— Знаешь, живи-ка ты своей жизнью, а к этим ребятам не лезь.

— Самуэль мой друг, — бросила Пуа, раздраженно сдвинув брови.

— У тебя от всех друзей мурашки по загривку бегут, вот как сейчас?

— Это от жары.

— Брось, девка, не морочь мне голову.

Сара всегда говорила правду, какой бы горькой и колючей она ни была, и вынести это порой бывало нелегко. Она не сглаживала острые углы, не шлифовала слова, и те больно ранили. Однако из каждого укола вытекала лишь крохотная капелька крови. Можно и перетерпеть. К тому же в капельках этих Пуа видела ответы, с которыми даже Сара не готова была столкнуться. Многие их и знать не хотели, но только не Пуа. Она-то понимала, что сила твоя измеряется в том, сколько правды ты можешь вынести. Пускай все остальные на плантации спали, лично она собиралась бодрствовать, как бы больно это ни было.

— И?

— И ничего. Просто оставь их в покое, — вздохнула Сара.

Озноб прошел. Пуа надеялась, что Сара заметит это и успокоится. Поймет, что она сказала достаточно и гостья ее услышала. Мелкие уколы легко перенести. Проще пережить боль рядом с сестрами, чем когда к ней добавится целый пуд мужских насмешек. После этого Сара заговорила не сразу.

— Неча нам тут о мужиках болтать. И без того они слишком много места занимают. Аж на саму себя не остается — ни размяться, ни полежать спокойно.

— И то верно, — согласилась Пуа, пускай только на словах.

— Говоришь, повыше косы тебе поднять?

— Да-а, мэм.

Сара осторожно наклонила голову Пуа вперед, обнажив загривок. Та прижала подбородок к груди.

— До чего ж у моей Мэри голова была чувствительная. Косички ей приходилось плести толстенные, а то она больше двух-трех не выдерживала. — Сара рассмеялась. — А ты вот ниче, терпеливая. Можно и потоньше да покрасивее сделать. Время-то терпит.

Пуа закрыла глаза и погрузилась в мысли.

Да уж, время терпит.