К сожалению, человек не всегда смотрит вдаль. Иногда он оборачивается к прошлому, с которым ему не хочется расставаться, ударившись в воспоминания. И оттого, что впереди пустота, они становятся вдвойне дороже его серд­цу. У меня впереди нет пустоты. Напротив — там много радостного и светлого, доброго и хорошего, и я сам не по­нимаю, отчего память снова и снова с упорной настойчи­востью стремится вернуть меня в те дни, что давно оста­лись за моими плечами. Что она хочет мне подсказать? От чего предостеречь? Но ведь все позади, и переиграть ниче­го нельзя. Тогда зачем? Не знаю. А может, она попросту, без какой бы то ни было задней мысли, возвращает меня к наиболее ярким воспоминаниям? Пожалуй, это наиболее логичное объяснение — только два раза в жизни я был так сильно обескуражен и не знал, что предпринять. Этот был первым по счету.

Я встаю из-за грубо сколоченного самодельного стола и выхожу на крыльцо старого домика. Он обошелся мне недешево — пришлось уплатить за него целый веницейский дукат. Прежний хозяин настроился на длительный упорный торг и немало удивился, когда сразу же после осмотра получил мое согласие на названную им цену. На­верное, стоило бы немного поторговаться, тем более опыт у меня имеется — спасибо Ицхаку,— но слишком уж мне тут понравилось. Тихо в нем, уютно, покойно, а что ста­рый — не беда. Стены крепкие, крыша не протекает, пото­лок не валится, половицы хоть и скрипят, но тоже протя­нут лет двадцать, а все остальное мелочи. И главное, что подкупило,— его расположение. Именно так мне и хоте­лось, чтоб кругом ни души. Лепота. За такое можно отва­лить и два дуката, так что продешевил он, а не я.

Передо мной раскидистый яблоневый сад — еще одно преимущество. Он начинается сразу, почти в двух шагах от меня. Деревья такие же старые, как и дом, но плодоно­сят исправно, стараются. Вон они, яблоки, свисают тут и там. Яркие, налитые солнцем, со счастливым красным ру­мянцем на крутых боках, и каждое так и манит сорвать его с ветки. «Меня! Меня!» — безмолвно взывают они, сорев­нуясь друг с дружкой, кто быстрее докричится. Пожалуй, вон то чуточку лучше всех прочих. Или мне это только ка­жется?

Хотя зачем гадать, и я срываю его — теплое, тугое, хру­сткое, переполненное вкуснющим кисловато-сладким соком, брызжущим во все стороны и стекающим по под­бородку. Может, это и есть знаменитый сорт «рязань»? Трудно сказать наверняка. Во всяком случае, у него очень похожий вкус, которому не суждено измениться ни через сто, ни через тысячу лет. Никакого сравнения с челове­ком, который вечно куда-то спешит, торопится, суетится. Зачем? Бог весть. Он и сам этого зачастую не знает. Да мало того, ведь он еще, как правило, непременно забывает самое важное, самое главное.

В отличие от забывчивого торопыги, я знал, зачем уез­жаю в Кострому и для чего нужна мне эта поездка, вот то­лько понятия не имел, что она обернется для меня люд­ской кровью, болью, смертью абсолютно ни в чем не по­винных людей и еще много чем, не к ночи будь помяну­тым.

Но вот интересно — если бы я знал обо всем этом, то поехал бы? Я пытаюсь ответить и не могу. Вместо этого в голове вдруг всплывают слова песенки, которую дав­ным-давно исполнял наш самодеятельный школьный ан­самбль:

Вот только не подскажет она — хоть проси, хоть не про­си. Думай сам, решай сам, а потом сам же отвечай за соде­янное.

Наверное, люди еще и потому выдумали дьявола, что­бы увильнуть от ответственности — ведь так удобно ска­зать: «Бес попутал». И все. А ты вроде бы как уже ни при чем. Полностью скостить тем самым грехи навряд ли по­лучится — на небесах дураков нет, но есть надежда, что ча­стично зачтется. И получается, что это, с одной стороны, он — всемогущий злобный сатана, а приглядеться, с дру­гой — несчастный козел отпущения и только. Кстати, уж не потому ли дьявола изображали схожим с козлом — рога, копыта, борода, похоть...

Мне, в отличие от них, куда хуже. Я привык сам отве­чать за свои прегрешения, не ссылаясь на козлинобородого парнокопытного. И всякий раз я терзался в мучитель­ных раздумьях — можно ли было иначе, лучше? Терзался до тех пор, пока не понял — ни к чему заниматься самоед­ством. Жизнь потому и называют мудрым учителем, что она каждый день задает нам каверзные задачки, не давая на них ответов, но зато и не ставя ни двоек, ни пятерок. Ты должен сам оценить, сам вынести себе приговор и сам... привести его в исполнение. Возможно, что он будет оши­бочным, но это опять-таки твои проблемы, а не ее...