Глава 22. Мистер Спот

Райден

Кто-за поскребся в уличную дверь лавки. Я не хотел вставать, идти смотреть, кто там. Подумал, очередной забулдыжка ошибся дверью, перепутав кукольную лавку с рюмочной. Но часовые тихо просигналили, призывая меня узнать, в чем дело. Нехотя встал с кровати сразу в тапочки и, протирая сонные глаза, потащился наверх. На ходу глянул в зеркало на шкафу – глаза выглядели почти обычными, если в них целенаправленно не всматриваться, ничего странного не заметишь. Припозднившиеся пьянчужки так и вовсе самих себя путем не видят. Куда им считать искорки в чужих глазах.

Заглянув за дверное стекло, я увидел, что скреблась собака. Большой пятнистый пес той дорогой гончей породы, с которой высшие аристократы ездят на конную охоту. Пес явно потерялся или его выставили из дома нерадивые хозяева. Без ошейника и весь истощенный, кожа да кости. Я понимал, что лучше не рисковать, не впускать животное в свое логово.

С детства меня приучили сторониться кошек и собак. Внушили понимание того, что в отличие от нормальных человеческих мальчишек и девчонок, без всяких там иномирных или вообще непонятно каких примесей в роду, никогда у меня не будет пушистого питомца. Об одном из любимых дворянских увлечений – верховой езде, мне тоже не приходилось мечтать.

В городе бушевала метель. Несчастный гладкошерстный пес, который даже не имел теплого меха, весь замерз и дрожал, припорошенный хлопьями снега. На улице было слишком пусто – ни одного прохожего, который мог бы пустить его под крышу, хотя бы в подъезд жилого дома, где на лестничных пролетах установлены батареи отопления. А я пока чувствовал себя наполненным до краев.

В центре груди, где в своеобразном хранилище концентрировалась поглощенная чужая энергия, при малейшем резком движении ощущался тугой сытый пульс. Я не мог точно рассчитать, когда вновь почувствую первый легкий голод. Но решил рискнуть и впустить собаку в лавку. Оставить в тепле хотя бы до утра.

Гончак послушно сел у закрытой двери, просительно глядя мне в глаза и стуча по полу хвостом. Приказав ему сидеть на месте и попросив часовых присмотреть за неожиданным посетителем, я сходил на кухню, выгреб из холодильника оставшиеся сырые котлеты и принес их в металлической миске. Пес одним махом умял угощение и стал меня благодарить, облизывая пальцы. Сам не понимая, зачем это делаю, я сел на пол и принялся поглаживать его широкий лоб, трепать длинные висячие уши, слушая радостное поскуливание.

Сидя среди витрин с игрушками, в обнимку с настоящей живой собакой, а не с механоидом, я словно попал в то счастливое детство самого обычного ребенка, которого у меня быть не могло. И в то же время почувствовал себя таким же одиноким, брошенным и несчастным, как этот пес. Мне тоже захотелось, чтобы кто-то ласково потрепал меня по рыжим волосам, которые благодаря постоянному уходу и правильному питанию мне удалось довести до идеальной шелковистости.

Найдя в мастерской достаточно прочную веревку, я привязал гончака к дверной ручке, чтобы пока я буду спать, пес не разгромил торговый зал. Мой нежданный гость был приучен к привязи и покорно улегся на постеленный для него коврик. Я оставил рядом с ним миску воды, погасил в зале свет и вернулся в свое мрачное убежище. Не знал, смогу ли утром приближаться к собаке. Мне оставалось надеяться на чудо, или точнее на собственное везение, которое пока не подводило. Может, пса заберет кто-то из покупателей.

Главное, чтобы гончак не перегрыз веревку и не добрался до моей спальни. Если он прыгнет на кровать и ляжет рядом, пока я буду спать, а утром я проснусь и… лучше не думать о худшем. Тем более, когда в теле, а значит и на душе тоже, так легко, тепло, уютно и хорошо… Не хватаешь лишь “вечного двигателя”, послушной и всегда доступной живой еды, которая, пригревшись под боком, будет ласково перебирать мои волосы своими тонкими музыкальными пальцами и нашептывать на ушко всякие милые приятности.

Спал я до неприличия крепко и сладко. Напрочь забыл завести будильник, и проснулся от громкого собачьего лая, эхом разносящегося по моему обычно даже слишком тихому убежищу. Вскочив на кровати, убрал с лица пряди растрепанных волос. Широко зевнул, как хищный зверь – с подвывом и обнажая все четыре клыка. Щелкнув зубами после зевка, встряхнулся бодрости ради. В мою спальню не проникал солнечный свет. Небольшое окно было с улицы закрыто ставней. Утро здесь не отличалось от ночи. Будильник куда-то запропастился, как будто сбежал с тапками вместе, хотя вроде бы не являлся самоходным артефактом.

Выйдя в коридор, я зажег свет и босиком потопал наверх. Узнав, который час, понял, что проспал открытие. Должно быть, пес залаял на постучавшихся в дверь покупателей. Новый год ведь скоро. По городу бродят дикие толпы людей, алчущих подарков, желательно дешевых, но кажущихся дорогими. Эту мещанскую потребность я давно запомнил и научился обращать в собственную выгоду.

Надел сапоги и накинул пальто, чтобы прикрыть безобразно мятую рубашку и немногим лучшего вида брюки. Прежде чем подойти к двери, шикнул на гончего пса, вынудив его отступить, и приказал сидеть, чтобы не приближался ко мне. Путем не отойдя от сна, мне трудно было оценить свое энергетическое состояние, определить степень голода/сытости. Но интуитивно я понимал, что для собаки будет лучше держаться от меня подальше.

Самым терпеливым покупателем, который не ушел после проверочного стука в дверь, а остался ждать у порога, был полицейский Марис. Я впустил его, приветственно пожал руку. Моя ладонь свободно соскользнула с его без ощутимой реакции. Да, я пока был достаточно сыт, чтобы пес мог находиться рядом без угрозы для жизни. Но я все равно мечтал его поскорее кому-нибудь сбагрить. Правда, не ожидал, что все получится настолько быстро и чудесно, прямо-таки само собой.