Другие устраивались на работу к местным жителям, чаще всего в крестьянские хозяйства, где не хватало мужской рабочей силы[178]. В то время большинство бывших советских военнослужащих игнорировали призыв Сталина продолжать сопротивление. Некоторые на всякий случай прятали свое оружие. Было и небольшое количество партизанских отрядов, вроде тех, которые описаны в докладе одной эйнзатц-группы от начала августа 1941 г.: «Кроме того, существует проблема деятельности партизан — групп красноармейцев, отставших от своих частей. Они бродят по лесам, грабят жителей близлежащих колхозов, совершают поджоги и нападения... Продукты у сельского населения партизанские группы вынуждены отбирать силой»[179].
Такие поначалу спорадические акты сопротивления заставляли немцев подозрительно относиться к множеству людей, бродивших за линией фронта. Начальник тыла группы армий «Центр» установил крайний срок, до истечения которого всем бывшим красноармейцам предписывалось сдаться. В противном случае «с 1 сентября 1941 г. все бродячие русские солдаты, захваченные западнее реки Березина, будут считаться партизанами»[180]. Всем, кто вовремя не сдастся или будет найден на фермах, угрожал расстрел. Однако в конечном итоге эти жесткие меры лишь усугубили ту самую проблему, которую должны были решить.
Выбор 1 сентября в качестве крайнего срока сдачи объяснялся тем, что именно к этой дате Гитлер планировал передать большую часть оккупированной территории под контроль гражданской администрации. На секретном совещании 16 июля 1941 г. Гитлер объявил своим ближайшим советникам, что завоеванная территория должна навсегда остаться немецкой. Он сказал, что намеревается «разломать этот гигантский пирог на куски, удобные для того, чтобы мы могли, во-первых, над ним господствовать, во-вторых, им управлять, и в-третьих>его эксплуатировать. Русские отдали приказ начать партизанскую войну у нас в тылу. Эта партизанская война тоже имеет свои преимущества — она дает нам возможность уничтожить каждого, кто посмотрит на нас косо»[181].
На этом совещании рейхсмаршал Герман Геринг подчеркнул необходимость получать продовольствие с оккупированных территорий. Это мнение отражало довоенные немецкие расчеты, согласно которым война сможет продолжаться еще один год лишь при условии, если весь вермахт будет питаться за счет России. Большой объем подлежащих изъятию ресурсов приведет к голодной смерти несколько миллионов жителей востока[182]. Рейхсминистр по делам оккупированных восточных территорий Альфред Розенберг был склонен пойти на некоторые уступки местным националистам, особенно на Украине. Гитлер, напротив, считал, что в рамках его нового порядка не должно быть места для стран-сателлитов. Никто, кроме немцев, не должен носить оружия[183]. На следующий день он назначил рейхскомиссарами новых гражданских администраций в Остланде и Украине Эриха Коха и Генриха Аозе[184].
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер на этом совещании не присутствовал, но роль его полицейских сил там обсуждали. Было решено, что на оккупированных территориях он будет отвечать за те же полицейские функции, что и в рейхе[185]. Однако Гиммлер не разделял мнения Гитлера, что не следует вооружать местное население. Соглашаясь с тем, что население не должно принимать прямого участия в борьбе против Красной Армии на фронте, Гиммлер издал в конце июля 1941 г. приказы о создании местных полицейских формирований, шуцманств, непосредственно подчиненных его собственной полицейской структуре[186]. В состав шуцманств должны были войти мобильные батальоны вспомогательной полиции и более мелкие подразделения для индивидуальной караульной службы на местных постах. Эти коллаборационисты в дальнейшем сыграли важную роль в решении всех задач гиммлеровской полиции на территориях, подконтрольных гражданской администрации.
Гиммлер хотел скорее передать власть на оккупированных территориях от военной администрации гражданской, чтобы его партийные приспешники могли взять на себя ответственность за проведение радикальных мер, запланированных им на востоке[187]. Как видно из его «застольных бесед», он предвидел практические трудности, с которыми будет связано управление такими огромными территориями: «Мы вынуждены управлять областями протяженностью 300-500 километров силами всего лишь горстки людей. Естественно, что тамошним полицейским придется держать свои пистолеты наготове. Члены партии не подкачают»[188].
Тщательно, до мельчайших деталей разработанные Гитлером, СС и армейским командованием планы развертывания их террористического аппарата на оккупированных территориях парадоксально контрастируют с эйфорической уверенностью в военной победе. Набросок плана «операции Барбаросса», в сущности, содержал лишь неопределенные намерения оттеснить Красную Армию на восток и ожидать развала прогнившей насквозь, по мнению немцев, советской системы. Впрочем, в середине июля эта уверенность казалась вполне обоснованной. Острия немецких наступательных клиньев уже приближались к Смоленску — более чем на полпути до Москвы. За первый месяц кампании было захвачено свыше 600.000 пленных[189]. Гитлер и немецкое военное руководство ожидали, что советское сопротивление будет вот-вот сломлено.
Кристофер Браунинг считает вторую половину июля решающей в наращивании личного состава, необходимого для «окончательного решения» на востоке. Немцы были уверены в победе, и в их распоряжении имелось не только три бригады СС и не менее 11 батальонов полиции охраны порядка: был санкционирован также набор местных полицейских коллаборационистов для операций под руководством Гиммлера. Эти силы должны были завершить работу, которую мелкие подразделения эйнзатцгрупп только начали проводить на обширных оккупированных территориях СССР[190].
До сих пор операции эйнзацгрупп были направлены главным образом против особых групп «потенциальных врагов», включая руководителей-евреев; занимались они и «репрессиями» против евреев. В одном из ранних отчетов эйнзатцгрупп говорится, что операции по «очистке» вначале сосредоточивались на большевиках и евреях. Меры против польской интеллигенции — кроме исключительных случаев — откладывались на более позднее время[191]. Мобильные оперативные группы (эйнзатцкоманды) проводили выборочные «селекции» в отдаленных населенных пунктах. В Городее (севернее Несвижа) в июле было арестовано 15 «советских работников», из них троих расстреляли на месте[192].
В близлежащем городе Мир в воскресенье 20 июля 1941 г. была проведена типичная акция против «интеллигенции». Всем евреям
мужского пола в возрасте от 16 до 60 лет приказали построиться на главной площади. Явилось человек 190, и немцы с помощью белорусских коллаборационистов произвели «селекцию». Большую часть отобранных составляли богатые евреи и главы семей, а также по крайней мере один учитель. Кроме 19 евреев отобрали также троих не-евреев. Всем им сказали, что их посылают на работу. Остальным велели идти домой и принести лопаты. Отобранную группу вывезли за город на грузовиках и расстреляли в ближайшем лесу[193]. О постигшей их участи сообщил один местный белорус: «На следующий день я поехал на поле своего отца в деревню Симаково недалеко от Мира. По дороге увидел их могилу. Она была засыпана кое-как, и из нее торчали руки и ноги. Могила была в лесу»[194].
В более крупных белорусских городах эти акции соответственно проводились в более широком масштабе. Первая акция в Слониме имела место 17 июля 1941 г. Один оставшийся в живых впоследствии вспоминал: «В тот день члены эйнзатцгруппы приехали в Сло-ним на 12 больших грузовиках немецкой компании Крупп. Они собрали около 2000 евреев недалеко от рынка в Центре еврейской общины и вокруг него. На каждый грузовик посадили по 100 человек, всего 1200, отвезли их на песчаный карьер Петралевичи и там расстреляли. Остальных, в том числе отца моей будущей жены, отпустили»[195].
Достоверность этого сообщения подтверждает отчет соответствующей эйнзатцгруппы, в котором говорится, что с помощью местной полиции было задержано около 2000 человек (в основном евреев). «Из них 1075 в тот же день были ликвидированы»[196]. Немцам помогали местные коллаборационисты, как, например, житель местечка Деревно. Он ходил с немцами по городу, указывая им коммунистов и других лиц, служивших в советской администрации[197].
Еврейская «интеллигенция» приняла на себя удар первой, и это повергло в ужас все еврейское население. Судя по рапортам эйн-затцгрупп, белорусов «нейтрализовали» (убивали) только если они были признаны (по доносам) большевистскими чиновниками или агентами[198]. О воздействии этих ударов на еврейскую общину можно судить по воспоминаниям одного уцелевшего жителя Барановичей: «В это время мы услышали, что по маленьким деревням ездят карательные отряды, которые убивают евреев. Мы не верили, что они убивают всех. “Невозможно убить всех до одного. Они хотят нас запугать”, — вот что говорили люди. Потом мы услышали, что в городе Ганцевичи были убиты все евреи, все до одного»[199].
В ходе июльских «чисток» в Барановичи немцы завладели большими суммами наличных денег. Операцию проводила эйнзатцко-50
манда 8 с помощью тайной полевой полиции, контрразведки (абвер) и военной полиции (вермахт)[200]. Это отражает тесное сотрудничество между эйнзатцгруппами и тыловыми частями вермахта. Например, 252 пехотная дивизия издала приказы, по которым всех захваченных коммунистов надлежало передавать в полицию безопасности[201].
Ответственность за безопасность территории в тылу наступающих немецких войск несли сформированные специально для этой цели охранные дивизии. В каждой из них имелся VII отдел, который отвечал за работу военной администрации через находившиеся под ее контролем полевые и местные комендатуры. В тылу Группы армий «Юг» действовали охранные дивизии 444, 213 и 454[202]. На центральном и северном секторах главными охранными дивизиями были 221, 252 и 403. Аналогичные охранные функции выполняли также некоторые регулярные пехотные дивизии, например, 707 и 339.
Подробности работы военной администрации в районе Винницы, захваченной частями 17 армии к 21 июля 1941 г.[203], хорошо освещены в документах и докладах полевой команды 675 за август 1941 г. 22 июля была учреждена временная городская администрация. Ее первой задачей стал ремонт объектов жизнеобеспечения — например, электростанция. В течение последующих недель на окружающей территории были назначены главы районов, а в городе сформированы отдел труда, жилищный отдел и продовольственный отдел[204].
Местные полицейские силы — милиция или служба охраны порядка (сокращенно OD) — создавались бургомистрами и подчинялись им, а также военной администрации. Вначале местные полицейские жалованья не получали. Формы у них тоже не было, они просто носили нарукавные повязки[205]. И в Белоруссии, и на Украине местная полиция набиралась на добровольной основе. Если рекрутов не хватало, на службу в полицию более крупных городов разрешалось привлекать украинцев из лагерей военнопленных[206].
При этом рекрутов проверяла на благонадежность полиция безопасности[207]. Однако в Виннице немецкие офицеры жаловались, что некоторые полицейские были назначены украинскими националистами, которые участвовали в создании местной администрации. Военные власти не всегда полагались на лояльность националистических назначенцев, и некоторых по этой причине позднее уволили. Вопрос о вооружении милиционеров решался в зависимости от того, насколько им можно было доверять. Согласно официальным инструкциям оружие вначале выдавалось лишь в случаях крайней необходимости[208].