«Я не знаю, как на это смотреть», – механически поднял плечи Владислав.

«На что смотреть?»

«На все».

«В смысле?»

«У меня есть отец, ты знала?»

«Э-эм… догадывалась. У меня тоже. Был».

«Нет, я хочу сказать, что мой отец есть сейчас».

«Это я поняла».

«Нет, – мягко прервал ее Владислав и, сбивая ритм походки, укорачивал шаг, приноравливаясь к длине ее шага, – я имею в виду, что он был еще до того, как ты сказала, что твоего нет. Я хотел сказать что-то другое. Трудно выразить все сразу в нескольких словах».

«А ты говори столько, сколько нужно. Мы вроде никуда не торопимся?»

«Я не тороплюсь».

«И я не тороплюсь».

«Как ты стала писать стихи?»

«Я просто много читала, – ответила Таня и поджала губы, потом заговорила неторопливо, – много времени в библиотеке проводила. Родители часто ссорились. Дома не хотелось бывать в это время. Я читала и однажды просто почувствовала, что у меня складываются свои строчки. Когда много читаешь, наверное, формируется понимание. И я записала их. Делала так каждый раз, когда это повторялось. Ничего сверхъестественного тут нет. Может, у других, но не у меня».

«Я… – Владислав угрюмо глазел на тротуар, по которому они шли, – мне хотелось спросить».

«Давай, спрашивай».

«Представь, что ты это я».

«Э-эм… Ну, ладно. Попробую».

«И ты бежишь за своим отцом».

«А зачем мне за ним бежать?»