Межевой эта Утка была названа потому, что во время оно по ней проходила граница владений Демидовых и Строгановых. В месте ее слияния с Чусовой расположено старинное село Усть-Утка. На противоположной стороне реки высится угрюмая, заросшая густым хвойным лесом гора Старуха. Чуть пониже села Чусовую словно бы перегораживает камень Красный.
Усть-Утка была одной из самых крупных пристаней, чем-то вроде выдвинутых на запад ворот Нижнего Тагила: в этом направлении шел сбыт демидовского металла. Ее и называли тогда Уткинской Пристанью. «На стрелке, где Утка сливалась с Чусовой, стояла караванная контора и был устроен громадный шлюз, за которым строились и оснащивались барки-коломенки. Весной, во время сплава, эта пристань жила самой кипучей жизнью, а потом точно засыпала на целый год. Меня удивляло больше всего то, что дальше этой пристани не было никакой колесной дороги, точно здесь кончался весь свет». Это — из воспоминаний Мамина-Сибиряка.
Мы сами не заметили, как очутились в родных местах Дмитрия Наркисовича; он родился вот здесь, на Межевой Утке, в Висиме (или по-тогдашнему — на Висимо-Шайтанском заводе), где и провел в очень скромной по достаткам поповской семье четырнадцать первых лет жизни. Он любил в шутку именовать себя «висимским автором», который-де «вскормлен висимским хлебом, вспоен висимской водой». До сих пор сохранилось здание школы, в которой будущий писатель учился.
Висим был одним из типичнейших горнозаводских поселков Урала. Мамин-Сибиряк описал его (под именем Ключевского завода) в превосходном своем романе «Три конца Концы» эти — «кержацкий», «тульский» и «хохлацкий» — при известной наблюдательности, как утверждают этнографического склада умы, различимы еще и посейчас.
…Вернувшись из Висима на попутной машине уже под вечер, Историк с Лириком разыскали Физика без особого труда. Однако жареными хариусами не пахло, как вообще не пахло пищей. Разъяренные экскурсанты, наскоро макнув проштрафившегося товарища с кормы «Утки» в Утку Межевую, набросились на холодную тушенку. И только уже после этого произошел нижеследующий сварливый разговор.
На вопрос Физика, что же они видели в Висиме, Лирик буркнул:
— Халупку… На школу нисколько не похожа: три окошка на улицу… крыша четырехскатная… труба… Мы избалованы: для нас это не школа… И как памятник старины — тоже не впечатляет… крыша — не та, труба — не та, калитка — не та… А что «то», никто уже толком не ведает. Как плотники говорят про никуда не годный старый дом: «Подруб, надруб и середина вон». Что же остается тогда? Исторический памятник? А где сидел Митя Мамин? Здесь, говорите? Быть этого не может!
— Ну почему же, помилуй!
— Мне всегда кажется, что прошлое — это не только в прошедшем времени… Оно еще и в другом месте… чуть ли не в другой какой-то стране… Чем дальше от нас прошлое, тем дальше и эта страна. А совсем не в этом доме, не на этой реке, не у этих скал…
— Разве эти скалы без прошлого?
— Мне говорят: «Здесь проезжал Мамин-Сибиряк». А где это «здесь», когда и вода, и деревья совсем другие! И даже скалы… Иное дело Савоська Кожин. Вот это прошлое!
— А что думает на этот счет Физик?
— Ммм… метафизика!
Лирик упорствовал:
— Ваше прошлое — примитив! Черепки в пещере… собачьи кости…
— Мы воспринимаем его как материалисты.
— Вы все сводите к одному измерению! Вы все хотите по Эвклиду, а надо по Лобачевскому, по Эйнштейну. Не улыбайся! Пусть я не знаю, как по Эйнштейну, но я знаю, что надо по Эйнштейну! Не так все просто, как вам мнится! Тут одним ярлычком «метафизика» не отделаешься!
Историк сказал:
— Я понимаю, куда он гнет. Египетские пирамиды, Троя, раскопанная Шлиманом, покинутые города — Ангкор, Пергам, Мачу-Пикчу. Ушли люди, осталось «прошлое», так сказать, «в чистом виде». Вот какое «прошлое» убедительно для нашего друга. Так оно на самом деле убедительно! Но чаще оно не где-то отдельно, а вкраплено в настоящее, бок о бок с ним, как Зимний дворец с областным управлением милиции Ленинграда, как Дом-музей Чехова и Планетарий на Садово-Кудринской. Урал еще своеобразнее в этом смысле. Уральское прошлое, оно как ржавые гвозди в ящике с новыми. Чтобы его увидеть, надо переворотить весь ящик. На Урале мало музеев, мало мемориальных досок, стрелок и разного рода указателей — даже на такой тропе, как Чусовая. II это не оттого, что уральцам плевать на свое прошлое или на свои исторические памятники, пет. Здесь особое отношение к прошлому: я бы сказал, деловое. Это замечательно выразил Бажов: Урал-де нужен нам не как история, а как современность. Понимаете? Даже похожий на музей Суздаль не согласен на роль Суздаля-музея. Уральцы же давно привыкли ставить прошлое на службу настоящему. И ничего не видят в этом зазорного. Напротив! Контрасты усиливают впечатление. Надо только уметь смотреть. Вспомните-ка староуткинский «самовар»!..
Рабочий поселок Староуткинск мы проехали несколько дней назад.