Отказ. Рабочие отказались работать.

— Сережа, — слышу я голос Ник. Александровича, — позовите Колодкина.

— Колодкин! — кричу я. — Колодкин!

Ответа нет. Иду к палатке. Рабочие, о чем-то оживленно говорившие до моего прихода, замолкают при моем появлении. Какие сумрачные лица, какое нескрытое недовольство на них. Молчание. Зову Колодкина. В ответ угрюмый бас: «Нету его, ушедши».

День, словно нарочно, расцветает все больше и больше. Солнце отражается на всем, дробится на много-много маленьких солнц и сияет отовсюду. За спиной слышу хруст ломаемых ветвей. Колодкин.

— Начальник зовет, — говорю я.

— Пошто?

— Узнаешь.

— Чего ему надо?

Мы одновременно входим в зимовку.

— Что скажешь, Николай Александрович?

Ник. Александрович сидит с листом бумаги и карандашом в руке. На нос свисают очки, усы уныло опущены вниз. Он смотрит поверх очков и молчит.

— Пошто звал?

— Работать будешь?

— Будут все, я буду.

— Сережа, позови рубщиков.

Я ухожу и через несколько минут возвращаюсь. Неудобно мне передавать ответ, грубый ответ рабочих, но Ник. Александрович смотрит на меня выжидающе, и я говорю, несколько смягчая:

— Они сказали, что не пойдут сюда, а просят вас к себе.

— Ага, к себе… ладно. Соснин, поезжай к Еременко и сообщи, рабочие отказались работать. Поезжай!

— Есть! — вылетая из зимовки, кричит он.