– Я не могу на ней жениться, – сказал Макс. – Мне тут еще жить и врастать корнями в обще-ство, а при жене-мещанке со мной перестанут разговаривать. К тому же большой любви у меня к Лизе нет.
– Видать шиш тя не больно донимат, – усмехнулась Маланья. – Тогда ладно, живи поманень-ку. С девкой тока этой не трись больши. Пущай себе жениха толковова ищет.
И вышла с кухни. Городецкий же стал было пить кофе, но тот показался ему таким невкус-ным, что он выплеснул его в помойное ведро.
Обедать он пошел в тот самый "Балчуг" – в надежде, что встретит там толстячка-боровичка по фамилии Хохряков. Интуиция подсказывала ему, что бодрячок этот не прост и весьма много знает о замоскворецких воротилах, а может он и вхож к некоторым. По дороге он стал невольно вспоминать разговор с Маланьей, крутя головой. "Шиш" на самом деле его очень донимал, и он не раз едва удерживал себя от того, чтобы не прильнуть к кокетливой "Элиз". Останавливала его простая мысль: а что я буду делать с ней потом, после вакхана-лии? Она ведь не путана и к тому же моя деловая партнерша. Психанет после моего охла-ждения и бросит все к чертям! Я-то переживу и в другую авантюру пущусь, а ее благополу-чие накроется медным тазом. А девушка она замечательная, правильная… Деньги у нее по-явятся, круг знакомых расширится да станет покачественнее и тогда в поле зрения обяза-тельно появится достойный ее любви мужчина. Будут, конечно, и обычные ловцы приданого, но она же не полная дура, сумеет поди отличить волка от агнца? С другой стороны, любовь слепа: сколько в истории и искусстве примеров безрассудной женской доверчивости… По крайней мере, я тут буду уже не причем.
Глава двенадцатая. И снова Хохряков
Хохрякова он увидел сразу, как вошел в ресторан "Балчуга". Верный своей при-вычке тот сидел в кресле и читал перед обедом "Московские ведомости". Макс подошел и скромно сел на соседнее кресло, дожидаясь конца этой читки, но периферийное зрение за-москворецкого жителя оказалось острым.
– Это опять вы, сударь! – воскликнул толстячок. – Извините, в этот раз я газету вам не уступ-лю, но только потому, что уже ее дочитываю.
– Я не ради газеты сюда пришел, – возразил Городецкий, – а желая увидеть вас и поговорить.
– Это чудо из чудес! – опять воскликнул бодрячок. – Высокообразованный дворянин ищет встречи с заурядным мещанином! Наверно, завтра пойдет ливень, и Москва-река выйдет из берегов.
– Ваша экспрессия – вот подлинное чудо, – улыбнулся Максим. – Ни один из моих новояв-ленных московских знакомых ей не обладает.
– Но зачем я вам понадобился? – удивился Хохряков.
– Вы живете в средоточии столичного богатства, – начал попаданец. – Причем не мертвого капитала, воплощенного в хоромы, драгоценности и предметы искусства, а живого, подвиж-ного. А в силу своей исключительной живости вы наверняка знакомы со многими владель-цами этого богатства, то есть с замоскворецкими купцами.
– Я знаю всех этих нуворишей, – с апломбом подтвердил Хохряков, – да вот беда: мало кто из них знает меня!
– Это не так важно, – заявил Городецкий. – Позвольте мне угостить вас обедом, за которым вы расскажете мне о тех персонах, про которых захотите рассказать.
– Витиевато вы подкатываете, – рассмеялся абориген, – но мне по нраву. Тем более что я люблю поговорить. Напомните мне ваше имя.
– Максим Городецкий. Пробую стать литератором.
(Кое-кто может удивиться: почему было не назваться журналистом? "Молву" достаточно широко стали читать в Москве, а журналист Городецкий стал же почти звездой! Но в то-гдашних московских изданиях было не принято подписываться своей фамилией, все шифро-вались под псевдонимами. У Макса было аж три псевдонима: в разделе "Картины будущего" он подписывался как "Телегид", в "Психотипах" как "Психотерапевт", а в "Гороскопах" как "Прорицатель" – простенько и сердито).
– О-о! Это великолепно! – возрадовался мещанин. – Благодаря вам мои характеристики мос-ковских купцов наконец будут услышаны широкой публикой.
– Только прошу, не слишком одиозные. У литераторов есть ценсоры, которые могут навсегда отбить охоту к сочинительству.
– Одиозные – это плохие видимо? Но можно чутка фамилии ведь изменить: вместо Хлудова написать Блудов, а вместо Рахманина – Ахманов…