Лизонька таскала за собой Маркина по палубам, как цирковую обезьянку. Они переходили от одной группы гостей к другой, приветливо улыбались и двигались дальше только после того, как Елизавета Фёдоровна получала полное подтверждение успеха своего протеже. Первыми излить восторги торопились дамы. Словно аквариумные рыбки перед кормлением, они возбуждались при приближении артиста и потом ещё какое-то время беспокойно поглядывали в сторону удаляющейся парочки.

Лёгкую досаду у чуткой распорядительницы оставлял лишь дефицит хвалебных слов.

«Эмоции зашкаливают!», – на разный лад повторяли одну и ту же фразу самые начитанные дамы. Другие зрительницы оценивали шоу не столь изысканно, но тоже, будто заранее сговорившись между собой, поочерёдно высвистывали накаченными губами два слова: «Класс!» и «Супер!». Впрочем, всех их извиняло то, что свой небогатый словарь жеманницы с лихвой перекрывали живейшей мимикой и старательно перенятыми у голливудских звёзд ужимками.

В тот сказочный вечер на яхте за словом в карман не лез только Гарик Леонтьевич Уссацкий. Как и у любого другого прирождённого политика, рот его не закрывался ни на минуту. Значившийся в Лизонькином списке под предпоследним номером, лидер и основатель реверсивной партии активно разминался перед грядущими предвыборными баталиями. Он знакомил с платформой партии зазевавшихся гостей, не упуская из вида и обслуживающий персонал. Входя в контакт с новыми жертвами, Уссацкий первым делом снимал с головы фирменную бейсболку и принимался объяснять смысл эмблемы собственной партии, а затем плавно переходил и к первоочередным задачам, стоящим перед её сподвижниками. Как и Лизонька с Иосифом, Гарик Леонтьевич передвигался от группы к группе. Он старательно оттягивал тот момент, когда и от него организаторы могли потребовать недвусмысленного отношения к состоявшейся премьере. Рассуждая с собеседниками о несовершенстве отечественной избирательной системы, сам он, между тем, внимательно прислушивался к витавшему в воздухе всеобщему восторгу, которого он, в силу полученного в юные годы эстетического воспитания, не разделял. Привычная, сто раз проверенная в деле, тактика помогла партайгеноссе определиться с линией поведения. На этот раз ситуация требовала присоединиться к большинству.

Когда Лизонька и Иосиф в очередной раз направились в его сторону, Гарик Леонтьевич уже точно знал, что будет делать и поспешил им навстречу. Он на полуслове бросил беседу с окружавшими его журналистами, вскинул руки и громко захлопал в ладоши. Единоличные овации разбудили в гостях любопытство.

– Браво! Браво! – прокричал Уссацкий. – Я всегда говорил: может, может Варфоломей удивлять. Не только в бизнесе, но и в искусстве чувствует фишку. Это же надо – «Писающий мальчик». Смело, по-нашему, по-реверсивному!

На лице Маркина, который потихоньку начал привыкать к восторженным похвалам, появилась недоверчивая улыбка. Он уловил фальшь в словах мужчины и насторожился, когда тот ринулся к нему с явным намерением обнять. Однако, приблизившись, политик лишь прихватил Иосифа за локти и с жаром продолжил:

– Рад, очень рад знакомству с вашим талантом. Народ истосковался по свободе самовыражения. За бунтарями, за такими, как вы, ниспровергателями кумиров прошлой жизни, – будущее. Следом за вами, непременно, пойдут остальные, другие…

– На зону бы вашего петуха, – перебил Уссацкого подошедший Серёжа Соскок, и совсем не весело засмеялся, – там народ, как пить дать, от души бы самовыразился.

– Не обращайте внимания, дорогой Иосиф. Сергей Викторович так шутит. Ему ближе блатная лирика – лагерный шансон, так сказать. С позиций нашей партии я постараюсь указать, в чем он ошибается. А вам могу пожелать, дорогой мой, только одного: так держать, маэстро! Надеюсь, что наша встреча – не последняя.

Остаток вечера Уссацкий и Серёжа Соскок ходили по палубам вместе. Сзади они были похожи друг на друга, как два брата. В тускло освещённых уголках яхты, отличить их можно было, разве что, по рукам. У политика они болтались, как две совковые лопаты, плоской частью обращенные назад; у бандита – телепались на уровне колен и напоминали кувалды.

Шампанское расплёскивалось, маленькими струйками проливался на палубы коньяк. Смычковый квартет подбирался ко второй трети своего репертуара и начинал фальшивить. Грот с восхищением наблюдал за передвижением людей, забывая отхлёбывать виски из нагретого в ладони стакана. Он уже простил Самсона и его взбалмошных коллег за пошлые шутки в адрес «Писающего мальчика»; перестал замечать боль, доставляемую новыми туфлями, купленными в дорогом парижском бутике в спешке и без особой на то надобности.