– Руби ванты, трави топенанты!
Возможно, Лёсику удалось бы заметить, как Серёжа Соскок проделал горящей сигаретой дырку в бейсболке Уссацкого в том самом месте, где красовалась замечательная эмблема реверсивной партии.
– Чувствуешь? Палёным пахнет, – с тревогой спрашивал ничего не понимающего Уссацкого Соскок и, подражая собаке-ищейке, принюхивался, водя в воздухе носом. – Не хватало только пожара на корабле. Беги, Леонтич, спасай партбилет.
Но именно потому, что ничего подобного Грот не видел, конец вечеринки оказался для Лёшки наполненным незабываемыми и до слёз радостными чувствами. С плавучей платформы, на которой несколько часов назад куролесил, спасая сорок красавиц, Писающий мальчик, в воздух полетели едва уловимые глазом огненные стрелы. На высоте они превращались в маленькие точки, на мгновение замирали в черном бархате ночи и с треском разрывались, рассыпая по небосклону многоцветные огни.
Алексей вспомнил, как на точильном станке правил ножи его дед, а он, мальчишка, заворожено смотрел на летящие искры и не мог оторвать от них глаз.
«Давай клешню свою, шкет, не бойся. Они холодные, – говорил дед и в доказательство подставлял под пламенный пучок свою широкую ладонь. – Покалыват маненько».
И Лёшке казалось, что невидимый небесный мастер раз за разом подносил к скрытому от людских взоров точильному колесу волшебный клинок и высекал из него огненные брызги.
«Ура! Ура-а!!!» – кричали на яхте.
– Ура, – размазывая слёзы по щекам, шептал продюсер Алексей Грот.
IV
«Аттракцион небывалой щедрости: за выступление на яхте – 250 тысяч евро!», «Показательный орган», «Членистоногая фантазия», «Забили болт»… В интернете и на страницах осязаемых печатных органов один заголовок старался перекричать другой. Люди читали, плевались, обсуждали, спорили.
Всеобщий гвалт нарастал и ширился ровно до тех самых пор, пока народ ни ошарашили новым известием: сразу у нескольких эстрадных звёзд случились родимчики. Как малые дети, они синели и с запечатлённой в глазах обидой падали в обморок, узнавав: насколько удачно пристроил штуковину, присущую исключительно особям мужеского пола, мало кому известный выскочка. Певец Софиев – блестящий исполнитель чужого репертуара – в сложный для его здоровья момент был доставлен в замечательный сумасшедший дом, о чем незамедлительно раззвонили все новостные средства информации.
«Опоздал! Опоздал!», – кричал кумир журналистам и приехавшим по срочному вызову санитарам, пугая с экрана телевизоров белками округлённых в безумстве глаз. А вскоре в интернете всплыла тайная видеосъёмка, на которой певец в полосатом халате и с загадочным видом бродил по коридорам частной лечебницы. Он подмигивал санитаркам и зазывал их в свою одноместную палату, где обещал бесплатно показать «Чебурашку».
Ни с чем не стоявшая рядом, дикая по своему размеру финансовая удача заштатного гастролёришки возбудила мэтров сцены. Люди, вынужденные поддерживать интерес к себе нескончаемыми прощальными гастролями, во время которых приходилось довольствоваться рублями и терпеть соседство с бесцеремонными гостиничными тараканами, отвергали культурную ценность нового жанра. В своих интервью они неизменно обвиняли Маркина в пошлости, но делали это так, чтобы ненароком не бросить тень на эстетические вкусы самого Варфоломея Плёвого. Тем самым ветераны сцены давали понять, что из уважения к признанному меценату могли бы изобразить нечто подобное и за половину скандальной суммы.
Вечеринка на яхте обрастала слухами. Чтобы встретиться и поговорить с восходящей звездой отечественного шоу-бизнеса, журналистам приходилось запасаться терпением. Пока одни кусали локти и ждали встречи, более проворные их коллеги уже выкладывали на станицы изданий и в эфир подноготную счастливчика. Склонное к состраданию население начинало лить слёзы над судьбой нового «Писающего мальчика», к которому, как следовало из многочисленных репортажей, статей и очерков, жизнь впервые повернулась лицом только в его зрелые годы.
«Кто, кто он?» – спрашивали множащиеся почитатели и судорожно искали новых подробностей о жизни восходящей звезды. Каждый выбирал для себя то, что казалось им понятней всего и ближе.
Романтикам нравилось знать, что Иосифа Маркина в детстве украли цыгане и «именно от них у него эта страстная, неукротимая любовь к воле, заставляющая сметать все преграды, появляющиеся на пути бунтарской натуры». Неуживчивым и обиженным на весь мир приятно было видеть в Иосифе жертву, у которой однажды – в день праздника Первомая – не то «кровавый гэбэшник», не то секретарь парткома, отобрал на пропой двадцать копеек, когда мальчишка шёл в магазин за хлебом для своей младшей сестрёнки.
Но исключительно всем, кто изо дня в день зачитывался караванами историй, запали в душу горестные воспоминания Маркина о пересыльной тюрьме, о зоне, где отбывала очередной срок его непутёвая мать. Не могли оставаться равнодушными люди, узнавая, как совсем ещё сопливый, но жутко смышлёный мальчонка по имени Иосиф «чифирил» с пацанами в тёмных подвалах и, забавно коверкая слова, говорил на хлеб «мандро», а на козу – «падло».
V
Среди людей, поспевающих к шапочному разбору, всегда найдется тот, кто начнёт натужно смеяться и делать вид, что появился вовремя. Хорошо, если это потенциальный неудачник: вкладчик финансовой пирамиды, отставший от поезда пассажир или не получивший вакансии претендент. Таких бедняг общество может пожалеть, ободрить пустым словом и тут же пойдёт дальше, навсегда забыв об их существовании.