Пока мальчики заглатывают самые вкусные пирожные в «Копилке», за столиком самой порядочной официантки, Осталова выстаивает очереди в кулинарии при ресторане «Меркурий» за самыми мясными кнелями и самым рыбным салатом для своей семьи, а потом, обрывая руки невыносимо тяжелыми мешками с видами города, заталкивает сыновей в такси и везет домой, чтобы там, перед тем как вновь сесть за пишущую машинку, усадить мальчиков за уроки, перечислить Софье умерших родственников, сварить обед семье и Фреду, погулять с ним, пытается доказать Ларисе, что Сережа не хуже Аллы читает по-немецки, а Лева никогда не был шизофреником, ополоснуть стульчак, который, по словам Крысы, облит якобы Татой, вызвать мастера для ремонта радиоприемника, а начав печатать, смотреть первенство мира по фигурному катанию, слушать новые песни Фляжковердиева, и историю гимназии Осталовых, и Катину истерику из-за того, что она не в состоянии запомнить даты съездов, через каждые семь с половиной минут подходить к телефону, а в конце концов схватить ремень, чтобы разнять сыновей, дерущихся за право пускать мыльные пузыри в глаза остервеневшему Фреду.
Глубокоуважаемый тов. Овцев!
Только крайние обстоятельства заставляют меня обратиться к Вам и просить или о личном приеме, или если Вы не можете уделить мне некоторое время для беседы, то я Вас прошу поручить депутату разобраться в моем сложном и, по сути дела, вопиющем положении, в которое я и моя семья систематически попадаем из-за квартирных отношений с Геделунд В. А.
Я работаю в Академии ПАУК, имею двух сыновей — Сергея и Вадима. Кроме сыновей со мной вместе проживают моя мать Геделунд-Осталова Мариана Олафовна, 74 года, пенсионерка, в прошлом преподаватель вуза, тетя — Софья Алексеевна, 79 лет, учительница-пенсионерка, брат — Осталов Лев Петрович, работающий художником в Музее Уродств и Гармонии при Академии ПАУК, и фактически я опекаю потерявшую зрение пенсионерку Невенчанную Анастасию Николаевну, 75 лет. Все три старушки-пенсионерки, причем две из них — Геделунд-Осталова М. О. и Невенчанная А. П. — продолжают вести общественную работу, а Геделунд-Осталова М. О. еще занимается литературным трудом.
Вся эта группа людей на протяжении многих лет терроризируется в квартире со стороны Геделунд В. А., которая является, к сожалению, нашей родственницей. Моя семья сейчас уже дошла до предела, измученная постоянными ответами на все заявления, которые подает в разнообразные инстанции, чаще всего в милицию, Геделунд Варвара Акимовна. Она обвиняет моих сыновей (и других жильцов) в самых разнообразных поступках, которых они никогда не совершали. Все фантастические вымыслы Геделунд В. А. занимают много времени у тех, кто вынужден их разбирать (напр., наш уполномоченный капитан Ышты).
Все это не подтверждается, но через некоторое время поток заявлений вновь возникает. Сама же Геделунд В. А. совершает все время различные провокационные действия, чтобы вывести из равновесия меня, ребят или других жильцов. Употребляет самые отвратительные выражения, говорит в нашем присутствии по телефону о нас различные небылицы и гадости; если разговаривает по телефону кто-нибудь из нас, то несколько раз проходит мимо (телефон в передней), обязательно комментируя и высмеивая наш разговор; если в кухне находится кто-нибудь из простуженных старушек, нарочно раскрывает форточку и не дает закрыть, устраивая сквозняк, и мн. др.
Мы живем в этой квартире давно. Невенчанная — всю свою жизнь, дети мои — с рождения, мать и брат — сразу после войны. Состоим на учете на улучшение жилищных условий.
Для того, чтобы содержать свою семью, вырастить мальчиков, я работаю с утра до ночи, очень напряженно. Вы сами знаете, что такое труд машинистки (со знанием трех языков и стенографии) в специальном научном учреждении и труд учителя, так как, кроме работы в Академии, я преподаю стенографию в 79-й школе нашего района (по профессии я — учитель).
Я не писала бы Вам, но я доведена до отчаяния, и естественно, что я волнуюсь, боясь, что мои сыновья когда-то и смогут развинтиться от всего происходящего. Я уже не говорю о том, что им трудно в таких условиях заниматься и что, боясь провокаций со стороны В. А., они стремятся быть вне дома.
Я Вас очень прошу по-человечески помочь мне и до подхода очереди предоставить мне и моей семье любую временную площадь, чтобы мы могли, наконец, разъехаться с В. А. и спокойно жить и работать.
Я долго терпела, никуда не подавала никаких встречных заявлений (кроме заявления в Домовой комитет). Домовой комитет и многие жильцы нашего дома знают всю эту ситуацию, но никто не может справиться с В. А. Геделунд, так как боятся запугиваний и мстительности этой престарелой, но очень опасной склочницы.
Я пишу Вам это письмо под отчаянным впечатлением, ибо вчера мне снова пришлось столкнуться с тем фактом, что вдруг внезапно в мою семью пришли из милиции по разбору какого-то заявления, написанного Геделунд В. А. на моего сына Сергея. Факты не подтвердились, но я вынуждена была (в который раз!) писать объяснение.
Мне 45 лет. Мне нужно напряженно работать, сколько же можно еще терпеть?
К своему заявлению я прилагаю справку о состоянии здоровья моих сыновей.
Дана Осталовой А. П. в том, что ее сын Осталов Сергей страдает неврастенией 1 ст. и гиперметрическим астигматизмом. Второй сын Осталов Вадим часто и длительно болеет простудными заболеваниями (катар в/д путей, пневмония, бронхит).
В конце учебного года — медосмотр. Врачи в нескольких классах. Самый страшный — зубной. Незнание того, что он во рту твоем производит, нервирует и доводит до отчаяния. Знать бы, что за чем у него следует и к какому результату приведет, тогда, мнится, будет спокойней. Спрашиваешь. Не отвечает. Строг. Велит помолчать. Укол — понятен. Вгоняют иглу. Впускают препарат. Все. Зуболечение хоть и известно, но неопределенно. Множество всяких пинцетов, скребков у врача. Самое жуткое — клещи. Жестокие, нагло притаились они на средней полке медицинского стола. Пугает еще незнание того, сколько времени стоматолог собирается сверлить, надо ли удалять нерв, и, может статься, затеял он твой зуб выкорчевать и, внезапно защемив клещи, выдернет его беспощадно.
Зубы болят часто. Сестра ведет Диму к врачу. Частному. Пожилой, очень знаменитый, усаживает мальчика в кресло, зажигает свет, лезет к нему в пасть, Это не так страшно, хотя несколько гнетуще покорение чужой воле, но спокойно Дима реагирует только на зеркальце — пинцет вызывает волнение. Сказав — рот не закрывать, чтобы высохла слюна, стоматолог схватывает вдруг клещами зуб и, прогремев: «Не двигайся, челюсть сломаешь!» — дергает вверх и вниз. На себя. Зуб в клещах в его руке. Проводишь по губам — кровь.