– Дайте сюда, почитаем. А почему написано карандашом? К тому же безграмотно, без ятей и еров?
– Уверяю вас, в будущем от этих архаизмов люди откажутся. Вам же все понятно в моем тексте?
– Понятно, но непривычно. Так почему карандашом?
– Мой почерк гусиным пером ужаснее карандашного, – совсем повесил голову Городецкий. – Потому я и привык писать карандашом.
– Все у вас не слава богу, – пробурчал Белинский.
– На самом деле ничего ужасного, – сказал вдруг Надеждин. – Зато идеи ваши очень интересны. Надо же, создать связку "конка-ярмарка"! Одно будет тянуть за собой другое, а в итоге все будут в выигрыше: купцы, промышленники и обыватели. Хоть к генерал-губернатору с такой идеей идти!
– Вот и сходите, – сказал Макс. – Соберите группу профессоров МГУ соответствующих факультетов, изложите проект более основательно, с цифрами расходов и возможных доходов, и добейтесь личной встречи у Голицына.
– А что? – задумался Надеждин. – Дмитрий Владимирович основной целью жизни своей принял обустройство Москвы после пожара и сделал уже очень много. Данный прожект может принести в казну много денег, да и удобств у горожан прибавится. Тем более что конки можно проложить и по главным улицам, пристегивая, где надо дополнительных лошадей. Я завтра же поговорю с профессорами физико-математического факультета Перевощиковым, Ловецким и Павловым: они у нас известные универсалы и неоднократно консультировали чиновников генерал-губернатора по использованию земель столицы. Что-то они мне скажут?
– Только мое имя лучше не упоминать, – спохватился Макс. – Сошлитесь на опыт Англии.
Глава десятая. Первый блин: красивый, но несъедобный
К воскресенью Городецкий приготовился: купил в достатке проволоки, а также портновский женский торс из папье-маше. Олимпиада Модестовна как правоверная христианка и общительная женщина отправилась в это утро на обедню, а Маланью оставила на хозяйстве, да для пригляда за "голубями". Лиза большой религиозностью не отличалась и, заглянув все же в церковь для приличия, явилась к 8 утра с корзиной, в которой была ткань для платья, а также ленты, тесемочки, завязочки и принадлежности для шитья.
– Начнем день с кофе, – безапелляционно заявил Максим. – Ты не против, Маланья?
– Знамо с кофею, батюшка, – ухмыльнулась баба, с которой у Городецкого уже сложились свойские отношения. – Сам варить будешь-то?
– Сам, сам.
Он достал стеклянную банку со спиртом, поболтал ее, покрутил фитиль, поджег его огнивом, поставил на банку железную решеточку и сверху джезву из бронзы с водой. Тотчас бросил зерна кофе в ручную мельницу, смолол их и засыпал в готовую закипеть воду. Довел до кипения пару раз и вуаля – кофе (ароматнейший, с большой пенкой!) готов. Усадив Лизу в излюбленное кресло Олимпиады Модестовны, налил ей в чашечку тончайшего фарфора чудную жидкость и спросил:
– Ликер, ма шери?
– Нет, нет, – затрясла головой девушка. – Просто с сахаром.
– Я хотел вдогон сливки с круассаном предложить… – замурлыкал бес.
– Н-ну, тогда да, – зарумянилась Лиза.
Оказавшись в его комнате, она всплеснула руками: