– Пить воды, – простонал он, и театрально, словно былинный герой на поле брани, приподнял руку, чтобы его заметили и отнесли к живому источнику.
– Оклемался маленько, барбос? – дружелюбно произнёс Лёсик, успевший принести в дом продуктов и помыть, по настоянию своей мучительницы, окна.
– Всё хорошо, пей, – поощрительно улыбнулась Лизонька и подала большую кружку, из которой, будучи трезвым, артист любил вечерами пить чай.
Кружка была наполнена чем-то приятно-кисленьким. Маркин пил жадно, большими глотками, вытаращив мутные глаза, в которых поселилась растерянность. Его пугало, что добрая фея исчезнет, а он опять останется наедине со скользящими по стенам тенями, которые, на самом деле, и были теми злобными человечками, таскавшими у него сигареты.
– Какое сегодня число, – облизав потрескавшиеся губы, поинтересовался Иосиф.
Ему казалось, что если он вовлечёт гостей в разговор, то ни Лёсик, ни та, что переодета была в его рубашку, не посмеют исчезнуть. Лизонька уловила в его словах хитрость. Всё с той же заботливой улыбкой она села на край дивана и положила пьяную голову Маркина себе на колени.
– Какая тебе разница – какое сегодня число? Теперь у тебя всё будет по-новому, всё будет совсем по-другому, – монотонно, убаюкивающе шептал добрый женский голос.
– Волос в супе не будет? – доверчиво поинтересовался Иосиф.
– Каких волос?
– Я не люблю, когда в супе волосы.
– Правильно. Никто не любит, – подтвердила Лизонька и вопросительно посмотрела на Грота.
– Это он Викины обеды вспоминает, – тихо пояснил Алексей. – У неё только пирожки с картошкой вкусно получались, да и то их можно было есть пока горячие.
– Не будет волос, дорогой, успокойся, – продолжал убаюкивать певучий голос. – Зачем нам в супе всякая гадость? …И пирожков тоже никаких не будет, – глядя на Грота в упор, с некоторой угрозой добавила Лизонька.
VII
На традиционный конкурс синтетического эстрадного искусства, подаренный народу в разгар гласности и проходивший каждое лето в чудном приморском городке, троица прибывала поездом в обновлённом составе. Неутомимая беготня Грота и близость Лизоньки к оффшорным кущам, несказанно удачно сочетались между собой и неплохо взаимодействовали. Популярность артиста Маркина ширилась.
Иосиф слыл первопроходцем в жанре «гендерной эквилибристики», но зацепился за него не этот почетный титул, а ярлык «членистонога», запущенный недоброжелательным критиком в одной из газетных статей. Именно так и стали его именовать те, кто, либо никак, либо косо смотрел на творческие изыски удачливого артиста. Зоологическое определение показалось обидным основоположнику нового жанра, но Лизонька и Грот быстро объяснили, что всё это не более чем зависть никчемных людишек, не способных даже за год заработать столько, сколько Иосиф умудряется «поднимать» во время одного сольного выступления.
– Пусть эти умники пишут что угодно, – успокаивала Лизонька. – У тебя море поклонников, а это что-то да значит. Жанр твой признан народом. В гробу мы видели всех этих критиканов.
В шоу-бизнесе, как ни назовись, всё будет к месту. Музыканты присвоят своей группке мудрёное название, типа «Розовощёкая спирохета», – и мотаются с ним по городам и весям. Потешаются, успешно решают финансовые запросы. Другие – те, кто тоже не желает лабать бесплатно, – стараются переплюнуть конкурентов, мастерят название поусастей, да такое, с каким власти не всякого населённого пункта решатся принять гастролёров.
Каждый, кто желает славы, должен калёным железом выжечь на своём боку тавро. Процедура эта болезненна, но, чтобы стать узнаваемым, необходима. Если повезёт, рубец превратится в лейбл, фирменный знак. Только он и даёт гарантию, что в старости продержишься на плаву, не оголодаешь.
«Действительно, какая разница: «королевич Елисей» или «членистоног»? – соглашался с доводами своей дружной команды Иосиф. – При бабках всё, что угодно можно стерпеть. Как говорится, пусть клевещут!»