В трещинах вокруг двери мелькают всполохи. Глаза Доминика расширяются, а губы шепчут:

– Пожар…

Я приоткрываю дверь, но тут же снова захлопываю ее. Языки пламени уже поглотили весь кухонный пол.

– Черт! Как же мы выберемся отсюда? – восклицаю я голосом, надтреснутым от страха.

– Здесь есть какое-нибудь окно?

– Нет, только люк в яму, но это нас не спасет.

– Что за яма?

– Ледник, допотопная холодильная камера для хранения продуктов.

Дым уже просачивается в дверные щели. По молчаливому согласию мы спускаемся по ступенькам погреба вниз. За последнюю пару лет я много раз сходила по ним, чтобы взять с менее заметной полки бутылку вина или ликера. Я знаю каждую скрипящую доску, каждую неровность в каждой ступеньке.

Вскоре мы опять оказываемся в полной темноте. Доминик достает свой мобильник. И в свете его фонарика я с ужасом вижу: весь погреб уже полон дыма.

– Мы надышимся дымом и умрем, если не выберемся отсюда, – говорю я и моментально закашливаюсь. – Надо позвонить попросить о помощи.

– Я уже позвонил в полицию, когда был на улице, – кашляет в ответ Доминик. – Они выехали, но снегопад может задержать их в дороге.

Опустившись на карачки, мы пытаемся вдохнуть более чистый воздух, еще оставшийся под пеленой дыма. Его действие уже сказывается на мне – я становлюсь вялой.

Фонарик в телефоне Доминика еще светит. Я оглядываю знакомое пространство. Погреб выглядит так же, как и в день моего отъезда из дома. Высокие стеллажи заставлены рядами винтажных бутылок. А в углу так и стоит одна из приставных лестниц деда, придающая погребу схожесть с библиотекой. Библиотека ликеров… Я вспоминаю, как дядя Тай сообщил мне о том, что покупатель настоял на выкупе всей нашей коллекции вин. Тогда мне показалось, что дядя был очень расстроен. Хорошо, что так вышло, мелькает у меня в голове. Да где хорошо? Все ужасно! «Хуже и быть не может!» – вопит голос разума.

– Когда огонь прорвется сквозь дверь, весь погреб мгновенно займется пламенем.

Я стараюсь не представлять себе, что с нами будет. Но страшные картинки упрямо маячат перед глазами: языки огня пожирают нас, тела содрогаются в предсмертной агонии…

– Раз та яма использовалась как холодильная камера, возможно, она нас защитит. – Доминик изо всех сил пытается скрыть свой страх. – Хотя бы на время…

Я киваю. И ползу на четвереньках вперед, кашляя в локоть и смахивая капли, стекающие из слезящихся глаз. Добравшись до угла погреба, я шарю рукой в поисках люка. Вот он!

Вцепившись пальцами в кольцо, я тяну на себя крышку люка. Нехотя, но она открывается. Из ямы вырывается холодный затхлый воздух. Мне стоит огромных усилий не отпрянуть назад. Доминик направляет фонарик вниз. Свет слишком слабый, чтобы разредить черноту ямы. И все же мне удается различить знакомые каменные стены, ступеньки старинной железной лестницы и влажный земляной пол. Мне не хочется туда спускаться. Пальцы впиваются в края лаза, но рука соскальзывает, и я едва не падаю в яму головою вниз. Доминик хватает меня за плечо, оттаскивает назад.

– Спасибо, – бормочу я, и в этот момент осознаю резкий контраст между ним – этим парнем, которого я еще несколько недель назад считала своим злейшим, заклятым врагом, – и дядей Таем, моим кровным родственником. Один из них когда-то толкнул меня навстречу опасности, другой уберег от нее.