«Но в Америке-то вашей тоже территорий немногим меньше», – кто-то с хорошим слухом всё-таки не унимался.

«Всё верно, но в Америке каждый штат очень самостоятелен. Законы могут быть разные. Например, в Калифорнии марихуана разрешена, теперь её там можно купить вполне легально, а вот в Техасе – под запретом».

«Что марихуану разрешили, это хорошо, а вот за гейпарады их, сука, мочить надо», – скрыться от назойливого оппонента было нелегко.

«Возьми, например, тех же американцев с их «американской мечтой». Или немцев с их пунктуальностью и вечной идеей «объединения» Европы. Или японцев… Все считают себя исключительными, и у всех есть идея, которая их объединяет. У нас тоже такая идея была – хотели коммунизм построить. А теперь вот без смысла в жизни болтаемся».

«Ну как же, – возражал я, – на смену пионерским галстукам пришли крестики».

«Да, мы взвалили на себя эти кресты и уже почти три десятка лет пытаемся отыскать, нащупать среди руин собственной истории свою, непохожую ни на чью национальную идею, – ответил Никита. – Кто-то давно, ещё в XIX веке, сказал, что идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что бог думает о ней в вечности».

По ночам нам с Никитой приходилось стоять на прогоне, но зато нам удавалось шепотом поболтать.

«Я как-то был в Турции на курорте и заметил, как мы, русские, друг друга избегаем за границей. Иностранцы, наоборот, встречая друг друга, знакомятся и потом всю дорогу вместе общаются. А мы вычисляем друг друга издалека, обходим, в глаза не смотрим. А ещё изо всех сил стараемся не быть похожими на русских. Мы стыдимся себя!» – говорил мне Никита.

«А чего стыдимся-то? Плохих манер? Так если сравнивать, например, с китайцами, то у нас не всё так уж и плохо. Или своего неумения культурно бухать? Так русские пьют нисколько не больше англичан или немцев тех же, – задавал я в пустоту вопросы. – Может, бедности своей? Но на земле достаточно стран, в недрах которых золота и нефти не меньше нашего, а люди мрут от голода».

«Знаешь, мне кажется, что стыд наш идет изнутри нас самих. Он шлейфом тянется за нами из прошлого. Мы стыдимся своего прошлого. Не того героического прошлого, где одни победы и завоевания, а того, где поражения и унижения. Мы это прошлое ни вспоминать, ни признавать не хотим. Поэтому врем. Придумываем себе новую историю, где нам не за что стыдиться», – он открывал мне совершенно новый взгляд на то, о чем я много раз размышлял.

«Получается, что мы собственного вранья стыдимся», – восклицал я, забывая тащить через дальняк ненавистного коня.

«Всё верно. Сначала начинаем врать по-малому. В детстве – из шалости, потом – чтоб подружку на секс раскрутить, будем старше – будем врать своим детям. И так по кругу», – соглашался Никита, помогая мне отвязать от канатика замотанный в целлофан сверток.

«А потом своё же вранье принимаем за чистую монету: наших военных на территории Украины нет; у нас честные выборы; я говорю правду; я верю в бога и всё такое», – нашептывали мы, вытаскивая записки из обоссанного пакетика.

Однажды после двухдневного пребывания в «боксике» я вернулся, а Никиты в камере уже не было. Никто не знал, куда его увели. Я очень надеялся, что его отпустили. Я подумал: «Неужели государственная машина, растаптывая таких молодых, как мы, затыкая нам рты, запугивая, неужели она не понимает, что рано или поздно она забуксует и скатится под откос? Разве эти деятели не понимают, что они сами себя утопят во лжи, которую льют на лопасти своей чёртовой колесницы? Они убедили себя и убеждают других в том, что их путь развития России самый правильный. Все сомнения на этот счет и критику они воспринимают исключительно как агрессию. Полстраны обсуждает коррупцию на самом верху, а они пытаются сохранить мину при плохой игре. Замалчивание и замаливание – наши русские любимые занятия».

Скажете, что молчание это не ложь? И в этом главное враньё! Молчание – самая страшная ложь! Замалчивание истины, сокрытие правды – вот величайший грех. Ведь что, например, христиане считают грехом? Они называют восемь смертных грехов: обжорство, похоть, корысть, гнев, печаль, уныние, тщеславие и гордость. Лжи в этом списке нет. А почему? Да потому что вся религия построена на ней!

Читал однажды воспоминания нашего Святейшего Патриарха: «Когда-то, ещё ребенком, беседуя со своим покойным благочестивым родителем, я спросил его: «Папа, как же можно прожить жизнь и не говорить неправды?» Отец ответил мне нечто, что я до сих пор храню в своём сердце как его заповедь – думаю, и заповедь Божию. Он сказал мне простые слова: «Сынок, никогда не говори неправды, но кто тебя тащит за язык говорить всю правду?» Думаю, что это самая правильная и богоугодная позиция в ситуации, когда слово правды может нанести вред нам самим или окружающим нас людям». В этих словах вся церковь. Замалчивая правду об убийствах, пытках, насилии, церковь становится соучастником этих страшных преступлений. И что нам на это говорит Патриарх? Он говорит запихать свой язык куда подальше и молчать. Можно ли таким молчанием сотворить благо? Благо для кого? Для убийцы и насильника?

Мы, русские, боимся истины. Мы настолько привыкли врать, перевирать, придумывать, додумывать, что такое вранье нам более понятно и естественно, чем истина. И наше уже искаженное сознание просто перестает замечать и воспринимать правду. Истина лежит перед нами, а мы гоняемся за другой «правдой», логичной и более привычной для нашего мозга.

Неужели наша национальная идея заключается во лжи? Президент как-то объявил нашей национальной идеей патриотизм. И вот уже РПЦ на волне всеобщей истерии от сакральных слов вождя называет патриотизм «способом выживания». Но если патриотизм будет основан на лжи? Мы уже проходили это. И не раз. Патриотизм – это не только гордость за страну, как нам внушают; это не только щенячий восторг от вида железных мускулов военной государственной машины; это не только головокружение от гигантских размеров территорий и от несметных богатств её недр. Патриотизм – это прежде всего принятие своей Родины такой, какая она есть. Со всеми её переломами, гнойниками, раковыми опухолями и потерей памяти. Это признание всех ошибок, что она допустила, всех преступлений, что она совершила. Это желание белое оставить белым, а чёрное – чёрным, не стирая ничего, не дорисовывая и не добавляя светлых и ярких красок. Вот в чем истинный патриотизм: не лгать и не замалчивать правду. К этому не надо призывать с высоких трибун, надо просто так жить. И со временем, с годами, десятилетиями, а может, и веками говорить правду само по себе станет нормой для целого народа, если хотите, исключительной русской национальной идеей.