Это был Лодик. Я встал, и мы обнялись.
– Садись, лабух, и выпьем, как бывало когда-то, чтоб дома не волновались. Выпьем за тех, кто не с нами, но очень хотел бы присутствовать.
Мы выпили. Боржоми прекрасно забивал горечь водки.
Не виделись мы более года, и за это время Лодик женился и стал папой. Меня он пригласил посетить их дом на Рогнединской. Покидая нас, Лодик предложил мне спеть что-нибудь.
– Давай, Ваха, спой, развесели народ.
Я вспомнил данную мне когда-то Лодиком песню «Болельщик Миша», и мы направились к оркестру. Старожилы в оркестре знали меня и поздоровались со мной. Я придвинул к себе микрофон и после небольшого вступления начал петь.
Я глубоко вздохнул и выпустил воздух, как будто представил самого Мишу. И вдруг посыпались аплодисменты. Кто-то кричал «бис». Я слегка поклонился, как меня учили, и отошёл в сторону. Возвращаясь к столу, я услышал голос Лодика в микрофоне:
– Внимание! Я думаю, что выражу мнение всех, если поблагодарю от вашего имени моего хорошего приятеля Вадика за исполнение песни.
Аплодисменты сопровождали меня до самого стола. Было очень приятно.
Саша поинтересовался, откуда у меня такая уверенность, и я поспешил дать ответ:
– От водки. Не осмелился бы я петь, если бы не выпил. А почему тебе, Рэма, не сыграть на аккордеоне и не спеть что-нибудь для нас и для публики?
После недолгих уговоров Рэма согласилась, и я проводил её к оркестру. Я попросил Лодика передать аккордеон Рэме, и он с удовольствием согласился. Ей подали стул и пододвинули микрофон. Небольшое вступление, и она начала петь:
Рэма спела последний куплет на немецком языке. Её голос был мягким, бархатным. Она закончила, и посыпались аплодисменты. Передав аккордеон Лодику, она подошла ко мне и прижалась. Это было её первое публичное выступление.
Мы не вернулись к столу, а спустились к танцевальной площадке и, увлечённые мелодией замечательной песни «Мама», медленно передвигались. Эта песня знакома мне с 1943 года, когда в город Чимкент приехал эстрадный оркестр. Концерт дали в фойе кинотеатра. Тогда я впервые услышал эту песню и ещё одну – «Портной». Эти песни тронули сердца присутствующих до слёз. И та и другая песни – на еврейскую тематику, и певец-еврей вложил в них столько душевных сил, столько чувств, что перед глазами слушателей рисовались картины сюжетов от услышанных слов. И «идеше маме», и портной, провожавший единственного сына на войну, никогда не сотрутся из моей памяти, и даже сегодня, услышав эти мелодии, я переживаю, вспоминая тяжёлые годы войны.
Оркестр закончил играть. Мы поднялись на второй этаж. Саша нашёл себе напарника и вёл с ним оживлённую беседу. Мы подошли, и Саша представил нам старшего лейтенанта Александра. Ещё через несколько минут к нашему столу подошла блондинка в ярко-красном платье без всяких украшений. Облокотившись на Александра, она представилась:
– Я – Клава, жена Александра.
Мы познакомились.
– Мой муж забыл, видно, что пришёл в ресторан с женой.
Страсти успокоились, и за столом нас было уже пятеро. В дальнейшем выяснилось, что Александр и Клава вернулись из Германии в Союз по замене и им предстояло много неопределённых моментов.
Долго мы ещё веселились, танцевали, выпивали и закусывали. Новые приятели наши были родом из Одессы. Саша и Клава рассказали о жизни в Германии. Они жили там как в клетке.