ДНЕВНИК МЛАДШЕГО ТЕХНИКА АМУРСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ

30 мая. Вдали виднеются огни Хабаровска. Проезжаем мимо памятника в честь Волочаевского боя, он сооружен на вершине горы. В вечернем сумраке выделяется как массивная башня, детали не разобрать, за исключением силуэта бойца. Проезжаем тоннель. И медленно въезжаем на мост. Его длина больше двух километров. Амур кажется необъятным в вечерней темноте. Синие волны при отблесках луны мягко переливаются, и кажется, Амур дышит.

Вот и Хабаровск. Все! Путь по железной дороге окончен. Белый длинный фасад здания — вокзал.

10 июня. Ночь. В ушах еще слышен гомон посадки, крики мужчин, визги женщин, плач детей, окрики матросов. Я стою на палубе теплохода «Киров». На востоке появляется узкая полоска оранжево-розового неба. Под ним золотистого цвета облако, как бы соединяющее землю с ним. Теплоход неслышно раздвигает воды Амура. Бледное пятно луны отражается в миллионах волн, и весь Амур сверкает и переливается, словно от множества серебряных рыб, заполнивших его. Справа по берегу тянется темная гряда возвышенностей. Она то поднимается высоко к небу, то припадает к равнине, и тогда Амур теряет границы и кажется бесконечным. Далеко, влево от Амура, тускло виднеется мутное облако, оно как бы осело на зубчатую голову горы.

— Это Хинган, — говорит начальник изыскательской партии Константин Владимирович Иванов.

Спать не хочется. Я стою у окна. Медленно, робко наступает рассвет. Луна скатывается за сойки, бросая последние блики на воду, но Амур уже не принимает их, отворачивается, открывая широкое раздолье, как объятия, солнцу. Все шире и шире разгорается полоса оранжево-розового неба. Солнце не скупясь бросает сквозь нее лучи расплавленного золота, и тогда Амур становится ослепительным. В стороне от солнечного столба — волны желто-янтарного цвета, они похожи на яблочное повидло. Теплоход делает не больше двадцати пяти километров в час, но зато идет без остановок до самого Комсомольска.

11 июня. Важно, как гордый хозяин, проходит мимо нас встречный пароход «Сталин». За его кормой взъерошенная полоса воды. Когда он проходит, открывается село Троицкое. Все селения по Амуру тянутся вдоль берега: длиною до трех-четырех километров. Если выйти на корму и глядеть с нее на Амур, то создастся впечатление, что это не река, а громадное озеро, где берега — островки, а громады далеких сопок — берега. Озеро тихое, спокойное настолько, что думается — перед глазами не вода, а большая площадь, залитая голубым асфальтом.

Тихо. Слышны только всплески волн за кормой. Исчезни они, и настанет такая тишина густая, что возьми нож, — режь ее и отправляй туда, где в ней нуждаются.

Жарко. На палубе печет, в каютах душно. Разморенные люди вялы. Ни ветерка, ни тучки. Большое, горячее солнце.

Когда снежные вершины Малого Хингана пунцовеют от опускающегося на них солнца и волны становятся оранжево-багровыми, мы приближаемся к селу Пермскому. За ним, в тайге, строится Комсомольск. А здесь коричневый туман висит над крышами деревянных домиков, красными огнями горят в них окна от присевшего в седловину хребта закатного солнца.

Едем меж двух хребтов: слева — Малый Хинган, справа — Сихотэ-Алинь.

Сихотэ-Алинь! Целая горная страна. Арсеньев был на юге ее, здесь — восток. Как я завидовал ему, читая его книги, как хотел хотя бы глазком поглядеть на эти места. И хотя это другие, все равно как я рад! Сихотэ-Алинь виден только вершинами гор, они в снегу. Они видны даже ночью.

12 июня. По берегу сплошная гряда хребтов Сихотэ-Алиня. Издали они, поросшие темно-зеленым лесом, похожи на аккуратный газон. Едем вблизи сихотэ-алиньского берега.

Село Софийское всего в десяток домов. Все жители высыпали на берег, встречая пароход. Тут и моряки, и женщины в самых разнообразных одеждах, и рыбаки, и конечно же ребята. Все широко улыбаются, смеются. Видно, что прибытие парохода их радует. Оно и понятно: пароход — это культурная связь с большим миром, это мешки, ящики и бочки с пищей, ну и можно переброситься двумя-тремя словами с командой парохода, есть отчего радоваться и собираться на пристани.