– Судьбы людей – в руках самих людей, Зинаида Николаевна, – сказал я на выходе, – и всё зависит от того, как люди распорядятся своей судьбой.

Передо мной стояла женщина, которая ранее, по моей памяти, не позволяла себе улыбаться, всегда была строгая, сухая. Но вот она улыбается. Лицо её испускало тёплые лучи радости, а глаза, на многие годы забывшие улыбку, светились, улыбаясь и плача, но плача от радости за то, что перед ней стояло подобие её мужа. Она обняла меня и поцеловала в лоб.

– Будь счастлив, Вадик. Да сохрани тебя Бог.

Я понял, что Зинаида Николаевна очень любила мужа. Это была пара, посвятившая себя друг другу однажды и на всю оставшуюся жизнь.

Выйдя на улицу, я решил побывать во дворе. Сараи, стоящие в ряд, как и прежде, не изменились. Я подошёл к нашему сараю, на дверях которого висел замок, и на мгновение отдался воспоминаниям прошлых лет. Вспомнил я, как строил трёхэтажную клетку для кролей, как разводил их, как ухаживал за ними. Кроли кормили нас когда-то. Вспомнил, как тренировался бить футбольный мяч о красную кирпичную стену. Вспомнил, как по рекомендации моего приятеля по школе, Стасика Попова, пригласили мы в этот сарай девицу четырнадцати-пятнадцати лет, избравшей путь проституции. Заплатили ей по рублю и удовлетворили свои потребности. Помню, долго я ругал потом Стасика и себя. Прошёлся по двору, вроде ничего не изменилось. Вышел на улицу и направился к Лодику.

Я пересёк улицу Горького и встретился с бывшим соучеником Лёвой Львом. Фамилия типично еврейская. Лёва был очень серьёзным учеником и получил по окончании школы золотую медаль. Мы радостно пожали друг другу руки. Через несколько десятков метров Лёва вдруг остановился и указал на подвал большого серого дома. Он спросил меня, помню ли я этот подвал.

– Помню, конечно. Помню, как к тебе пристал пьяный и обзывал жидом. Помню, как я опустил его в этот подвал. Помню, как он кричал и просил о спасении.

Мы ещё немного прошли, вспоминая прошлое, и, распрощавшись, расстались.

Проходя мимо автомобильного магазина на площади Толстого, я решил заглянуть туда. Стояли два образца машин: «Москвич» по цене девять тысяч рублей и «Победа», которая стоила пятнадцать тысяч рублей. Имея деньги, свободно можно было купить автомобиль. Но это не совсем так, ибо простому смертному нельзя было. Но если кто-то, расхрабрившись, купил, то тут же попадал в руки карательных органов, то есть ОБХСС, а уж они отлично знают, как и на какие деньги можно приобрести дорогие вещички.

Мне вспомнился старый советский анекдот про одного еврея, купившего машину «Победа» и не успевшего её как следует вытереть от грязи, – про то, как его привели на допрос:

– Откуда у вас, Хаимович, столько денег на покупку такой машины?

Ответ последовал незамедлительно:

– Гражданин следователь, у меня ведь ранее «Москвич» был, так я его продал, немного добавил и купил «Победу».

– А откуда деньжата у вас взялись на «Москвич»? Вы ведь товароведом работаете на овощной базе, если я не ошибаюсь.

– Вы правы, гражданин следователь, только перед «Москвичом» был у меня мотоцикл М-72. Я его продал, немного добавил и купил «Москвич». Ну а… Одну минуточку, гражданин следователь, если вы хотите меня спросить, откуда у меня деньги на мотоцикл, то я вам сразу скажу. Я имел ранее велосипед, но, гражданин следователь, за него я уже отсидел три года сполна.

Такова была обстановка в стране. Стоит автомобиль на витрине, а на него только смотреть можно. А ведь он – на продажу.

Помню из рассказа бывшего работника КГБ, с которым познакомились по пьянке, как кто-то получил извещение из Америки о переводе какой-то суммы долларов по наследству от родственника. Вызвали парня в КГБ и заставили подписать документ, запрещающий ему получить эти доллары и вынуждающий отказаться от них. Конечно же, доллары обратно не вернулись, а национализировались государством, народом.

Со стороны матери у нас были родственники в Америке, которые уехали сразу после революции. Были среди них и мои двоюродные братья. Они отыскали нас, и мы получали от них письма, но через третье лицо, ибо отец принадлежал к самой крупной коммунистической партии в мире. Однажды мы получили от них посылку с разными вещичками. Вещи эти мама продала на толкучке, а деньги ушли на жизнь. Вызвали потом отца на Короленко, 33, в КГБ, продержали целый день и заставили подписать какие-то бумаги, предупредив, что за нами будет слежка и желательно прекратить всякого рода связи с Америкой. Лишь к вечеру ждавшая целый день мать увидела выходящего отца. С тех пор прекратилась связь наша с родственниками, прервалась родственная связь, с таким трудом налаженная в послевоенные годы. Сёстры нашли сестёр, братья нашли братьев, но нашли для того, чтобы потерять. Тот, кто уже понимал, стал подумывать, насколько это справедливо. Но кому можно было пожаловаться, если всё исходило от правительства и люди молчали и терпели, терпели и молчали?

Зашёл в парадное, поднялся на третий этаж и, увидев у кнопки звонка фамилию Чернявский, позвонил. Дверь очень быстро открылась. С радостной улыбкой Рита пригласила меня пройти в комнату и удалилась, чтобы позвать Лодика. Она кормила дочку и, извинившись, убежала.

Появился Лодик. Он поблагодарил меня за то, что я его разбудил. Мы болтали о разном и по-разному. Я рассказал ему о моих планах на ближайшее будущее. Лодик рассказал о себе, о семье, о маленькой дочурке, требующей постоянной заботы. Зашла Рита и предложила познакомиться с их малышкой, которую она готовила ко сну.