За пять-шесть лет наше кино мощно укрепилось в зрелищности и сильно потеряло в интеллекте. (Сравнивать же его с кинематографом шестидесятых — семидесятых годов вообще не стоит, а то я разрыдаюсь прямо в клавиатуру, вспомнив что-нибудь вроде «На войне как на войне».) Скажем, в 2012 году вышла картина Карена Шахназарова по роману Ильи Бояшова «Белый тигр». Сложная, даже изысканная мистическая история противостояния блуждающего по земле германского танка (воплощение германского духа) и невероятного русского паренька в исполнении выдающегося артиста Алексея Верткова. Он из обычного человека превращался во что-то запредельное по силе ненависти и противостояния злу. Заканчивался фильм совсем странно — беседой (явно загробной) Адольфа Гитлера с неким журналистом, и Гитлер вежливо объяснял, что он всего лишь хотел воплотить в жизнь все сокровенные мечты Европы. Для широкой публики это было, что называется, не в коня корм. А вот теперь, когда существует большой запрос на нашу победу, нашу борьбу, наше величие, наше движение вверх, хук слева, бабах и тыдыщ, — спортивные и военные фильмы имеют стабильный успех. Фильмы определённого толка — прямолинейные и примитивные.
Возьмём образ врага. Ведь это важно — с кем и за что идёт война. Экипажу танка противостоит, в сущности, один человек, немец Клаус Ягер (Винценц Кифер). Характер его не разработан, никаких предысторий нет, отношений с другими нет. Он сверкает голубыми глазами, нехорошо ухмыляется и ведёт бой, преследуя наш танк сначала под Москвой, потом на своей земле. Так и ухмыляется всю картину, хоть бы пару слов двинул о возлюбленном национал-социализме. Или ещё как-то проявил свою дьявольскую сущность. Вот в военном кино, которое в годы войны и снимали, образ врага, разумеется, был обрисован самыми чёрными красками (на войне как на войне). Но он был обрисован! Немцы издевались над женщинами, стреляли в детей, вешали партизан, сжигали деревни… Посмотрите хотя бы, что они вытворяют в фильме «Радуга» (1944) Марка Донского, как гоняют по снегу босую и беременную крестьянку в исполнении артистки Натальи Ужвий! В Америке содрогнулись от такой жестокости, Рузвельт прислал Донскому сочувственное письмо. Врага показывали примитивно для наглядной агитации, для доказательства нашего морального превосходства. Потом наш кинематограф развился до более сложных моделей: враг мог оказаться и умным, и образованным, и способным на душевные движения, и всё равно моральное превосходство было за нами.
В «Т-34» враг показан примитивно без цели агитации, а в целях игрового упрощения. Превосходство командира танка младшего лейтенанта Коли Ивушкина (Александр Петров) не моральное, а профессиональное. Он профи, и немец профи, но наш Коля быстрее соображает, лучше реагирует и громче орёт, чем немецкий Клаус. И собой попривлекательней. Единственный момент, когда можно говорить о моральном превосходстве, — когда в финале Коля не стреляет в поверженного Клауса и даже протягивает тому руку, но этот момент и повергает зрителя в некоторое недоумение. Так лихо шла игра — и вдруг. Впрочем, Клаус тут же рухнул с моста, а всё остальное вполне укладывается в привычную схему мальчиковой «игры в войнушку». Всякие сюжетные выверты и психологические сложности тут ни к чему. Да и публика давно разучилась воспринимать «слабые сигналы», поэтому зрителя теперь надо равномерно, в правильном механическом темпе лупить по голове. Чтобы он не задавался разными глупыми вопросами вроде того, почему у героя после трёх лет мучения в концлагерях такие ослепительные белые зубы? Да потому, что это не герой войны, а герой войнушки, и нечего тут правду жизни а-ля покойный Герман разводить.
Сначала одинокий русский танк почти справился с целой танковой ротой (1941). Потом мы переносимся в немецкий концлагерь (1944), где в полном составе оказался танковый расчёт Ивушкина. Неугомонный Клаус опознаёт своего противника и поручает ему освоить — на полигоне, который удачно расположен прямо возле лагеря, — захваченный русский танк. Танк припёрли с фронта в Германию, не удосужившись вынуть трупы бойцов. Стало быть, смышлёный экипаж заворачивает трупы вместе с обнаруженными в танке снарядами, просит захоронить бойцов достойно и таким образом прячет снаряды за территорией лагеря. Тупость немцев начинает превышать даже агитки сороковых годов. Тут в дело вступает переводчица Анна (Ирина Старшенбаум), которая сразу положила глаз на Колю Ивушкина, когда он, ещё избитый и окровавленный, стоял под дождём у эшелона и отказывался назвать немцам своё имя. Развития любовной истории мы не увидим, игра в войнушку не предполагает таких нежностей, ясно же, что Анна похитит все карты и нарушит все планы немцев, выражая любовь одними лишь грустными взглядами. Слова излишни, когда перед тобой Александр Петров! Наш танк, оказавшись на полигоне, стреляет по немцам и благополучно уходит по автобану в сторону Чехословакии. Причём немцы впадают в такой глубокий шок, что танк успевает взять фору километров в сто. Время от времени режиссёр (он же и автор сценария) подпускает юмора, когда наш танк тормозит то возле бензоколонки (герр заправщик сразу сметает флажок со свастикой куда подальше), то около городского рынка (надо подкрепиться, фрау торговки понимают без слов, что такое русский танк в городе). Да, европейцы, подзабыли вы, что такое русский танк в городе! Напомним?
Вот на этой неудовлетворённой жажде напомнить, показать, доказать да хотя бы сыграть в то, что «мы победители», и построена картина «Т-34». Она примитивна, потому что примитивен её породивший запрос. Несомненно, кино для масс деградировало. Актёрам играть нечего — никто не запоминается, кроме героя, Петрова, и механика (обаятельный Виктор Добронравов), но они постоянно крупным планом в кадре. Невольно вспоминаешь умного «Белого тигра» Шахназарова, где ясно ощущалось, что танк — порождение человеческого духа, что он изнутри человека рождается и из него выползает. И «Т-34» — порождение русской мужской агрессии, неприкрытой и несмягчённой, как в кино советских времён. Когда в танках, сражаясь за правое дело, сидели люди, живые люди, с историей, с биографией, с прекрасными текстами на устах, с отличными песнями советских композиторов за кадром. Они верили в братство народов, они детей спасали! А экипаж «Т-34» спас только сам себя да хорошенькую переводчицу…
Кстати, поразило меня, что над картиной «Т-34» трудилось четыре композитора. Это беспримерно. И непонятно зачем: всё равно запоминается лишь старая песня Вениамина Баснера на стихи Михаила Матусовского, процитированная на финальных титрах.
А что до аттракционов «войнушки» в картине, так всё отлично сделано. Весь бабах — высшего на сегодня сорта.
Странный парень — Иосиф Джугашвили
Ведь говорил товарищ Сталин товарищу Булгакову, который задумал писать пьесу «Батум»: все молодые люди одинаковы, не надо писать о молодом Сталине. Но Александринский театр (Санкт-Петербург) пошёл наперекор воле вождя, и на его сцене состоялась премьера спектакля «Рождение Сталина» (2019). Роды длятся два часа без антракта, виновник происшествия — руководитель Александринского театра режиссёр Валерий Фокин.
Вот только не надо сразу напрыгивать на меня из ваших станов (чума на оба ваши дома) с криками «оклеветали гения!» или, наоборот, «реанимировали упыря!». Меня интересует исключительно эстетика — столь масштабная историческая фигура имеет полное право оказаться героем художественного произведения. Но со Сталиным дело как-то не заладилось с самого начала.
Булгаков пьесу свою провалил — она не просто плоха, а ужасна. В свою композицию Фокин даже не смог выбрать из треклятого «Батума» ни одного протяжённого фрагмента — пригодился только маленький монолог. Да, есть монументальные, мертворождённые фильмы («Клятва», «Падение Берлина»), где фигурирует Сталин, но там он идол, всемогущий и всезнающий, нет никаких признаков художественного исследования. Их не было и потом — разве что Алексей Петренко (картина «Пиры Валтасара») и Максим Суханов («Дети Арбата», «Утомлённые солнцем-2») интересно сверкали глазами, намекая на масштаб личности. Сама личность оставалась запредельно герметичной и непостижимой. Но ведь был же он маленьким… был юношей… учился, любил, мечтал. Вот за этот нежный хвостик юности и попробовал ухватить Валерий Фокин своего героя. Зачем — не знаю. Режиссёра вообще томит что-то непонятное, что-то он хочет нам рассказать о власти, о государстве, чего мы ещё недопоняли. Для чего-то ходят у него в «Гамлете» охранники с овчарками? Во всяком случае, ждать от Александринского театра с его роскошными интерьерами нормального спектакля для публики, комедии или мелодрамы, в костюмчиках да с музычкой, не приходится. Спектакли тут мрачные, но короткие. Насколько картины молодости Иосифа Джугашвили привлекательны для зрителя, судить не берусь, я-то вообще как носорог: мне что ни покажи, я только улыбаюсь, но чтоб за деньги. по своей воле. Однако идёт волна, визжат соцсети, прибежали в избу дети с криком «реанимация упыря!», так что многие захотят посмотреть своими глазами.
Итак, перед нами проходят несколько картин из жизни молодого Иосифа Джугашвили (Владимир Кошевой): первая — в семинарии, где он общается с мамой и другом, потом действие переносится на улицу, там Сосо встречает гопника Камо и увлекает того в революцию. Далее мы на конспиративной квартире, где пируют друзья, обдумывая «эксы» (грабежи), и среди них есть одна девушка, аристократка Ольга. Затем происходит удачный «экс», и друзья собираются на природе, танцуют и поют песни. Сосо сам в грабежах не участвует — он стратег. Его идея — повязать своих друзей кровью (здесь звучит несколько фраз из «Бесов» Достоевского), поэтому он собирается свершить страшное, приказывает убить сына буржуя Бархатова. Но отменяет приказ — приятно чувствовать себя богом. Далее Сосо планирует ограбление отца Ольги.
Отца этого убивают (вне сцены). На могиле отца наш Сосо, абсолютно как шекспировский Ричард, убеждает Ольгу в своей правоте и даже увлекает её возлечь на свежевырытой могиле. Потом Сосо попадает в тюрьму, и у него начинаются галлюцинации: к нему из будущего приходит он сам — с трубкой, в белом мундире, то есть со всеми общеизвестными причиндалами. В этом образе мы видим народного артиста Петра Семака. К себе самому молодому Сталин относится весьма критически: слабак. Джугашвили же к Сталину испытывает скорее восторг: ты — бог? — спрашивает он его. Но диалог обрывается, и из оркестровой ямы поднимается по диагонали огромный серый идол с усами, застывая на полпути.
Литературная основа спектакля слаба, клочковата и хаотична. Характеры не выписаны, нет конфликтов, действия тоже нет — иллюстрации. В программке обозначено, что эта основа состоит из исторических материалов и «текстов современных авторов». Тут впору испугаться — неужто Фокин держит на цепи, где-то в подвалах Александринки неких безымянных «современных авторов», пишущих тексты из-под палки? Оказалось, приглашённый драматург с театром поссорился и снял своё имя. Однако какие-то плоды его трудов остались в спектакле. По-моему, покушаться на художественное освоение Сталина всё- таки хорошо бы во всеоружии. Хотя бы иметь крепкого драматурга. А вот художник «Рождения Сталина» Николай Рощин поработал умело и задушевно: картины играются на платформах или в коробках, прилежно стилизованных под дотошный театр пятидесятых годов. С тщательно выписанными иконами, если перед нами семинария, расставленными на полках кувшинами, если мы в трактире, и так далее. Живописные задники усиливают ощущение театра 1954 года. Вот разве что изящная ветка яблони (или вишни) в цвету, которая как бы висит в воздухе над компанией друзей-революционеров, не из пятидесятых годов.
Ритмы театра 1954 года, я думаю, применены режиссёром сознательно, но они убаюкивают многих зрителей своей замедленностью, тягомотностью, неоправданными паузами. Добро бы текст был Гоголя или Шекспира, тогда бы происходящее источало хоть какой-то культурный смысл. Но мы слышим текст «современных авторов» — ничего нет страшного, но и захватывающего тоже ничего нет. Мало материала для актёрской игры, кроме, конечно, Кошевого — Джугашвили. Сложный случай.
Владимир Кошевой сыграл Раскольникова в сериале «Преступление и наказание», и зритель мгновенно запомнил его более чем выразительную внешность и незаурядный темперамент. Он актёр-странник: его можно встретить во многих театрах. В БДТ он играет в «Игроке» по Достоевскому, а теперь «достоевское прошлое» привело его на сцену Александринки к Иосифу Джугашвили. Никакой это не Джугашвили, а это типичный бледнолицый юноша из Достоевского, странный парень, богоборец, революционер, грубиян с горящими глазами и нехорошей усмешкой. Стать самому богом — вот его тайная цель, и это типичная мания из Достоевского, думаю, абсолютно чуждая реальному Иосифу Джугашвили. Актёр привлекателен, и то, что он играет, не лишено смысла, но острота рисунка тонет в общем болоте, вязнет, утяжеляется, и вспоминается один старинный принцип театра: «Громче и быстрее!»
В общем, никто на сцене Александринского театра в этот вечер не родился. Сталин прибыл уже готовым, а Иосиф Джугашвили оказался скромной вариацией из Достоевского, на основе посредственной драматургии, в добротных декорациях, без актёрского ансамбля, но с прекрасным исполнением грузинских песен (на что в театре имеется дивный хормейстер Иван Благодёр). Часть публики так сомлела от скуки, что наградила бурными аплодисментами мальчиков- газетчиков, которые пару раз выскакивали на авансцену и бодро выкрикивали что-то на грузинском языке. Энергия! Куда ж девалась энергия, отчего она утекла со сцены Александринки и как без неё работать?
Без неё ставь хоть про Сталина, хоть про Пушкина, хоть про Христа — результат будет один и тот же.
Злые мужчины на морозе и без женщин
Фильм «Союз спасения», посвящённый декабрьскому восстанию 1825 года, вышел в конце года 2019-го и снискал умеренную, но несомненную благосклонность публики и устойчивую неприязнь критики. Группа критиков, входящая в состав гильдии кинокритиков, даже назвала его худшим фильмом года. Поскольку сегодня никому доверять нельзя, пришлось тратить собственное зрение и время в размере 136 минут.