С психиатрами на Руси в то время было все в порядке, за исключением лишь одной небольшой проблемы — они отсутствовали. Я так подозреваю, что их также не имелось ни в Европе, ни в других частях света.

Оставалось только одно — нашпиговать мальчишку на­родными успокоительными средствами вроде валерьян­ки, а обращаться исключительно ласково, ни в коем слу­чае не повышая тона, как бы ни раздражала его тупость и упорное нежелание понимать.

— Он — сын человека, который спас тебе жизнь. Но кто он — никому ни слова,— строго наказал я Апостолу, ткнув в Ваню пальцем, после чего объяснил, как надо вес­ти себя с больным, что делать и чего не делать.

Отчего у него приключилось такое потрясение, Анд­рюха не спрашивал — и на том спасибо. Внимательно все выслушав, он кивнул, не говоря ни слова, и тут же присту­пил к обязанностям медбрата. Когда вернулась с торгов Глафира, она тоже подключилась к хлопотам, хотя больше бестолковилась и причитала, зато Апостол... На второй день я понял — вот в чем подлинное призвание моего Анд- рюхи — и спокойно вздохнул, сбросив со своих плеч одну из забот.

Не знаю, продолжали разыскивать мальчишку или уго­монились, махнув на него рукой, но задерживаться в Мо­скве все равно было нежелательно — Ваню надо было вез­ти к родичам.

А Агафью Фоминишну, как выяснилось, я спас. Во-первых, ее никто не терзал, не мучил и не насиловал, а во-вторых, как мне удалось выяснить, в числе жен казнен­ных, которых через день, 27 июля, утопили в Москве-ре­ке, ее не было. Я ухитрился даже передать ей весточку о том, что с сыном все в порядке и скоро он будет отвезен в безопасное место.

Вообще в этой ситуации имелся только один плюс —

больной никому не проболтается, какого он роду-племени, потому что на все расспросы ответ у него один: «Бу-бу-бу». Учитывая дальнюю дорогу, обстоятельство немаловажное.

Куда ехать — подсказал сам Висковатый. Нынешних бояр он не больно-то жаловал, с усмешкой отзываясь и о Захарьиных, у которых все счастье в бабьей кике — име­лась в виду первая жена царя Анастасия Романовна, и о Мстиславских, которые тоже подошли к трону лишь из-за родства с государем, и о прочих. Тот — жаден, этот — угод­лив, иной — просто туп, чего Иван Михайлович и вовсе терпеть не мог.

На этом негативном фоне мне и запомнился его одоб­рительный отзыв о Дмитрии Ивановиче Годунове. Оказы­вается, Анастасия, жена среднего брата Висковатого,— урожденная Годунова. В свое время ее хитрый папочка Иван Григорьевич, наплодив кучу детишек, принялся за счет выгодных замужеств своих дочерей пристраивать к государеву двору сыновей. Разумеется, глядел он только в сторону тех женихов, которые в чести у царя. Возвыси­лись, к примеру, после Казанского похода Курбские, он тут же подсунул свою дочурку Анну родичу князя Андрея Михайловича, а как начал входить в силу дьяк Вискова­тый, выдал самую младшую дочь за Ивана Меньшого.