Сигурд вскочил, опрокинув стол.
Бернард, с печалью посмотрел на пролитую воду и растоптанный хлеб. «Теперь, придётся ждать утренней трапезы. На всё воля твоя, Господи», и побежал вслед за Сигурдом в дальний конец лагеря, где под промозглым, моросящим дождём, оскальзываясь в грязи, дрались Даг и Гаральд.
Страшен был пьяный Даг, размахивающий своими огромными ручищами, и грозно рычащий. Кровь из пореза на лбу и из разбитого носа, смешиваясь с дождём, стекала у него по лицу. Он хотел поймать Гаральда, сжать и раздавить его в своих объятьях.
Но тот, голый по пояс, сжимая в левой руке нож, правая висела вдоль тела, видимо уже сломанная Дагом, ускользал, пытаясь нанести противнику смертельный удар.
– Стоять! Стоять! – проорал Сигурд, но эти двое, не послушались его. А на подмогу Дагу, уже бежал со своими воинами Сигурд сын Храни, и выскочили из-за палатки Орм и Гюслинг Видкунссоны, спеша на помощь Гаральду, своему старшему брату.
– Стоять! Все назад! – продолжал орать Сигурд, видя, как и старый Видкунн, тянет из ножен меч, ведь Гаральд был его старшим сыном. – Тойво! Убей первого, кто шевельнётся!
Тойво Охотник в мгновенье ока натянул тетиву, и хоть она подмокла под дождём, бил без промаха. Две стрелы воткнулись под ноги воинам Сигурда сына Храни, а одна воткнулась ему в щит. Ещё две, остановили бег Орма и Гюслинга.
Десяток вооружённых воинов, под командованием Айниса Холодного, вклинились между Дагом и Гаральдом, и разъединили их.
Даг рычал, порывался вырваться, но пятеро воинов, крепко зажали его своими щитами.
Гаральд, попытался оправдаться:
– Он влез ко мне в палатку, и хотел забрать женщин, которых я купил.
Молодой, семнадцатилетний Сигурд, грозно глядел на них.
– В яму! Обоих! – отдал он свой приказ, и круто развернувшись, даже не глядя, как он будет исполнен, прямой и гордый, пошёл обратно в дом. Лишь хмуро покосился на сгрудившихся купцов, привозивших в его лагерь непотребства – проституток и хмельное, разлагающих его воинов.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Слово конунга закон, а закон, есть закон. Так было издревле, испокон веков, на этом они стояли, держались, существовали. А ослушников приказа, всегда ждала страшная кара.
Если ты ослушался приказа вождя, напился допьяна в боевом походе, убил товарища, утаил часть добычи, то тебя могли казнить. А могли, привязав верёвкой, сбросить с корабля, и болтался бы ты там, рыбьим кормом. Или, привязать к мачте, и каждый, кто проходил мимо, обязан был ударить тебя, плюнуть в лицо, оскорбить.
Свирепого Дага повалили на землю и связали, а старый Видкунн, нисколько не колеблясь, не сомневаясь в правоте конунга, подошёл к своему старшему сыну.
– Идём, – только и сказал он.
Когда ямы были готовы, он сам толкнул туда Гаральда, и без трепета смотрел, как наваливают сверху брёвна и камни.
В таких ямах, невозможно было встать в полный рост, расправить плечи, вытянуть ноги, и сидеть там так приговорённым, в холоде, на скудной пище, до самой смерти, или же, ожидая милосердия конунга.