— Стреляют или нет?.. Фройляйн, кажется, я оглохла на правое ухо.

Повисла тишина, в которой стал отчётливо слышен гул самолёта за окнами. Девочки испуганно переглянулись, Клава качнулась вперёд:

— Я сбегаю за врачом!

Но только куда бежать, кого искать?.. Доктор Майер уехал, как и многие немцы, а остальные сидят по подвалам, страшась бомбёжки.

— Не надо, Клаудиа, врач не поможет, — остановила фрау Ирма. — Подай мне лучше стакан воды… Вот так, спасибо.

Она прикрыла глаза, отдыхая, как будто проделала невесть какую работу, а не отпила два глотка.

— Клаудиа, Хелена… я вас хочу попросить… — Руки старой хозяйки не знали покоя: теребили одеяло, ночную сорочку, как будто собирали невидимые соринки.

«Обирается», — со страхом подумала Клава. Дед перед смертью так же искал пушинки, разглаживал простыню, и мать шёпотом сказала, вытирая заплаканные глаза: «Умирает наш дедушка… вон как обирается».

— …хочу попросить, чтобы вы не уходили, подождали день или два.

— Мы не собирались уходить, фрау Ирма. Мы не бросим вас, — за двоих ответила Лена.

Больная искренне улыбнулась:

— Данке, милая Хелена, благодарю. Мне недолго осталось… Молчи, молчи… Иди, детка, возьми в кладовке всё, что хочешь. Там есть хлеб, яйца, колбаса… Приготовь вкусный омлет и бутерброды, выбери самое большое и красивое яблоко… Иди. Я хочу поговорить с твоей подругой.

Лена нерешительно посмотрела на Клаву. Та присела на краешек стула и кивнула: всё в порядке, иди. Окна посветлели — утро пришло, и огонёк керосиновой лампы стал тусклым, будто в нём тоже едва теплилась жизнь.

— Клаудиа, мне тебя послал сам Бог, — прошептала фрау Ирма. — У тебя чистая душа, непорочная, светлая… Ты необыкновенная девочка… это судьба.

Клава смутилась:

— Что вы! Я как все.

— В тебе сияет дар, как светлячок, я вижу его… Тебе нравится этот перстень? — Старая хозяйка шевельнула рукой, и на пальце блеснул чёрный камень.

— Да, он очень красивый, фрау Ирма.

— Он необыкновенный, как и ты, Клаудиа. Я виновата…

— Что вы, вы очень добры.