Дверь хлева была приоткрыта, изнутри лился тусклый свет. Заходить без предупреждения не хотелось, и Пуа окликнула Самуэля — пропела его имя так протяжно, как больше никто не умел.
— Я тут, — отозвался Самуэль.
Обернувшись, она увидела их. И тут же раскрыла рот — ровно настолько, чтобы язык смог выскользнуть и смочить губы. Но, сколько бы она этого ни делала, они тут же пересыхали снова.
Са-а-му-у-э-эль, скрестив ноги, сидел на земле, за его спиной — на скирде сена — разместился заплетавший ему косички Исайя.
— Привет, Пуа, — улыбнулся Самуэль. — Я последовал твоему совету. Гляди-ка. Мне! Заплетают косички! Не чудо ли? Ой, Зай! Не дергай так!
— Привет, Пуа, — поздоровался Исайя.
На земле возле них стояло ведро. Пуа подошла, зачерпнула воду ковшом и жадно отпила. А потом тоже села на землю.
— Славные у тебя косички, — сказал Самуэль, и Исайя согласно кивнул.
Пуа ошеломленно смотрела на них.
— Чего ты? — спросил Самуэль.
Она не ответила. Все пыталась так наклонить голову, чтобы открылось Воображаемое. Но оно лишь вспыхивало на мгновение и тут же пропадало. Там тоже стемнело, и светлячки уже начали свое ночное представление. Пуа разглядела за крохотными огоньками два силуэта. Прильнув друг к другу, они сидели на берегу сверкающей реки. Из воды временами взмывали в воздух рыбы и тут же ныряли обратно. Потом они встали и направились туда, где мельтешили блестящие жучки. Мужчина, высокий и мускулистый, обнял пышногрудую женщину, и они закружились под едва слышную музыку. Колыбельная, догадалась Пуа. И тут же все светлячки вспыхнули разом, осветив пару. Это были Другая Пуа и Ее Самуэль. Улыбаясь, она заглянула ему в глаза, смотрела долго, и вдруг оно все же случилось! Ошибки быть не могло. Всегда накрепко запертая дверь внезапно отворилась. И наружу выскользнул слабый, словно от свечки, лучик света. «Как долго я тебя ждал» — вот что говорил этот свет.
Пуа попыталась ухватиться за ускользающее видение. Но как ни наклоняла голову, оно больше не возвращалось.
— Пуа? — окликнул ее Исайя.
По щеке скатилась слезинка.
— Пуа? — повторил за ним Самуэль.
Она обхватила себя руками, утешаясь собственным объятием. А подол платья тщательно подоткнула под подошвы.
Левит
— Больно уж ты на женщину смахиваешь, — сказал Самуэль, сгребая вилами разбросанное возле стойл сено.
Струйки пота стекали по его лицу, образуя лужицу в ямке между ключицами.
Исайя как раз собирался идти доить коров, но, услышав слова Самуэля, замер с ведрами в руках. Больше всего его поразил тон: не грубый, нет, скорее тон человека, который долго обдумывал мысль, позволял ей кружить в голове и во рту, а потом, устав держать ее под замком, наконец выпустил наружу и испытал облегчение. И все же Исайя обернулся к нему с улыбкой.