – в красный, либо довольствуются своим серым статусом. Новые регуляции поставили вне закона домашние христианские церкви, заставив их уйти в черный рынок, при этом большая часть таких церквей осталась в новых формах активной даже во время пандемии коронавируса, а некоторые из них успешно проводят для тысячных аудиторий популярные онлайн-собрания, осуществляя евангелическую миссию, охватывающую не только Китай.

Во-вторых, теория трехцветного рынка религий, несомненно, нуждается в развитии, уточнении и пересмотре. Отдельные ее положения требуют прояснения и более четкого артикулирования на основе здравого смысла, логики и принципов научности. Например, некоторые ученые по-прежнему думают, что теории религиозных рынков говорят о коммерциализации религии, т. е. постулируют, будто религиозные товары и услуги всегда продаются за деньги. Возможно, такое непонимание связано с тем, что в Китае «храмовая экономика» – это почтенная научная дисциплина, изучающая собственность храмов традиционной религии, их налогообложение и ритуалы, которые совершаются там за деньги.

В последние годы во многих традиционных храмах коммерциализация превратилась в серьезную проблему. Дело не только в том, что цены на благовонные палочки или удары в ритуальный колокол возмутительно высоки, – но и в том, что подобные товары и услуги могут приобретаться людьми бизнеса в качестве взятки должностным лицам. Некоторые священные горы вместе с расположенными на них храмовыми комплексами регистрируются в качестве коммерческих компаний и участвуют в биржевых торгах. Однако теории религиозного рынка рассматривают не коммерциализацию религиозных продуктов и услуг – они изучают религиозное предложение, религиозный спрос и их регуляцию. При этом религиозный рынок 一 это не аналогия и не метафора. Некоторые исследователи традиционных китайских религий неверно восприняли мои определение религии и классификацию религий, заявляя, что в последней очерняются народные религии, что явно не соответствует действительности. Мои определение и классификация инклюзивны и широки, и они должным образом утверждают право на жизнь неинституционализированных верований и практик. Я подробнее разбираю свое определение в новой статье «Определение религии для ее социологического изучения в Китае и за его пределами» [Yang 2019].

Опираясь на теорию трех рынков религии, я разработал теорию экономики дефицита в области религии и теорию религиозной олигополии, опубликовав свои выводы в формате статей и книг. Предполагается дальнейшее совершенствование теории в заданных рамках. В частности, можно задать следующие вопросы: как на микроуровне можно измерить и задокументировать религиозное пробуждение? При каких условиях дремлющие религиозные потребности превращаются в активный спрос на религиозном рынке? Что касается мезоуровня, то каковы паттерны групповой динамики в религиозных объединениях на разных рынках религии? Как функционируют религиозные группы на черном рынке? Как конкурируют религии на красном рынке? Как позиционируют себя группы на сером рынке и какие цели они перед собой ставят? Наконец, на макроуровне уместно задаться вопросами, где пролегает граница между тремя рынками религии и как в исследованиях исследованиях религиозных рынков можно свести качественные характеристики к количественным.

Когда формулировалась теория трех рынков, количественные данные о религии в Китае были в большом дефиците. К тому же «изобретательность, которую проявляют агенты серого рынка, ускользая от регуляций, также делает трудным для исследователя документирование и квантифицирование этого типа религиозности» [Yang 2006: 97]. Однако с тех пор квантитативные исследования религии стали доступны. Первые количественные исследования составляющей больший сегмент серого рынка китайской народной религии [Yang, Hu 2012; Hu, Yang 2014] я провел, работая с моим бывшим аспирантом Ху Аньнином. Исследования подобного рода, возможно, помогут понять динамику трансформаций религии по всему миру. Впервые «народную религию» наряду с институциональными религиями включил в 2015 году в свои опубликованные материалы Исследовательский центр Пью (опрос «Будущее мировых религий: проекции роста населения, 2010-2050») [Pew Research Center 2015]. По мере того как собранные данные накапливались, а их качество возрастало, у наших исследовательских коллективов появилось больше исторических, квалитативных и квантитативных отчетов о трех рынках религии, которые были отражены в публикации «Атлас религии в Китае: социальные и географические контексты» [Yang 2018]. В этом отношении сделать можно еще многое. Однако мы также осознали ограничения существующих количественных методов, применяемых в исследовании религии и религиозности при помощи социальных опросов. Мы экспериментировали с новыми опросниками, которые, возможно, лучше фиксируют те формы религиозности и духовности, которые особенно преобладают в восточноазиатских обществах [Yang 2016; Yang, Yang 2017; Chao, Yang 2018].

Религия в Китае часто рассматривается как особый случай в рамках более широкой теоретической модели – то есть некая основанная на собранном вне Китая материале теория применяется к этой стране «по остаточному принципу». Теория трех рынков религии 一 первая теоретическая модель, сформированная специально для того, чтобы описать религиозную ситуацию в Китае. Однако будучи социологической теорией, она должна иметь более широкое применение. По причине ограничений, связанных с нехваткой личной компетенции, времени и ресурсов, ни я, ни моя исследовательская команда не имеем возможности применить ее в исследовании многих других социумов. Может пройти время, прежде чем работающие с такими социумами ученые заинтересуются этой моделью и применят ее в своей работе. По мере того как моя книга выходит в свет на корейском, итальянском, китайском и русском, на мою теорию постепенно откликаются исследователи разных стран. А ученые из Чехии, Вьетнама и некоторых других стран сообщили мне о возможной применимости этой теории для объяснения религиозных трансформаций в их собственных обществах.