— И впрямь надо бы поспешить, а то мало ли какая за­раза может попасть в кровь. Ты-то сам как? — спросил он меня.

— Вообще-то в порядке,— прикинул я, приподнима­ясь на локтях и неторопливо вставая с земли.

И вот тут-то, когда я облокотился, чтобы встать, меня словно что-то кольнуло в ладонь. Нет, не электрическое. Даже слабый его разряд ни с чем иным не спутаешь. Иное. То, что было зажато в левом кулаке. Я даже похолодел, когда понял, что именно. Похолодел и... испугался. Не должно у меня этого быть, никак не должно. Все, что про­изошло, из разряда видений. Пускай прекрасных, цепко хватающих за душу и сулящих долгие воспоминания о не­сбывшейся в моей жизни сказке, но видений. И это тоже должно оставаться там, со всем прочим, в далеком далеке, а не в моем кулаке. Ишь ты, почти стихами заговорил. Хотя тут, пожалуй, не то что заговоришь...

Но я рассуждал дальше. Нельзя поймать галлюцина­цию, обнять привидение, накрыть ладошкой солнечный зайчик, ухватить мираж. Или, выходит, можно? Что-то я совсем запутался. А может, у меня в руке совсем иное, а не то, что я думаю? Проверить-то легко — разожми кулак и все, но как же не хочется этого делать, кто бы знал. До слез обидно расставаться со сказкой, особенно когда она уже стоит на пороге, а ты ее, бедную, сам выталкиваешь. Толь­ко не будешь же все время держать руку сжатой в кулак. Рано или поздно все равно придется разжать, так что уж теперь...

И я разжал. Совсем ненамного, только чтобы заглянуть самому. Разжал и тут же вновь торопливо стиснул, чтоб не выпорхнула моя сказка, не улетела, как журавлик. И отку­да после этого только силы взялись — вскочил на ноги, будто это не у меня, а у кого другого половина волос слип­лись в крови.

— Тогда пошли,— произнес я бодро.— И впрямь, чего нам тут рассиживаться?

И, не дожидаясь согласия, пошел первым. Неважно, туда или нет. Если неправильно, Андрюха подскажет. Главное, побыстрее отсюда, чтобы никто у меня уже не от­нял то, что в кулаке.

Про остальное рассказывать не буду. По сравнению с тем кусочком сказки, который я даже не рискнул сунуть в карман — вдруг исчезнет, все выглядело серо и обыденно, как дождливый октябрьский день. Ну дошли до осталь­ных, промыли мне голову водкой, собрались да пошли к выходу. Послушно дожидавшийся водитель, едва увидев мою рану, тут же метнулся к аптечке, нашел йод, бинт, упаковав мою голову как Щорсу, только без кровавого следа на сырой траве.

Да и на даче у Андрюхиного корешка тоже все выгляде­ло прозаично и тускло, словно весь этот мир в одночасье превратился в лампочку, которая светит вполнакала,— за­куска пресная, водка безвкусная и так далее. А в доверше­ние ко всему диван-кровать, который мне выделили на двоих с Валеркой, оказался таким жестким, что я сколько на нем ни ворочался, а заснуть так и не смог.

Хотя чего уж тут лукавить перед самим собой — боялся я заснуть, вот и все. Сейчас засплю свою сказку, и все ис­чезнет, растает, как утренняя дымка под трезвым и беспо­щадным дневным светом. Да с таким страхом, как у меня, и на пуховой перине не заснешь. Ведь это что же получает­ся? Выходит, я и впрямь там побывал? И надо же как обид­но — только-только встретил девушку своей мечты, как тут же с ней и расстался, причем с концами, навсегда. Брр, какое страшное слово. Нет, лучше скажем так — на время.

Значит, теперь моя задача — увидеться с ней. Это — но­мер один, она же самая трудная. Следующий этап — ка­ким-то образом вытащить ее оттуда сюда. Эта задача но­мер два. Возможно, что невыполнимая, но, при условии что я останусь рядом с ней, ничего страшного в том, что я ее не решу. И вообще — рано об этом. Пока на очереди но­мер первый.

Попасть снова в эти пещеры — не проблема. Надо зав­тра лишь сослаться на то, что разболелась голова, и зава­литься в больницу в Старице. Пускай на день-два, неваж­но. Все равно, как только друзья уйдут, я оттуда сбегу и рвану к пещере, а там...

Хотя стоп. Если что-то в этой Серой дыре и впрямь пе­рекидывает людей во времени, то туг желательно, чтобы вторая попытка в точности походила на первую. Значит, во-первых, со мной должны быть Андрюха с Валеркой. Во-вторых, Андрюха должен воспроизвести весь наш раз­говор. В-третьих, сунуть туда свою голову. А уж после все­го этого...

Оставалась «ерунда» — уговорить их отпустить меня туда, в этот белый вязкий туман с загадочными темными вкраплениями и серебристыми искорками. Хотя нет, по­следние появились как раз потом, уже после моего возвра­щения, так что они мне нежелательны. Вот только как их уболтать?! Один аргумент у меня имелся. Хороший аргу­мент, весомый. И все равно один в поле не воин. Нужно что-то еще.

Уже светало, а я все ворочался с боку на бок и старате­льно припоминал публикации, которые мы давали в на­шей газете под интригующей рубрикой «Третье око». Во­обще-то многие из них не выдерживали даже самой сла­бой критики, особенно те, которые касались НЛО, зеле­ных человечков, контактов с инопланетянами и прочей галиматьи, большей частью возникающей в воспаленном мозгу граждан, не попавших в психушку только по причи­не счастливой для них случайности.

Впрочем, они-то (случаи, а не граждане) меня как раз и не интересовали. А вот загадочные исчезновения людей и, напротив, их удивительное появление в нашем мире — это то, что доктор прописал. Публиковали мы и такое, причем не раз и не два.

Мозг лихорадочно работал, почти с фотографической четкостью выплескивая из памяти статью за статьей. Та­кое со мной бывало и прежде, когда я еще сдавал экзаме­ны в институте. Сам удивлялся. Прихожу сдавать очеред­ной предмет, голова ясная, чистая и пустая, как полковой барабан. Какой билет брать — наплевать, потому что не знаю ни одного. Зато потом, когда я усаживался поудоб­нее и читал попавшиеся вопросы, на меня словно что-то находило — мозг отрешался от всего прочего и начинал работать как компьютер, спешно выискивая файлы с нуж­ными мне сведениями. Сейчас же, когда речь шла о вещах куда более важных, чем экзамен, шарики в моей голове вращались как сумасшедшие.

Наконец, прикинув, что для убеждения скопилось до­статочно материала, я решил приступить к друзьям. А тут еще и песню по приемнику затянули из кинофильма «31 июня». Слышимость была не столь громкая, но достаточ­но отчетливая, чтобы разобрать слова:

Вот гак вот. Кому-то сон в руку, а мне песня прямиком в сердце. Не иначе как знак.

После недолгого колебания побудку начал с Валерки — все-таки друг, так что должен понять,— а уж потом общи­ми усилиями нажать на Андрюху. Вообще-то имело смысл дождаться, чтобы они выспались, но, немного подумав, я решил — ни к чему. Скорее уж наоборот. Головная боль и утренние часы только повредят моим уговорам. Другое дело — именно сейчас, когда за окном едва забрезжил рас­свет, все вокруг еще пребывает в мягком и зыбком полу­мраке, а голова пока не болит, поскольку хмель до конца не выветрился.