Проблема отчасти объяснялась безграничной немецкой самоуверенностью, которую еще больше раздувало феноменально быстрое наступление. Подводя итоги прошлого, Гейнц Гудериан назвал это чистейшим безумием: «До наступления зимы
Эти первые успехи были, однако, достигнуты на территориях, в сущности, враждебных лишь недавно навязанному им советскому режиму и притом против дезорганизованной и деморализованной армии. По мере того как немцы продвигались дальше на территории, принадлежавшие СССР до 1939 г., проблемы со снабжением и потерями все больше усугублялись, тогда как советская ставка смогла ввести в бой войска второго эшелона с целью блокировать дальнейшее продвижение немцев на Москву. Исход сражений за Смоленск в июле 1941 г. убедил Гитлера в необходимости отвести войска с центрального направления. Вопреки совету своих генералов Гитлер решил не бросать все силы непосредственно на Москву, а лишить Сталина жизненно важных для него территорий, особенно Ленинграда и индустриального Донецкого бассейна. Однако при переходе от стратегии уничтожения к стратегии истощения постепенно становилось ясно, что кампания едва ли закончится до наступления русской зимы[264].
Чрезмерная уверенность в военных успехах сопровождалась провалом политического планирования. Оккупационная политика нацистов отражала экстремизм их военных целей. Вообразив, что русская кампания станет очередным блицкригом, нацисты почти полностью игнорировали политические амбиции порабощенных народов Советского Союза[265]. Немецкая экономическая политика не оправдала и надежд местного населения на отмену советской коллективизации. Гитлер стремился к безграничной эксплуатации советских территорий и к беспощадному господству над ними. В планах нацистов Советский Союз рассматривался как огромная территория, которую необходимо обезлюдить, чтобы нацисты смогли создать на ней свою колониальную империю.
Учреждая военную администрацию, вермахт прежде всего стремился установить порядок и безопасность у себя в тылу. Для выполнения «особых политических задач» в районах, находящихся под военной юрисдикцией, были развернуты гиммлеровские эйнзатцгруппы, и уже к августу они приступили к геноциду советских евреев, включая женщин и детей. Гитлер, однако, не доверял вермахту полного выполнения своей радикальной программы. Поэтому он стремился быстро передать управление оккупированными территориями гражданской администрации, а ее поставить под контроль нацистской партии и таким образом заложить основу своего имперского «нового порядка».
Глава З
МАССОВЫЕ РАССТРЕЛЫ ОСЕНЬЮ 1941 ГОДА
К осени 1941 г., заняв обширные территории Советского Союза, немцы приступили к массовым расстрелам евреев. Подробные отчеты эйнзатцгрупп и послевоенные расследования свидетельствуют о том, что с конца июля расстрелы «интеллигенции» сменились крупными акциями, жертвами которых наряду с мужчинами стали также женщины и дети[266]. В сентябре и октябре эта тенденция была закреплена: эйнзатцгруппы в некоторых областях приступили к уничтожению целых еврейских общин[267].
Некоторые историки объясняли ужесточение террора тем, что Гитлер мстил евреям за провал его планов быстро сокрушить Советский Союз. Однако настоящий кризис вермахта начался лишь в декабре 1941 г. Если говорить о судьбе советских евреев, то сделать последний шаг к геноциду Гитлера побудило не крушение его планов, а, напротив, «эйфория победы»[268].
Несмотря на более упорное сопротивление вермахту начиная с середины июля, уверенность Гитлера в победе усилилась благодаря захвату 450 000 советских военнопленных в районе Киева и подготовке окончательного наступления на Москву к концу сентября. В середине ноября верховное командование сухопутных сил все еще было уверено, что еще до конца 1941 г. захватит Москву, а возможно, и Ленинград[269]. Расправа с евреями вполне соответствовала первоначальной концепции Гитлера о создании на востоке «жизненного пространства»
1 сентября 1941 г. в соответствии с планами Гитлера контроль над Западной Белоруссией (Weifiruthenien) перешел от военной администрации к гражданской. Гаулейтер Вильгельм Кубе был переименован в Генерального комиссара. Официальная передача полномочий состоялась в торжественной обстановке в Минске 31 августа 1941 г. (см. илл. 2). На практике реальная передача власти произошла не сразу. Для создания властных структур практически с нуля гражданской администрации требовалось время, хотя бы для того, чтобы дождаться приезда персонала из Германии, а пока в регионе осталась 707 пехотная дивизия для обеспечения армейских коммуникаций. Подразделения дивизии продолжали осуществлять властные полномочия в главных городах в качестве местных комендатур. Военные власти признавали, что вследствие слабости оккупационных сил придется во многом полагаться на импровизированную местную полицию[270].
Представление о трудностях, с которыми столкнулось создание гражданской администрации, дают немецкие доклады того времени. Областной комиссар (Gebietskomissar) города Слоним, Герхард Эррен, жаловался на нехватку всего необходимого: от канцелярских принадлежностей до транспорта. Особой проблемой была задержка прибытия необходимого ему немногочисленного немецкого персонала — часть служащих приехала из Германии только в январе 1942 г. Первые недели гражданская администрация потратила на поиски помещений для работы и жилья, а также на набор вспомогательного персонала из числа местных жителей[271].
В Западной Белоруссии выбор персонала осложнялся национальными конфликтами между поляками, белорусами и литовцами. В период польского правления почти все административные посты занимали поляки. Среди белорусов, в частности, не хватало людей с достаточным для занятия ответственных должностей образованием и опытом. К тому же энергичные и честолюбивые поляки стремились занять при немцах влиятельные посты для защиты своих интересов[272].
В августе военные операции немцев на Центральном фронте сосредоточились на южном направлении с целью завершить окружение мощных советских сил вокруг Киева. Успешно осуществив эту операцию, вермахт смог вторгнуться в восточную Украину. Именно в это время были проведены первые массовые расстрелы на юге. 28-31 августа 320 полицейский батальон под командованием начальника СС и полиции Юга Фридриха Екельна расстрелял около 23.600 евреев в Каменец-Подольске. Вслед за этим в середине сентября были проведены еще две акции в Бердичеве и Виннице, где, судя по имеющимся источникам, было убито свыше 10.000 евреев[273]. В Житомире 3145 евреев были уничтожены 19 сентября. В ходе этой операции еврейский квартал был оцеплен шестью десятками украинских милиционеров, а 12 грузовиков для транспортировки предоставила полевая комендатура и местная администрация[274].
В середине сентября, вскоре после захвата Киева, в городе возник сильный пожар. Это был акт советского саботажа против штаба 6 армии, расквартированного в гостинице «Континенталь». 26 сентября служба безопасности приказала киевским евреям явиться на регистрацию. Явилось свыше 30.000 человек, включая женщин и детей. 29 и 30 сентября все они были расстреляны во рву Бабий Яр близ Киева[275]. Немецкие источники назвали это ответной карательной акцией. На самом деле вышеупомянутый акт советского саботажа послужил лишь предлогом для расправ, которые и так уже начались в этом регионе.
Еще одна крупная акция была проведена в Ровно 6-7 ноября 1941 г., когда полиция безопасности с помощью 320-го полицейского батальона и местной украинской полиции расстреляла более 15.000 евреев[276]. 15 ноября вышеупомянутый Фридрих Екельн с должности начальника СС и полиции Юга был переведен на такую же должность в Ригу, где в декабре 1941 г. организовал крупную акцию по «очистке» гетто, в которой погибло еще 30.000 евреев[277].
Массовые расправы над евреями прокатились также по центральной Украине. На участие местной украинской вспомогательной полиции указывается в немецком докладе от октября 1941 г., касающемся операции против евреев, оставшихся в Кривом Роге. Вся украинская вспомогательная полиция (Hilfpolizei) была задействована в акции по очистке города от евреев[278]. В Днепропетровске до начала немецкой оккупации жило 100.000 евреев. Из них, как сообщается, 70.0000 бежали еще до прибытия немцев, 10.0000 из оставшихся были расстреляны 13 октября 1941 г. подразделениями, подчиненными начальнику СС и полиции[279]. Во многих местах квалифицированным еврейским рабочим временно сохраняли жизнь, чтобы не наносить дальнейшего ущерба местной экономике[280].
К концу сентября 1941 г. немцы начали подготовку к решающему наступлению на Москву. В тылу наступающих войск эйнзатцгруп-па В стремилась увеличить скорость уничтожения евреев. Зондеркоманды следовали за наступающей группой армий «Центр», а главные эйнзатцкоманды оставались на местах, чтобы более тщательно «очистить» восточную Белоруссию. В октябре были проведены массовые расстрелы евреев в Могилеве, Полоцке и Витебске, в ноябре — в Бобруйске, Орше и Гомеле[281]. В Витебске немецкие власти не пропускали в гетто продукты питания. Многие евреи умерли от голода, других немцы расстреляли, чтобы они не распространяли «заразные болезни»[282]. После зачистки гетто в Могилеве оставили в живых лишь несколько евреев для работы в качестве квалифицированных ремесленников в трудовом лагере[283].
Зимой 1941-42 г. много антиеврейских «акций» было проведено в городах и деревнях восточной Белоруссии и России, находившихся под контролем немецкой военной администрации[284]. Например, в районе Могилева мелкие подразделения 8-й эйнзатцкоманды под руководством начальников службы безопасности СД прочесывали окружающие деревни в поисках евреев. Некоторые еврейские семьи были арестованы и брошены в могилевскую тюрьму и потом расстреляны. Других убивали там, где их нашли[285]. Местная полиция, находившаяся в ведении военной администрации, привлекалась для облав на евреев и для их охраны, как, например, в Мглине и Старо-дубе осенью 1941 г.[286] В Крупке в октябре активную роль в массовых расстрелах евреев играл вермахт[287].
В середине ноября 1941 г. командир эйнзатцгруппы В Артур Небе утверждал, что с начала кампании «ликвидировал» 45.467 человек. Однако сослуживцы и соперники Небе из других эйнзатцгрупп превзошли его достижения[288]. Небе также отмечал тенденцию евреев бежать на восток впереди наступающих немцев. Многие евреи, конечно, бежали в ходе советской эвакуации, которая теперь была организована лучше, чем в самом начале военных действий[289].
Когда наступление на центральном фронте возобновилось, из Риги в Минск была откомандирована эйнзатцкоманда 16 с задачей перенять обязанности полиции безопасности в Минске и Западной Белоруссии. Батальон литовского шуцманства (позже известный под № 12) был также отправлен из Каунаса в Минск и действовал там под контролем немецкого 11 резервного полицейского батальона[290]. Это подразделение немецкой полиции охраны порядка было в свою очередь подчинено военному коменданту Западной Белоруссии Густаву фон Бехтольсгейму командиру 707 пехотной дивизии. Прибытие батальона литовского шуцманства совпало с волной кровавых расправ в районе Минска в октябре 1941 г. Эти операции официально считались антипартизанскими, но на самом деле были направлены против евреев, коммунистов и других «подозрительных» элементов вроде цыган, которых, согласно военным приказам того времени, надлежало расстреливать на месте[291].