Маркс

Лет десять тому назад у меня случилась лекция в Гугенхайме. Про современное искусство, вестимо. Сразу после самолета, что было довольно тяжело. После лекции, как заведено, я был приглашен на ужин людьми, которые оплачивали акцию: у музеев своих денег на приглашение лекторов нет, они, такова распространенная в мире (к сожалению, мы к этому миру пока не относимся) практика, используют многочисленных спонсоров-доброхотов. У меня таковыми была чета Маркс (я потому запомнил, что на карточке, которую протянул глава семьи, было написано: Карл Маркс Корпорейшн. И далее – как слоган: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Остроумно). Впрочем, Карл Маркс вряд ли был истинным главой семьи – его супруга была и крупней, и властней. Он, видимо, давно с этим смирился и даже отпустил несколько шуточек по поводу тотальной невозможности перечить еврейским женам. Позволил себе. В общем, вполне милые светские люди. Совсем не бедные. Разговор тек так себе, не было стимула развернуться. Заказываем десерт. Я выбрал крем-брюле. Там, как вы знаете, есть обязательная коричневая карамельная корочка. Госпожа Маркс, видимо, исчерпав сюжеты для разговора, спрашивает:

– Алекс, а как у вас дома готовят крем-брюле? Как вы добиваетесь этой корочки – ставите формочку на гриль или обжигаете поверхность прямо электрозажигалкой? Или газовой?

У меня дома крем-брюле отродясь не готовили. Да и с домом в ту пору были проблемы. Но национальная гордость великороссов, по-ленински говоря, не дала мне уклониться от ответа. Пришлось импровизировать на ходу.

– Знаете ли, использовать электричество в таком нежном десерте – последнее дело. У меня дома, разумеется, используют открытый огонь. Обжигают такой специальной большой спичкой.

Наступила тишина. Неожиданно для меня – зловещая. И тут мадам Маркс бьет своего Карла Маркса локтем в бок и с каменным лицом, чтобы я не заметил, довольно зло шепчет ему в ухо:

– Сколько раз я тебе говорила – нужен открытый огонь. А ты – электрозажигатель, электрозажигатель! Перед приличными людьми стыдно!

Русский массаж

Есть у меня дружок парижский – Олег Яковлев. Отличный, недооцененный художник (хотя есть в лучших музеях, а абстракции выставлял – см. каталог «Другое искусство» – еще, считай, мальчишкой). Просто в Москве с 1977 года, как уехал, так и не был. Значит, из русской жизни выпал: у нас ведь – кто не в тусовке, на глазах, того вроде и нет. А он к тому же и жизнь устроил не типично русско-эмигрантско-художническую: не кочевал с нашим арт-народцем от выставки к выставке (русской), не обрастал куратор-скими дружбами и пр. Менял профессии, богател настолько, что собирал уорхолов, беднел настолько, что продавал уорхолов, словом, зажигал. Я знавал его в разные периоды. Впервые живал в его мастерской, когда уорхолы еще висели, джакузи бурлило, жизнь била ключом. И вот как-то раз с утра мы долго отходили от какой-то вечеринки, и перед нами встал вопрос: что делать? Олег просматривал газеты.

– Во, интересно – русский массаж.

– Наверное, банально – секс-услуги?

– Нет, в этой газете французской таких объявлений не дают. К тому же – массаж «со своим столом». Что-то другое. Русский? Интересно, чем от французского отличается? Что в нем такое особенное?

Соскучился, видать, Олежка по русскому. Позвонили. Часа в четыре подъезжает такси. Помогаем шоферу вынести складной стол, очень компактный. Выходит дама. Лет сорока пяти, блондинка, очень ухоженная. Деловитая – показала, как разложить стол, ушла, переоделась в какой-то шикарный зеленый медсестринский костюмчик.

– Готова.

Тут увидела наш стол, и все пропало. Выпила первую рюмку и началось (собственно, мы как исследователи жизни на это и рассчитывали, массаж как таковой не очень нас волновал). О жизни. Какой у нее был чудесный советский муж, посольский работник. Как она жила с ним безбедно. Но как мужик был так себе. Да и среда, сами представляете, советская, посольская. Все на виду, все друг на друга постукивают. Но он все, что мог, для меня делал, пылинки сдувал. Не знаю уж как, все доставал. Какие-то у него делишки левые были. До сих пор им купленные вещи донашиваю. И вот я, старая дура, захотела чего-то другого! Более, что ли, яркого! И нашла себе на голову яркого – французика молодого. Мужик был классный, жизнь показал французскую, о которой я и представления не имела: кабаки, шалманы. Танцы. Веселье. Нюхать научил, вообще всему научил – богема!

– Художник, что ли? – встряли мы.

– Какой художник! Жиголо! Живет за счет баб и знакомых. Чистый Мопассан! А я то, дурр-рра, надеялась! Жениться обещал! К родителям в Бретань возил! А когда мы все мужнино прожили, слинял. Я к мужу – он так в Париже и остался, на родину не уехал. Живет неплохо, подлец. Значит, от меня все же заначил немало. Украденного. Кулак такой хитрожопый. Живет с новой девкой, представляете. Я к нему. А он на порог не пустил. Вот вам и пылинки сдувал. Француз тоже смылся. Вот я одна и осталась. До чего дошла – массажем вынуждена зарабатывать. Ничего, я их обоих засужу. Вы не смотрите, что я массажистка, у меня два процесса! Со своим и с французиком! Что-нибудь да выгорит! Хотя эти французские суды! Все по блату.

Рассказ длился часа четыре. Заходили и уходили люди, а она все повествовала. Не отказывая себе в рюмочке. Наконец с трудом встала.

– Ну, мальчики, собирайте массажный стол. И такси вызовите. Я за час массажа беру столько-то. Кэшем.

Ничего себе – это за четыре часа полоскания-то мозгов! Набежало! С другой стороны, сами виноваты. С нашим интересом, как говорили бытописатели в девятнадцатом веке, к физиологии нравов. Дескать, чужая жизнь, и берег дальний. Это денег стоит. Зато с тех пор мы знаем, что такое русский массаж. Со своим столом.