Исайя, дернув ртом, отступил.

— Не думал о таком, не? — продолжал Самуэль.

— Стало быть, не одному, а двоим сразу больно сделать хочешь?

Исайя огляделся по сторонам — окинул взглядом лошадей в стойлах, снопы сена, инструменты, беспорядочно развешанные по стенам на ржавых гвоздях, деревянные балки крыши. Все смотрел и смотрел, словно бы изучал собственный разум, пытаясь отыскать в нем ответ на вопрос Самуэля. Однако попадались ему лишь трещины.

— Мне порой чудится, что я тебя вовсе не знаю, — наконец отозвался он, по-прежнему шаря взглядом по стенам.

— Э, не-е, знаешь. Я — это тот ты, которому ты воли не даешь.

«Скажи уж, тот я, которого я на волю выпустил», — хотел было возразить Исайя, но решил, что это бессмысленно. И произнес только:

— Что ж, они, сдается, тебе только спасибо скажут. Женщины, в смысле. За твою сноровку. Уж Пуа так точно.

— Ревнуешь, — нахмурился Самуэль.

— Может, и так. Но не из-за того, о чем ты думаешь.

— Я ж так. Коли ты думаешь тут остаться, проще тогда…

— Как решишь, так тому и быть, — перебил его Исайя.

Самуэль с усилием выдохнул через нос и бросил:

— Разные мы.

Он не собирался говорить этого вслух, но было поздно. Слова уже вырвались и, будто рассерженная мать, ткнули Исайю пальцем в лоб и ущипнули за руку. Теперь оставалось лишь потирать ноющие места и глядеть на Самуэля, признавая поражение.

Тому же впервые в жизни стало противно от того, какой густой смрад висел в хлеву, как он лип к коже. К соли на языке теперь примешивался какой-то новый кисловатый гнилостный привкус. Зажав нос, Самуэль ненадолго задержал дыхание. А потом направился к ведрам, которые бросил Исайя.

— Давай лучше я коровами займусь. А ты пока с сеном закончи, — предложил он, подхватил ведра и пошел к выходу.

Почувствовал спиной встревоженный взгляд Исайи, но не остановился.

Коровы приветствовали Самуэля нетерпеливым мычанием.

— Зая ждете, а? — спросил он.