Книги

Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

22
18
20
22
24
26
28
30

Я, растроганный, тогда почувствовал, что у Муси не только есть душа, но и душа, родственная моей. Законное чувство мести за несколько секунд в ее душе переродилось в катарсис любви. Инстинктом все это никак не объяснишь.

Что еще поражает в Мусе. В общении со мной она как бы стесняется своей «кошачести», очень не любит, когда я пытаюсь ее погладить сверху вниз, нагибаясь к ней, лежащей на полу. Тогда она просто уходит из-под моей руки. Мои ласки ей комфортны только тогда, когда наши глаза находятся на одном уровне, когда она может смотреть прямо мне в глаза. И самая комфортная для нее ситуация, когда мы после обеда отдыхаем, лежим на постели, смотрим друг другу в глаза, я глажу ее, говорю ей ласковые слова, и она самозабвенно, счастливо мурлычет. И тогда, правда, крайне редко, происходит то, с чего я начал свой рассказ о Мусе. Она медленно подвигается ко мне вплотную, кладет свои лапы мне на бок, ищет своими глазами мои глаза и начинает свой сеанс гипноза. В эти секунды, напротив, она как бы смотрит на тебя сверху вниз, с высоты какой-то недоступной мне, только ей известной тайны, смотрит на меня с каким-то добрым любопытством, как на какое-то родное ей существо.

И еще одно наблюдение. Кошки, как и мы, люди, сыты не хлебом единым. Когда нет заботы о хлебе (примером тому моя Муся), все ее интересы переключаются на общение, на игру, на присутствие в мире людей. Как только я начинаю по телефону давать интервью, Муся сразу подсаживается ко мне на рядом стоящий стул и слушает-слушает, бог ее знает, зачем ей это нужно. Как только начинаются мои разговоры с Олей во время трапезы, Муся подсаживается на свободный стул и слушает, реагируя на звуки своими ушами.

Бездомная кошка прежде всего ищет хозяина, добивается, чтобы ее кто-то пригрел, погладил. Мы встречали с Олей новый, 2012 год в ресторане на берегу Босфора в компании большого черного кота, очень похожего на убежавшего от меня сына Муси Уголька. Как только начался ужин, за несколько часов до Нового года, неожиданно на стул, стоявший рядом со мной, запрыгнул этот турецкий кот. он, как кот ресторанный, не был голодным, не мяукал, ничего не просил, ему просто захотелось посидеть рядом со мной. Получив глазами от меня одобрение, разрешение сидеть рядом, он замяукал, вытянул лапы и разбросал все свое тело на поверхности стула. Когда пришел официант и попытался согнать его со стула, кот снова посмотрел мне в глаза, прося у меня защиты. И я, конечно, сказал, что кот мне не мешает, пусть сидит рядом. Так мы втроем и встречали новый 2012 год. Как видно, этому коту просто захотелось побыть рядом с людьми.

Кстати, кошки, множество кошек, самых разных, являются такой же достопримечательностью Стамбула, как его дворцы и мечети. Правда у них, кошек Стамбула, права разные. Домашние сытые кошки полусонно лежат рядом с мисками, которые ломятся от корма. Бездомные попрошайничают у туристов.

Утром наступившего нового года я обнаружил на набережной Босфора, в парковой зоне много мужчин, только мужчин, пришедших подкармливать бездомных, живущих здесь круглый год кошек. Когда кошки утолят свой голод, они подсаживаются к своим благодетелям, те берут диких кошек на руки и ласкают, созерцая водную гладь Босфора. Оказывается кошке, даже бездомной, важно, чтобы хотя бы на несколько часов рядом с ней появился человек, которому она нужна, который оказывает ей внимание. Мне показалось, может быть я не прав, что в условиях этой очевидной стамбульской привязанности человека к животным, не может появиться, как у нас во дворах Москвы, какой-то нелюдь, который из травматического ружья будет расстреливать кошек, в том числе и котят, которые, как ему кажется, мешают ему комфортно жить.

Я понимаю, что моя Муся, уникальный представитель кошачьего рода, имеет мало общего со своими сородичами, к примеру, с деревенским котом Рыжиком, который своим неприятным пискливым мяуканьем выпрашивал у меня все лето очередную порцию припасенного для него «Вискаса». В аналогичной ситуации, когда Муся со всем своим только что родившимся потомством перебралась ко мне в гараж, она вела себя прямо противоположным образом.

Когда моя Оля позвонила мне в Москву и сказала, что у нас в гараже поселилась кошка с пятью котятами и надо принимать решение, я, сгорая от любопытства, выехал на дачу в деревню Тарусово. Все-таки за 17 лет моей дачной жизни подобное случилось в первый раз. И это – знак судьбы. Еще в детстве мама меня учила, что если в дом приходит животное, то это к добру. За два месяца до прихода из тюрьмы по очередной хрущевской амнистии моего отца, ранней весной 1955 года во дворе частного дома моего дедушки в одесской Аркадии на старых бушлатах, которыми утепляли на зиму кран с водой, поселился пес, старая овчарка с одним обвисшим ухом. Мы сами были тогда полуголодными, но собаку начали откармливать, она поправилась и даже помолодела, и стала моим лучшим другом. Она провожала меня до школы, ждала, когда кончатся уроки, и вместе со мной шла домой. Волк (так мы его назвали) умер в конце 1960 года, спустя несколько месяцев после моего ухода в армию. Так что решать ничего не надо было. Надо было покупать корм. Я по дороге на дачу заскочил в магазин, купил несколько банок тушенки (о специальном корме для кошек я тогда еще ничего не знал). И дальше произошло то, что меня поразило, что заставляет меня говорить о достоинстве кошки.

У стены моего дома, рядом с вентиляционным отверстием, ведущим в гараж, как мне тогда показалось, стоит маленькая, серая, неприметная кошка. Бока ободраны, тяжело дышит, спина колесом, сгорбленная. Это была моя Муся. Я подношу к ней миску с тушенкой, но она не ест. Одобрительно, в знак благодарности слегка ударяет мне руку своим лбом и прыжком отскакивает в сторону грядок, где растет свекла. Это было в начале сентября жаркого 2010 года. А потом, к моему изумлению, начинает буквально в течение нескольких минут отлавливать мышей, благо, их тогда было много, и класть их в ряд к моим ногам одну за другой. Я настолько был поражен этой сценой, что забыл о времени. И только тогда, когда у моих ног появилась четвертая задушенная мышка, эта серая ободранная кошка начала медленно есть мою тушенку. Понятно, что уже на следующий день она получила пропуск в дом и начала сама постепенно осваивать его пространство. И здесь я обнаружил то, о чем я уже говорил. Она предпочитала сидеть, отдыхая от постоянного кормления своих котят, именно на ступенях лестницы, ведущей из кухни на второй этаж. Причем сидеть на той ступени, которая позволяла ей быть вровень с моими глазами, и наблюдать за мной своими яркими зелеными глазами. С этой удобной для нее позиции она и начала день за днем отвоевывать для себя все новые и новые пространства моей души, добиваясь моего расположения. Я окончательно сдался и понял, что она моя кошка, когда она во время моих усилий переписать очередной текст пришла ко мне на письменный стол, легла рядом с открытой книгой и начала тихо мурлыкать. Я понял, что это хорошо, что это мне нужно, и судьба Муси и даже ее потомства была решена.

И в том, как Золушка-Муся с ободранными боками и спиной горбом превращалась в царевну, в ухоженную, уверенную в себе кошку, которая медленно, вальяжно, вытягивая лапы, как полновластная хозяйка ходит по квартире, тоже очень много человеческого. Правда Муся – животное куда более благодарное, чем люди, обычно забывающие своих благодетелей, тех, кто им в жизни помог. И тут снова есть чему поражаться, что говорит о добре, но не человеческом, а о кошачьем. Чем лучше становились условия жизни Муси – теперь она, как барыня, выезжает на четыре месяца летом на дачу, – тем она становится более привязанной ко мне, тем больше по-кошачьи демонстрирует свою полезность, старается угодить мне, быть все время рядом со мной.

Кошки, в отличие от нас, людей, наверное, меньше думают о смерти. Поэтому они, в отличие от нас, умеют ценить и радоваться тому, что есть сегодня. Речь, конечно, о таких кошках, как Муся, которые знают, что такое голод, бездомная жизнь и предательство своих хозяев. Поэтому каждый ее шаг, каждое движение излучают благодарность.

И здесь я снова логикой рассказа упираюсь в вопрос, который заставил меня написать этот текст. Если бог, как доказывал Николай Бердяев, есть любовь и творчество добра, то почему эти животные, которые, как Муся, живут рядом с нами и не знают зла, излучают подлинное благолепие, то почему они не достойны вечной жизни, как и добрые люди? Почему человек, который совершил преступление, но покаялся, все же, как говорит религия, может попасть в рай, а кошка, которая излучает добро и делает нас добрее, не достойна этого рая? Обратите внимание, никогда не полюбит ближнего тот человек, который не способен полюбить свое животное. Обратите внимание, как много дают эти кошки, собаки для облагораживания души человека. Конечно, спор о том, есть бог или нет, не имеет смысла. Те, кто верит, имеет более чем достаточно оснований допустить существование Всевышнего, по крайней мере, как тайны, куда наш разум никогда не может подступиться. Тот, кто не верит, кому чуждо само понятие веры, имеет более чем достаточно оснований защитить свой атеизм. Мой сосед по дому на улице Луковской в Варшаве ксендз иезуитского костела на Старувке рассказывал мне еще в конце 70-х прошлого века, что ему очень трудно объяснить своим прихожанам, почему поляки, самая верующая в Европе католическая нация, самая преданная Христу, больше всего пострадала во время Второй мировой войны, потеряв более четверти населения. Но все равно, рассказывал мне ксендз Яцек, поляки продолжают верить в бога, потому что у многих он в душе.

Но, на мой взгляд, если ты действительно веришь в бога, то ты обязан впустить в свой божественный мир такое уникальное духовное существо, как твои животные – кошки, собаки, которые всем своим существованием на земле творят только добро. И наверное православие, пустившее кошек в храм, ближе к тайне добра, чем католицизм, закрывший моей Мусе дорогу в рай. Повторяю. Ведь сам тот кричащий факт, что животные, которые рядом с нами, делают нас добрее и человечнее, облагораживают нас, придают для многих нашей человеческой жизни больше смысла, тоже свидетельствует в пользу их божественного происхождения. Если вы считаете, как христиане, что все люди равны как божьи твари, то распространите эту идею морального равенства и на окружающих нас животных. Поймите наконец, что, выбрасывая на улицу прирученное вами животное, вы совершаете такой же грех, как убийство человека. Поймите, что, дав приют бездомной твари, вы не просто делаете добро, а и облагораживаете свою собственную жизнь. И здесь уже не важно, отблагодарят вас за этот поступок вечной жизнью, или ее вообще нет, здесь более важно, что своим поступком вы украсили сами себя.

Я закончил текст, и Муся тотчас же пришла ко мне на стол. И она, поймав мой взгляд, начала простреливать меня своим всевидящим оком. Правда, на этот раз не вопрошающим, не осуждающим, а одобрительным взглядом. Наверное, она согласна со всем тем, что я написал в этом очерке в защиту ее кошачьего племени. На самом деле, я написал не столько о кошках, сколько о нас, людях. Мы можем увидеть в кошке только то, что есть в нас самих.

* * *

Я написал этот текст более 6 лет назад, и никогда к нему не возвращался. И, тем не менее, сейчас, несмотря на то что я с Мусей живу уже более 9 лет, я, по сути, ничего к этому тексту добавить не могу. Понятно, что за эти 6 лет Муся еще глубже вошла в мою жизнь, она стала как бы глубинной основой моего душевного равновесия. И теперь я честно могу сказать, что ее приход в мою жизнь дал мне много такого спокойного духовного счастья. Пока она есть рядом со мной, на самом деле осень одинокого человека мне не страшна. И я думаю, что возникшее у меня в последние годы спокойствие в связи с открывшейся передо мной дорогой никуда, в неизвестное, как раз и возникло у меня благодаря Мусе, которая показала мне тайну души кошачьего бытия. Она излучает любовь ко мне, любовь другого существа, которой в моей жизни не хватало. И, наверное, если бы в моей жизни не было Муси, то я по-другому бы воспринял всю эту страшную историю с умирающей бедной Лизой. С одной стороны, это были неподдельные страдания, но, с другой стороны, это было нечто, что возвышало в моих глазах мое собственное существование. Значит, я умею страдать, значит, есть у меня душа. Спасибо тебе, Муся, за то, что ты мне дала в последние годы жизни.

Примечания

1

Бердяев Н. А. Русская идея. – Харьков, Фолио; Москва, АСТ, 2002. – С. 591.

2

Там же.