«Да. Я из Свидетелей Иеговы… Не смотри так, это не заразно», – он улыбнулся.

«А вас-то сюда за что?» – иеговисты всегда были для меня просто сектой, в моих глазах они мало отличались от православных, например. В то же время я никогда не слышал, чтобы они проявляли агрессию по отношению к кому-либо или что-нибудь ещё в этом роде. Ну да, ходят они по домам, журнальчики свои предлагают, возможно, это немного навязчиво, но в то же время культурно и дружелюбно. Мне кажется, что к каждому хоть раз в жизни, но приходили иеговисты.

«История скверная, – ответил Анатолий. – Мы когда-то официальной организацией были. Здесь, в городе, я её координатором был. Больше двадцати лет назад администрация нам выделила старое здание для собраний. Кирпичное, почти разрушенное, в царские времена ещё построено было. Нам его передали, но обязали восстановить как объект культурного наследия. Чудное время было, когда мы его практически по кирпичику почти заново отстроили. Люди приходили, помогали деньгами, материалами. Знаешь, это самое лучшее чувство, когда ты созидаешь».

Анатолий прервался, встал и налил себе ещё воды. Продолжать он не торопился. Видно было, что последующая история неприятна и далась ему тяжело.

«А пару лет назад из местной епархии поступило предложение продать восстановленный дом за символическую плату. Я, понятное дело, отказал вежливо. Но тут же стали всякие проверяющие приходить: то пожарные, то СЭС. Потом администрация отменила своё же распоряжение. Мы, понятное дело, в суд обратились. А тут ещё по всей стране Свидетелей прижимать начали… Вызвали в ФСБ. У них там есть такое управление «Э». Говорили и про жалобу, и про здание, и про журналы наши… Потом в один прекрасный день за нами прямо на собрание пришли. В масках, с автоматами. Литературу изъяли, документы все. Журналы-то наши разве к чему-то призывают? Ведь там только цитаты из Библии… Затем потерпевшие какие-то нашлись, которых мы якобы призывали ко вражде с православными», – Анатолий рассказывал с остановками, задумчиво, как бы проживая снова свою историю.

«Экстремизм? Мне это знакомо… Так вы не один здесь?» – осторожно спросил я.

«Пять человек. Сестра Ольга была ещё, но её отпустили».

Он посмотрел на меня и добавил:

«Знаешь, в том, что нас давят сегодня, да ещё таким грязным способом, в этом нет ничего нового. Ведь и сам Иисус был казнен по ложному обвинению».

Он немного помолчал, потом продолжил:

«На допросах нам прямым текстом предлагали от жалобы отказаться и отдать здание. Я адвоката потребовал. Не дали, даже звонка не разрешили сделать. Про связь с НАТО спрашивали, про Америку. Глупость какая. Про «Сторожевую башню», ведь её за границей печатают. Я без адвоката говорить отказался. Тогда меня отвели куда-то, комната на туалет была похожа: кафель, окон нет, только лампа одна. Не следователь выводил, другой. Там у них каждый свою роль выполнял… Опомниться не давали… Завели и с порога сильным ударом вот сюда, – Анатолий указал на заднюю часть бедра, – поставили на колени. Руки поднять заставили. Я руки только поднял – опять удар. В живот. Наверно, ногой, потому что сильный, аж дыхание перехватило… Я, значит, ртом воздух хватать пытаюсь, а мне на голову пакет надели и скотчем вокруг шеи… Потом на пол повалили, руки-ноги тоже связали. Дышать не могу, в глазах всё помутнело, а они чем-то тяжелым по голове, по спине, по ногам начали бить… Их там несколько было. Трое, что ли… Орали прямо в ухо, чтоб я от жалобы отказался… Я им в ответ, чтоб пакет сняли, а они – про жалобу… Лежу, сознание теряю. Вдохнул, а пакет к языку прилип. Ну я что есть мочи стиснул зубы. Чувствую, через дырку в пакете в легкие воздух струйкой потянулся. С кровью. И не почувствовал, как язык прокусил… Один из них увидел, что я воздух хватаю, ещё сильней бить стал. Наверно, тогда я всё же сознание потерял… Очнулся – на меня воду льют. Только глаза приоткрыл, так они снова орать начали. Я им что-то про Конституцию, про адвоката опять же, а они мне электрошокером в нос… Потом разряд тока… Всего аж перекосило, как эпилептика. Жилы, думал, от боли разорвались…»

На этом Анатолий замолчал, низко опустил голову. Было слышно, как слеза, сорвавшись с ресницы, с глухим шлепком разбилась о каменный пол. Чтобы спрятать слезы, он тяжело вдыхал и выдыхал ртом.

«Когда меня вернули в кабинет, – он продолжил, успокоившись, – мне подсунули протокол. Прочитать я, понятное дело, не смог ничего. Да и понять, что там было написано, вряд ли смог бы. Следователь в руку ручку только воткнул и сказал, где подписывать, а сам свой рукой мою руку в нужные места только ставил. Мне было всё равно… Только бы это закончилось поскорей».

«В больницу с побоями не обратились?» – спросил я, пребывая в шоке от услышанного.

«Нас задержали в пятницу, – сказал он, и у меня в голове тут же возникла ассоциация с моим задержанием, – а очнулся я после допроса только на следующий день. Сразу охрану попросил вызвать врача и адвоката. Меня вывели снова куда-то. Там был один из тех, кто допрашивал. У меня аж холод по спине пробежал, когда увидел его… Он сказал мне, что если буду требовать адвоката или врача, то он «повторит вчерашнее». Я испугался и больше ничего не требовал…»

Несмотря на то, что я и сам был жертвой преследования по надуманным основаниям, но до моего сознания всё равно плохо доходило, что подобные пытки могли происходить в наши дни. И не где-то далеко, а в нашем городе. Хоть и был я тоже обвинен в экстремизме, но всё же на допросах меня не били. Да, задерживали меня жестко, и адвоката не сразу дали, но не били. Может, мне повезло и я к доброму следователю попал? Или я особую угрозу не представлял просто? Ну, подумаешь, покемонов погонял в церкви. А тут ведь враг настоящий, системный. Или просто у меня, кроме видеокамеры, отжимать нечего было? Квартира, да и та арендованная. Но, если мотивы людей в рясах таким вот образом бороться с «иноверцами» ещё более-менее ясны, то совсем не понятны мотивы людей в погонах, что выполняют роль инквизиции. Им-то какая от этого выгода?

«Больше нас никто не вызывал и не допрашивал, – Анатолий продолжал рассказывать, не выпуская кружку из рук. – Это ещё до ареста было. Одному из наших становилось всё хуже. Он был самый крупный из нас, поэтому его избивали особенно сильно. В камере он несколько раз сознание терял… Охранники наконец «скорую» вызвали, опасались, что умрёт. Чтоб не отписываться потом, видимо. Когда «скорая» приехала, мы шум подняли, что и нам помощь необходима. Короче, как нам ни пытались рты заткнуть, всё же врач настоял на нашем осмотре, за что ему спасибо огромное. Я ему шепотом рассказал, что случилось, попросил с адвокатом связаться… На следующий день адвоката всё же впустили. А вечером и в больницу свозили…»

«И?» – хотелось поскорей услышать продолжение.

«А ничего. Написали жалобы, проверки были. Эти сказали, что мы сами друг друга избили. И это при том, что мы почти все тогда в разных камерах сидели! Следователя нашего даже от ведения дела не отстранили… Вот уже шестой месяц следствию, а когда суд будет, неясно…»

«А со зданием что? С жалобой?» – спросил я, а сам по-прежнему не мог поверить в услышанное.