— Да. Вы к алтарям, мы к городу — главный жертвенник там. И поторопитесь.
— Если выжигать сангву, быстро не получится, — заметил Тано.
— К демонам сангву, тебе тут дорогу проложили! — вспылил Рик.
— Так если она — жертвенник, может, лучше ее все-таки сторонкой объехать?..
— Думаю, уже без разницы — она свою роль уже сыграла. Да и некогда объезжать.
— А что делать мне, Альтарган Алрик?.. — проговорил император, стараясь всеми силами выглядеть таким же уверенным, серьезным и собранным, как другие опытные воины. Но близость смерти обнажила его настоящее лицо, без напускного имперского величия, и он никак не мог взять себя в руки настолько, чтобы скрыть его.
— Не высовываться, — с грубоватой прямолинейностью выпалил Рик.
— Альтарган, я — император… — с искренней мукой в голосе проговорил Рэбэнус, отбрасывая все привычные правила, нормы и этикет, которым на настоящей войне не остается места. — Как же я буду прятаться за чужими спинами, когда мои воины умирают в бою у меня на глазах?.. Как мне потом жить с этим бесчестьем?..
Этого еще сейчас не хватало!
Бедняга был потрясен всем увиденным до глубины души, и никак не мог прийти в себя. Все-таки он был еще очень, очень юн. Не по годам, а по жизненному опыту. Рик в его возрасте был уже зрелым воином и повидал много всякого, о чем не пишут в книгах. Рэбэнус был другим, но и место он занимал совсем иное.
И если только он сунется в передние ряды — ему конец.
— Мы не в тронной зале, так что отвечу прямо и без обиняков: глупая смерть еще ничью биографию не украсила, — строго, как старший брат, сказал ему Рик. — Каждый должен заниматься своим делом: правитель — править, жрец — молиться, а воины — убивать врагов и умирать на поле боя за свой народ и императора. И лучшее, что вы можете сделать — это оставаться таким императором, воевать за которого им будет не стыдно!
— Я вас понял, — дрогнувшим голосом проговорил Рэбэнус, с трудом выдерживая тяжелый взгляд Рика.
— Ну и хорошо, — уже мягче сказал Рик. — Тогда все по местам и погнали. И храни нас всех Свет.
Он кивнул Тано, обменялся на прощанье долгим взглядом с Элгором.
Кто знает, удастся ли еще свидеться.
— Береги души моих демонов, Алрик, — с прищуром глядя на друга, хмуро проговорил Элгор, отъезжая. — Вернусь — всех пересчитаю.
Рут иногда казалось, что она ненавидит Шахара больше всех на этом свете. За все то, что он ей причинил, Рут мысленно убивала его сотни, тысячи раз. И за Элгора, и за саму себя, и за Рика, и за детей.
Ей нередко вспоминался тот миг, когда Шахар с ухмылкой схватил ее за горло, а мерзкая сангва впивалась все глубже в ее тело.
Шахар хотел убить ее детей. В этом она не сомневалась. Он хотел, чтобы беспомощная Рут чувствовала, как агонизирует жизнь в ее утробе — и при этом видела вблизи лицо убийцы.