Другое дело, я не знаю, верил ли тогда, в конце 1989 года сам Горбачев, что путем отстранения «мракобеса Хонеккера» от власти, он спасает социализм ГДР? Не знаю. Но знаю точно, что тогда Горбачев относился к Хонеккеру как к своему врагу, который, как и Гусак, и Кастро, были категорическими противниками перестройки в СССР. Конфликт между Горбачевым и Хонеккером усилился после того, как газета «Нойес дойчланд», орган СЕПГ, в марте 1988 года перепечатала из «Советской России» антигорбачевский манифест Нины Андреевой. И уже тогда война нервов привела к тому, что Горбачев начал искренне радоваться углубляющемуся кризису ГДР, всему, что портит жизнь Хонеккеру. Косвенная поддержка Горбачевым и Яковлевым руководства Венгрии, открывшего в августе 1989 года для беженцев из ГДР границы с Австрией, была вызвана этими же причинами, их личной неприязнью к Хонеккеру.

И все же, как я уже сказал, несмотря на то, что падение Берлинской стены 9 ноября было уже следствием начавшегося саморазрушения ГДР с начала октября, с массовых, по сути, антиправительственных демонстраций в Лейпциге, именно это событие, сама картинка штурма жителями Восточного Берлина переходов в Западный Берлин, сама картинка распадающейся потом на куски Берлинской стены отражает философию, смысл этого, на мой взгляд, важного события в истории человечества. Эта картинка разрушения Берлинской стены, с одной стороны, показывает, что политические системы, которые создаются на крови, недолговечны и обречены погибнуть, но, с другой стороны, показывает, что именно «железный занавес», отделяющий жителей социалистических стран от остального мира, больше всего вызывал протест именно у европейцев, и прежде всего, конечно, у стран с демократическими традициями – у поляков, венгров, немцев, чехов. В том-то и вся проблема, что сытые немцы ГДР по сравнению с вечно полуголодными, замученными дефицитом гражданами СССР, все равно недовольны были своей жизнью и хотели как можно быстрее избавиться от этой сытости в красивой клетке. Сама по себе Берлинская стена напоминает нам, что без отмены свободы передвижения человека, этой ценности европейской цивилизации, без нового крепостного права, без жесткого прикрепления человека к социализму, он, социализм, не мог существовать. Оказывается, чтобы принудить человека к воображаемому социалистическому счастью, его обязательно надо лишить свободы выбора. История показывает, что механизмы реализации крепостнической сути социализма могут быть разными. В СССР они предполагали лишение подавляющей части населения, а именно колхозников, паспортов. Советские крестьяне не только не имели права, как все советские люди, на иммиграцию, на свободное пересечение границ СССР, но даже на свободное передвижение по собственной стране. Нигде античеловеческая сущность марксистского социализма не проявлялась так явственно, как в СССР и особенно – при Сталине. Но главное для всех этих социалистических стран было в том, чтобы их граница с капиталистическим Западом была на замке. И нужен был «железный занавес», тысячи и тысячи километров колючей проволоки не столько для того, чтобы к нам не пришел враг, не пробрался шпион, а чтобы жители социалистических стран не сбежали от навязанного им социалистического счастья. Не забывайте, что большевики, придя к власти в ноябре 1917 года в России, сразу же перекрыли границу, и прежде всего с Польшей, Финляндией, Румынией. И, как рассказывает в своих дневниках Зинаида Гиппиус, когда уже стало невозможно бежать от большевиков через границу с Финляндией, интеллигенция, как и она со своим мужем Мережковским, устремилась к границе с Польшей. И ей чудом вместе с мужем удалось уже в 1919 году убежать от ненавистной им новой большевистской власти. Чем сильнее была власть в СССР, тем более прочным и непроницаемым становился этот «железный занавес». Запрет на выезд из страны по собственному желанию сохранялся в СССР до прихода к власти Горбачева. И опять: почему без «крайней нужды» из СССР никого не выпускали? По той же причине, по которой не выпускали из ГДР: выпустишь из «социалистического рая» – обязательно сбежит на «умирающий капиталистический Запад».

Трагедия, изначальная противоестественность социализма в ГДР была в том, что здесь, в силу незначительной территории и наличия совсем рядом другой, свободной, соблазнительной, процветающей Германии, цепь привязывания к социализму была более зримой и короткой, чем, к примеру, у нас в СССР. И именно в силу этого было так сильно желание жителей ГДР во что бы то ни стало пройти через эту границу в другую, привлекательную для них Германию. Когда в 1985 году я читал лекции в Берлине, мне было достаточно двух недель, чтобы понять (что я потом написал в своей записке в ЦК КПСС, которая очень понравилась моему будущему шефу Георгию Шахназарову), что на самом деле процветающая на первый взгляд ГДР является «самым слабым звеном социализма», ибо немцы ГДР внутри себя изначально раздвоены. Днем телом они живут на своей территории, а вечером, возвращаясь домой, прильнув к экранам телевизоров, они душой и помыслами уже погружаются в ФРГ. И для понимания сути этого глубинного внутреннего протеста против жизни в ГДР, понимания причин желания уйти из ГДР во что бы то ни стало, мне очень помогло признание моего переводчика. Он мне сказал, что немцы ГДР ощущают себя людьми, которых «загнали на поле стадиона, заставили жить в палатках и показывать образцы веры в социализм всему миру». Но учтите, никто в ГДР не забыл о 1953 годе, о том, как советские танки давили прежде всего протестующих рабочих. И этот разрыв между внешней, условной жизнью, между ценностями напоказ для демонстрации своей лояльности, и внутренними, реальными ценностями, не мог сохраняться долго. Хотя, честно говоря, жизнь интеллигентного, думающего человека в СССР ничем не отличалась от жизни этих немцев, которых разместили на «поле стадиона». Как мне рассказывал мой переводчик, именно эта усталость от противоестественной для них жизни на малом пространстве на поле стадиона, толкала их, рациональных немцев, рискуя жизнью бежать в ФРГ через границу и даже искать способы перелезть через Берлинскую стену или сделать под нее подкоп. Отсюда – страшные цифры: более тысячи жителей ГДР были застрелены пограничниками с 1961 по 1989 год. Отсюда и 70 тысяч жителей Лейпцига, пришедших на демонстрацию протеста 4 октября 1989 года, и отсюда уже 300 тысяч жителей Лейпцига, пришедших на подобную демонстрацию через 2 недели и требовавших того же – чтобы им открыли границу. Все понятно. Количество демонстрантов за 2 недели возросло более, чем в 4 раза потому, что власть перестала их разгонять, что они почувствовали ее бессилие. И правда состоит в том, что сама по себе личность Горбачева и связанная с ним политика демократизации социализма сразу же ослабили позиции «старой гвардии» не только в ГДР, но и во всех социалистических странах, в том числе и в Чехословакии.

Но есть ли на самом деле серьезные основания считать, что характерно для нынешних российских «крымнашевских патриотов», что если бы к власти после Черненко пришел не, как они говорят, «предатель Горбачев», а кто-нибудь другой, то мир социализма процветал бы до сих пор и СССР сохранился бы как «мощная социалистическая держава»? На мой взгляд, если всерьез изучать причины, которые привели к «бархатным революциям» в странах Восточной Европы, то таких оснований нет, и прежде всего в силу того, что социализм в странах Восточной Европы – в ГДР, Венгрии, Болгарии и отчасти в Польше – был построен на крови. Георгий Димитров уничтожал в Болгарии старую элиту, представителей старой власти так же беспощадно, как Ленин и Троцкий в России после Октября. Надо понимать, что именно в силу того, что социализм в странах Восточной Европы не был выбором самого населения, а был им навязан силой в условиях присутствия в этих странах советских войск, он был изначально нежизнеспособен. Даже человек левых убеждений, ушедший от нас один из наиболее авторитетных руководителей Международного отдела ЦК КПСС Карен Брутенс в своем исследовании природы и последствий перестройки Горбачева «Несостоявшееся. Неравнодушные заметки о перестройке» (М.: Международные отношения, 2005) вынужден признать, «что социализм в странах Восточной Европы был изначально обречен потому, что он со своим политическим режимом рассматривался определенной, иногда значительной частью населения как навязанный извне» (с. 474). Социализм в странах Восточной Европы все равно бы скоро умер, не будь перестройки Горбачева, ибо у жителей Восточной Европы, у поляков, немцев, венгров, а, тем более, у осторожных чехов, жизнь человеческая стоила намного больше, чем у нас, русских. И они, в отличие от нас, русских, не обладали той «невероятной терпеливостью», о которой говорит в упомянутой выше статье Алексей Кива, и они бы, несомненно, довели до конца этот процесс отторжения себя от «цепей счастья», который начался еще в 1953 году восстанием рабочих Берлина. И обращает на себя внимание то, что постепенно угасала готовность коммунистической власти в странах Восточной Европы убивать людей во имя сохранения навязанного им социализма. Еще в 1970 году Гомулка, поляк, дал согласие на расстрел рабочих Гданьска, на расстрел своих родных поляков – бастующих рабочих – из пулемета. Но уже в 1980 году руководство ПОРП – и Герек, и Каня, а потом уже Ярузельский, – были согласны с Костелом и с оппозицией, что «поляк в поляка не стреляет». Надо сказать, что начавшие в августе 1980 года забастовку рабочие Гданьской судоверфи все-таки были готовы к тому, что по ним будут стрелять. И они не случайно пригласили к себе на судоверфь близких им по духу ксендзов из ближайших костелов. Но, как оказалось, то, что было возможным еще в конце 1960-х – начале 1970-х, стало невозможным, противоестественным даже для власти коммунистов Польши. И, наверное, это связано с тем, что уже к началу 1980-х была исчерпана возможность народов Восточной Европы приспосабливаться к противоестественной для них политической и экономической системе. Это только русские могли целый век истязать себя, калечить себя, истребляя корневую систему нации и своего национального государства, истребляя прежде всего думающих и работоспособных людей, крепкого крестьянина и интеллигенцию, истребляя во имя того, чтобы показать человечеству, чего нельзя ни в коем случае делать – нельзя строить новое общество по рецептам «Коммунистического манифеста» Маркса и Энгельса. Мучились, убивали друг друга, а всего через 74 года вернулись к тому, от чего ушли – от рынка, капитализма, частной собственности. Величайший абсурд! Но, кстати, до сих пор нам не пришло осознание того, что мы потратили целый век впустую и начинаем все сначала. Поистине, как говорил Федор Достоевский, мы народ-богоносец в том смысле, что никто, кроме русских, не в состоянии так долго мучить себя во имя того, чтобы другие стали умнее и не делали таких ошибок. Сейчас продолжает наше русское дело – умирать, погибать и есть вместо хлеба траву во имя коммунистической идеи – несчастный народ Северной Кореи.

И не менее важное, на что обращал внимание тот же Карен Брутенс, что на самом деле, как он говорил, процесс «умерщвления социалистического блока или коммунистической системы начался с того момента, когда западные банки начали давать кредиты социалистическим странам». И это так. Именно потому, что Брежнев не мог помешать Гереку получить кредит от США в 17 млрд долларов, он тем самым стал сам участником начавшегося тогда «умерщвления социалистической системы». А ГДР с момента своего рождения в экономическом отношении во многом зависела от той помощи, которую она получала от ФРГ. Возродившиеся сегодня в России поклонники социалистической идеи, обвиняющие Горбачева в том, что он «предал, разрушил мир социализма», как раз не знают этого, а именно того, что витрина социализма процветала во многом благодаря экономической помощи из ФРГ. Если четверть бюджета ГДР формировалась за счет СССР, за счет перепродажи нефти, получаемой из нашей страны по «идеологическим ценам», то другая четверть бюджета ГДР формировалась за счет поступления денег от ФРГ, за счет поступления оплаты за дороги, связывающие Западный Берлин с ФРГ. Нельзя забывать о прямой помощи денежными переводами родственников жителей ГДР и ФРГ и т. д. На самом деле при всей работоспособности немцев, несомненное состояние жителей ГДР, о котором они сейчас ностальгируют, было результатом жизни «на халяву». И Рейган, опустив цены на нефть до 16 долларов за баррель, ударил не только по экономике СССР, что, в конце концов, привело к пустым полкам даже в Москве 1990 года, но и по экономике стран Восточной Европы, которые перепродавали нашу дешевую нефть на Запад по более высоким ценам. И именно по этой причине, о чем у нас никто не знает, еще до прихода Горбачева к власти в Отделе социалистических стран ЦК КПСС, в котором я начал работать с 1986 года, были сторонники отказа вообще от поддержки социалистических стран Восточной Европы. Эти эксперты считали (я читал их записки в Секретном отделе), что нет смысла вкладывать средства туда, откуда никогда не будет отдачи. И в основе такой пессимистической концепции лежали серьезные аргументы: на экспорте нефти в страны Восточной Европы по «идеологическим ценам» мы теряли 20 млрд долларов каждый год. Никакой благодарности за такую помощь от местного населения СССР не получал. И, действительно, как я помню, поляки конца 1970-х искренне считали, что СССР живет за счет стран Восточной Европы, что СССР всех обкрадывает, все у них забирает. Эти же эксперты считали, что, поддерживая непопулярные режим в Румынии, Чехословакии, ГДР, мы вызываем огонь на себя, подрываем и авторитет своей собственной страны. И самое главное, эти эксперты считали (об этом они начали вслух говорить только в начале перестройки), что, навязывая странам Восточной Европы непопулярные режимы, мы с военно-стратегической точки зрения ничего не выигрываем. Перманентный политический кризис в Польше, Чехословакии, Венгрии, ГДР, постоянные угрозы массовых волнений делают вообще непредсказуемой ситуацию в этом регионе Восточной Европы. Наверное, эти эксперты были правы: сейчас главным противником новой России стали как раз страны Восточной Европы, и прежде всего Польша.

Поэтому, учитывая, что и экономика СССР была не более жизнеспособной, чем экономика стран Восточной Европы, и на самом деле уже и судьба самого СССР с середины 1960-х целиком зависела от цен на нефть и кредитов Запада, не надо удивляться, что не сразу, но с какого-то момента именно в 1990 году, когда «пустые полки» в магазинах начали угрожать самому существованию СССР, Горбачев начал прислушиваться к тем сотрудникам Международного отдела ЦК КПСС, которые советовали ему пойти на объединение ГДР и Германии за счет серьезных кредитов. Правда, я не помню, чтобы кто-нибудь из германистов, сотрудников «Международного отдела», соглашался бы на то, чтобы объединенная Германия осталась в НАТО. Правда, я ушел из ЦК в марте 1990 года и уже не знаю, как проходили дискуссии на эту тему в стенах нашего Отдела. Наиболее реалистичным из всех специалистов по Германии (кстати, близкий к Фалину человек, его помощник Португалов) уже с 1989 года, с началом всей этой эпопеи с беженцами из ГДР, которые через границу Венгрии перешли в Австрию, призывал руководство страны не медлить и на выгодных для нас условиях договариваться с ФРГ об ее объединении с ГДР. «Дураки, – говорил о верхах Николай Португалов во время нашего традиционного кофе вместе с Андреем Грачевым в буфете на 1 этаже 3 подъезда ЦК КПСС. – Они забыли о Ленине. Только сегодня, завтра будет поздно. Сегодня дадут много, а завтра сами объединяться, без нашего на то разрешения, и нам не дадут ничего».

И, как я помню, германовед, специалист по ФРГ, сотрудник нашего ИЭМСС АН СССР профессор В. Дашичев еще до падения Берлинской стены привозил в Международный отдел ЦК КПСС предложения Горбачеву от команды Коля согласиться на объединение ГДР с ФРГ за 20 млрд марок. Понятно, что пока существовала ГДР как социалистическая страна, Горбачев не мог на это пойти. Но на мой взгляд, уже в июле 1990 года Горбачев мог соглашаться на вхождение объединенной Германии в НАТО на более серьезных условиях, чем 20 млрд марок. Правда, теперь понятно, что, если бы даже Горбачев не дал согласия во время встречи в Архызе на вхождение объединенной Германии в НАТО, СССР уже бы не смог остановить начавшееся поглощение прежде всего экономики ГДР более мощной ФРГ. Вряд ли СССР решился бы и при другом руководстве начать третью мировую войну и использовать 4 тысячи 100 танков и 8 тысяч бронемашин, которыми располагала советская группировка в ГДР в начале 1990 года. И лично я не слышал, чтобы в Международном отделе ЦК КПСС после падения Берлинской стены кто-то всерьез бы обсуждал саму возможность спасения социализма в ГДР путем подавления восстания его населения против Берлинской стены. Не забывайте, что еще в мае 1986 года Политбюро ЦК КПСС, членами которого были и Громыко, и Соломенцев, и Чебриков, приняло по инициативе Горбачева Меморандум, предусматривающий не только отказ от формулы ограниченного суверенитета стран Варшавского договора, но и вообще от, как говорилось в этом документе, прошлой практики «одергивания и патернализма», «окрика», «понукания», которая, как говорилось в этом документе, нанесла громадный вред отношениям КПСС с коммунистическими партиями Восточной Европы, породила «неискренность и формализм».

Если уж смотреть на судьбу социализма в странах Восточной Европы с исторической точки зрения, то надо осознавать, что в исходной нежизнеспособности, противоестественности самой модели социализма, созданной большевиками в России, в его исходной, непреодолимой экономической отсталости была заложена неизбежность его смерти. Все те, кто сегодня обвиняет Горбачева в том, что он предал СССР, забыли, что 25 % ВВП СССР формировалось за счет продажи спиртных напитков, т. е. за счет убийства собственного населения. Все эти патриоты забыли, что после начала коллективизации, т. е. начала 1930-х годов 70 % населения СССР никогда не могло купить мяса в государственных магазинах. Все забыли, что СССР, который обладал 50 % чернозема всей планеты, не мог вырастить достаточно зерна, чтобы самим, без помощи из Канады, выпекать хлеб для населения страны. Мы забыли, что отчаянные попытки Брежнева на протяжение более 10 лет спасти Нечерноземье РСФСР, ничего не дали. Он потратил на эти цели 25 млрд золотых рублей и получил прирост сельскохозяйственной продукции в год в этом регионе всего лишь на 1 %. И в этой неизбежной смерти нашей советской модели социализма раскрыта страшная правда, о которой мы до сих пор не хотим знать. Как я помню, когда в октябре 1989 года в ЦК КПСС приехал Первый секретарь ЦК ПОРП и пришел на встречу с аппаратом ЦК КПСС, он решился сказать нам, сотрудникам ЦК, эту страшную правду о социализме. «Я пришел встретиться с вами, – говорил напряженный как пружина, взъерошенный Раковский, – не для того, чтобы выслушивать обвинения и упреки. Скажу сразу: я не продавал социализм по той простой причине, что его продать нельзя. Он никому не нужен. Все, что мы с вами построили, на что мы, поляки, потратили 40 лет, а вы – 70, не стоит ломанного гроша, с ним ничего нельзя делать. Даже гордость польского судостроения – Гданьскую судоверфь – никто не хочет покупать. Так что не надо обвинять меня в том, что я продал или распродаю социализм. Нельзя продать то, что не имеет цены».

Главное, что до сих пор не хотят учитывать наши патриоты-державники – что социализм по-советски не был добровольным выбором народов стран Восточной Европы и навязан им, как и народам России, прежде всего при помощи силы. В некоторых странах, как, к примеру, в Венгрии, социализм был в полном смысле слова построен на крови при помощи подавления советскими танками Будапештского восстания 1956 года. У нас в России и сегодня мало кто знает, что среди тех, кто с оружием в руках встречал советские танки, 47 % были рабочие, 16 % – студенты. Но и в ГДР, как я уже сказал, социализм был построен путем подавления, путем танков, восстания рабочих, прежде всего в Берлине. 17 июня 1953 года в Берлине против протестующих рабочих была брошена 12 танковая дивизия. Всего в подавлении волнений в ГДР участвовало 16 советских дивизий, из них только в Берлине – 3 дивизии с 600 танками.

И надо сказать, что мой шеф Г. Шахназаров, который все-таки верил в возможность спасения социализма, не отрицал тот факт, что речь идет о социализме, навязанном силой странам Восточной Европы, и прежде всего тем же полякам. Он предпринимал несколько попыток подготовить со мной материал для Горбачева, где бы мы могли рассказать ему еще в 1987 году эту страшную правду о сущности социализма, которую он хотел спасти при помощи демократии. Шахназаров вызывал меня и говорил: давай приготовим текст для Горбачева о том, что на самом деле представляет из себя социализм в ПНР, и начинал диктовать: «ПНР принадлежит к числу тех социалистических государств, в которых установление нового строя явилось в большей степени следствием итогов Второй мировой войны, нежели результатом революционной борьбы широких трудящихся масс. Левые силы в Польше и традиции составляли революционное меньшинство и не имели массовой поддержки у населения». Но выводы Г. Шахназаров все-таки делал оптимистичные: он считал, что надо продолжать «бороться за социализм в условиях реального, построенного социализма, перестраивать его структуры, многое начинать заново, доделывать недоделанное». Но когда я приносил ему то, что фактически записал с его слов, Г. Шахназаров недовольно бурчал и говорил мне: «Нет, никому не нужна наша правда о социализме в Польше. Своими откровениями мы только подведем Горбачева, который в Политбюро отвечает за наш отдел. Много ума не надо, чтобы сказать то, что поляки не любят свой социализм. Это все знают». Так что на самом деле, если говорить всерьез, эта правда, т. е. то, что народы стран социализма не любили навязанный им социализм, была абсолютной, непререкаемой истиной. И понятно, что не было бы Горбачева, был бы кто-то другой вместо него, ни у кого не было бы сил изменить то, что было, а именно, сделать мертвый от рождения социализм в странах Восточной Европы чем-то процветающим. И не надо ходить далеко: сравните жизнь корейца в Южной Корее с жизнью корейца Северной Кореи, где люди постоянно голодают и вынуждены даже есть траву, и вы поймете, что есть социализм и какова его судьба.

Сегодня обвинение Горбачева, как это делает лидер КПРФ Геннадий Зюганов, в том, что он якобы разрушил процветающий социализм в Восточной Европе, идет от нежелания считаться именно с этим неоспоримым фактом, что никто не мог остановить растущие с каждым годом в странах Восточной Европы настроения отторжения от навязанного им социализма. И самое важное, что не хотят видеть «крымнашевские» поклонники социалистической идеи, что во всех странах Восточной Европы, и прежде всего в ГДР, Венгрии, Польше эти настроения отторжения от советской модели социализма сильнее проявлялись прежде всего у рабочего класса. Девятимиллионная «Солидарность» Польши была рождена именно протестом рабочего класса против существующей политической системы, а на самом деле – против зависимости страны от СССР. И я думаю, и имею на то серьезные основания, что даже если бы в СССР не было Горбачева с его перестройкой, лидеры ВСРП и ПОРП рано или поздно все равно бы сдали свою власть оппозиционным силам. И именно эта изначальная нежизненность советской модели социализма вела к тому, что еще до «бархатной революции» 1989 года ПОРП с конца 1970-х, после приезда поляка Папы Иоанна Павла II в Варшаву в июне 1979 года, начала постепенно сдавать свои позиции. Не забывайте, во время визита Иоанна Павла II в Варшаву ПОРП передала Костелу право наведения порядка на улицах.

Так уж получилось, что после того, как ничем окончилась в 1982 году эпопея с переводом меня в Отдел ЦК КПСС (как говорил помощник Брежнева Николай Шишлин, из-за неожиданной смерти Брежнева он не успел оформить его разрешение взять меня на работу в ЦК КПСС), мне поручили в моем ИЭМСС АН СССР создать и возглавить специальную группу по изучению кризисов социализма. В СССР при власти коммунистов можно было создавать группу, которая бы изучала негативные последствия кризисов социализма в странах Восточной Европы. Но кто решится в новой, якобы демократической России создать центр, который будет изучать неизбежные и неотвратимые негативные последствия «русской весны» 2014 года? Но это так, к слову. Так вот, еще в конце этого, 1982 года я вместе со своими сотрудниками на основе донесений из посольств СССР в странах Восточной Европы сделал вывод, что скорее всего социализм в Восточной Европе не доживет до конца 1980-х. Результаты своего исследования, как и положено, я отослал в Отдел ЦК КПСС. И в этой или других записках, я уже точно не помню, я показал, что военное положение в Польше, введенное в конце 1981 года, на самом деле существует прежде всего для руководства КПСС, что в условиях военного положения резко возросли роль и авторитет Костела в Польше. Кстати, как рассказывал мне мой бывший шеф, как говорят поляки, «куратор» Ян Щипаньский (во время введения военного положения он был Председателем Государственного совета ПНР), Ярузельский не смог выполнить главное условие своего согласия поставить подпись под этим документом, а именно согласие распустить не только «Солидарность», но и саму ПОРП. Таким образом, оказывается, с одной стороны военное положение вводилось для укрепления роли коммунистической власти в борьбе с «Солидарностью», а, с другой стороны, многие интеллектуалы, в том числе и Ян Щипаньский, рассчитывали, что военное положение наконец-то создаст Польшу без ПОРП, т. е. Польшу, в которой на время было введено чрезвычайное положение. К сожалению, у нас в стране до сих пор не изучен этот очень сложный и тонкий процесс постепенного освобождения стран Восточной Европы по инициативе собственных коммунистических партий от навязанной им советской модели социализма.

И мне кажется, что все-таки лидеры ВСРП были самыми реалистичными в оценке перспектив своего социализма. И, конечно, причиной тому – события 1956 года. Потери советской армии при подавлении Будапештского восстания составляли около 700 человек, но ведь советская армия входила в Будапешт на танках, а защитники города их не имели. Поэтому, наверное, количество погибших в ходе сопротивления войскам СССР жителей Будапешта было значительно больше, речь идет о нескольких тысячах. И руководители ВСРП всегда это помнили и понимали, что рано или поздно им придется отдавать власть оппозиции, и что их руки должны быть чистыми. Когда я в 1974 году как гость жил в Будапеште у бывшего заведующего Отделом пропаганды ЦК ВСРП Иштвана Балога, я спросил: «А почему ты с женой живешь в такой скромной двухкомнатной квартире?» Он мне ответил: «А для того, чтобы, когда мы будем сдавать власть, у нас были чистые руки». Идея «чистых» рук и передачи власти оппозиции была после трагедии 1956 года навязчивой для всех лидеров ВСРП. Уже в октябре 1986 года я пригласил в наш ИМЭСС АН СССР своего давнего знакомого Иштвана Пожгаи, одного из руководителей Венгрии, тогдашнего президента Национального собрания, выступить перед коллективом нашего института. Он в это время был на кратковременной стажировке в АОН при ЦК КПСС. Директор института Олег Богомолов почему-то не пришел на встречу своего коллектива с этим очень популярным лидером Венгрии. И здесь Иштван Пожгаи, за три года до «бархатных революций» 1989 года, сказал нам, что ни «наш венгерский гуляшный социализм, ни социализм ГДР, несмотря на то, что его называют витриной социализма, не имеют будущего, если мы не пойдем на смелые, демократические реформы». А когда Пожгаи спросили: «А что будет делать ВСРП, если она при вашем демократическом социализме потерпит поражение на выборах?», он ответил: «Как любая цивилизованная европейская партия, мы уйдем в оппозицию и будем добиваться победы на новых выборах». Так что, на мой взгляд, никто не мог остановить начавшиеся давно, еще в 1960-е годы, процессы перерождения социалистических стран Восточной Европы в нормальные европейские демократические страны.

Кстати, так и произошло, как говорил Пожгаи: ВСРП, проиграв на демократических выборах в 1989 году, которые она по своей инициативе организовала, спокойна отдала власть оппозиции. И, кстати, в Венгрии не было того безумия люстрации, преследование членов правящей партии, которое было в Чехословакии и ГДР. Правда, через несколько лет ВСРП уже как свободная, демократическая социалистическая партия, снова пришла к власти благодаря победе на выборах в уже свободной капиталистической Венгрии. И это говорит о том, что на самом деле никакой «бархатной революции» в точном смысле этого слова «революция», не было ни в Венгрии, ни в Польше. Просто и ВСРП, и ПОРП сами отказались от навязанной им политической системы и отдали власть уже в 1989 году в руки оппозиции.

И здесь – главный вопрос, к которому подводит меня мой анализ глубинных причин падения Берлинской стены, причин смерти социализма в странах Восточной Европы. А что бы делали другие члены Политбюро 1980-х, если бы они, к примеру, Романов, а не Горбачев, стали бы руководителями КПСС и, к примеру, если бы руководство Венгрии или Польши, как я рассказал, само бы капитулировало и отдало власть оппозиции? Ввел бы войска в Венгрию или в Польшу этот «другой» руководитель СССР, этот «не-Горбачев»? Я думаю – вряд ли. На самом деле, от политики «ограниченного суверенитета» стран Восточной Европы отказался не Горбачев, а еще Брежнев в 1980 году, когда в октябре 1980 года отказался вводить войска в Польшу для подавления «Солидарности». А как можно было спасти мертвую экономику стран Восточной Европы, если бы в ответ на насилие руководства СССР по отношению к ним Запад перестал бы давать кредиты и нам, и этим странам? Сталин решил бы эти вопросы так, как их решает сегодня Ким Чен Ын, т. е., спасая социализм, обрек бы на голод население собственной страны. Мы как-то забыли, что в 1948–1949 гг. во время нового голода в СССР, когда только на Украине умерло более 1 млн человек, Сталин отсылал зерно и продовольствие в страны Восточной Европы для того, чтобы поднять престиж навязанной им власти в глазах местного населения. Но можно было бы тактику Сталина в деле спасения стран Восточной Европы за счет умерщвления собственного населения повторить уже в 1980-е – начале 1990-х? Наверное, уже нет. После Хрущева гуманизация затронула всех членов Политбюро ЦК КПСС. В каком-то смысле все они стали «шестидесятниками», противниками побед социализма на крови. Так что я думаю, любой руководитель СССР, который вместо Горбачева пришел бы на смену Черненко, не жертвовал бы интересами своей страны во имя спасения изначально мертвого социализма в странах Восточной Европы. Я думаю, пора осознать, что весь этот эксперимент Сталина с созданием советской системы в странах Восточной Европы был пустой и ненужной затеей, из-за которой мучились 40 лет народы Восточной Европы и который для России ничего не дал, кроме врагов, ненавидящих нас за то, что мы так долго их мучили.

И повезло больше всего Горбачеву. Он навсегда останется в глазах народов Восточной Европы, и не только немцев, личностью, которая вернула им свободу, право на достойную жизнь, вернула их в их собственную Европу. Эти народы будут благодарны Горбачеву за то, что он спас их от новых революций, от необходимости снова, как в 1953, 1956, 1968 годы, рискуя жизнью, отстаивать свое естественное человеческое право на свободную, достойную жизнь. И хвала Горбачеву, который не только снял с повестки дня угрозу ядерной войны, угрозу уничтожения человечества, но и дал право нам, народам Восточной Европы, самим выбирать свое жизнеустройство. Другое дело, что русские – особый народ, и они распорядились этим правом строить демократическое общество по-своему.

Октябрь 2019 года