Обидный ярлык упал на хорошо унавоженную почву. Маркина стали привечать в шоу-бизнесе. Узкий самопровозглашенный круг титулованных академиков от эстрады, после индивидуальных походов к ним Грота и Лизоньки, решил включить Иосифа в состав жюри большого конкурса, где ему, как родоначальнику горячо принятого зрителями направления, доверялось судить артистическую молодёжь.

С этого времени творческая жизнь артиста вступила в ту приятную полосу, когда уже не нужно клянчить койку в гостинице, выкраивать копейки, добираясь до мест выступления на попутках, и питаться всухомятку. Иосифа теперь встречали как звезду, чтобы потом довести до дверей самых лучших отелей, где знаменитостей круглосуточно караулят толпы поклонников и праздные зеваки.

Официальный представитель дирекции конкурса ждал группу Маркина на перроне железнодорожного вокзала. По счастливому стечению обстоятельств, уполномоченный по встречам значился местным функционером реверсивной партии и ценил любой вид искусства, который признавался в официальных партийных документах полезным для народа.

– Как там наш товарищ Уссацкий? – первое, чем поинтересовался активист у Иосифа, когда троица вышла из вагона. Получив обнадёживающий ответ, он радостно выкрикнул: «Йес!» и подпрыгнул на месте, сжав в прыжке оба кулака. Стоявшие рядом люди вздрогнули и с опаской оглядывались на дёрганого мужчину, носившего на голове кепку в виде смешного разноцветного зонтика.

– Великий человек и толковый организатор наш Гарик Леонтьевич. Да, товарищ Маркин? Дай ему бог здоровья, – закрепил за собой образ верного члена партии абориген и, переведя дух, предложил двигаться:

– Ну, что, едем? Машинку я тут рядом поставил.

Город в беспамятстве бредил предстоящим конкурсом и традиционным гала-концертом. Вдоль дороги, от вокзала и до самой гостиницы, всё свободное пространство было заполнено рекламными щитами, перетяжками, афишами, на которых Иосиф с радостью узнавал себя в образе Писающего мальчика. И выступление то было давним, и лицо исполнителя скрывалось за внушительным надувным «кабачком», но всесильная реклама превращала именно его, Иосифа Маркина, в главную фигуру наступавшего творческого буйства.

Лишь одно обстоятельство серьёзно подпортило благостную картину. Чья-то паскудная рука успела надругаться над афишами, надписав худое слово на самом видном месте.

– Вот, сволочи, – не сдержался член жюри, и в раздражении выпалил тираду, от которой местный активист заёрзал на водительском сиденье и понимающе закивал головой.

Как человек, волею судьбы вовлеченный в политическую борьбу, он лучше других понимал, каково это – открыть подлинное отношение к тебе со стороны сограждан, за чьи интересы ты неустанно борешься. Он мог много рассказать артисту о том, какие слова писали на его предвыборных плакатах, как преображался на территории одномандатного округа его портрет под фломастерами недоброжелателей. Активист разделял чувства Маркина, через много лет вернувшегося на родную землю и не заслужившего от своих земляков неуважения.

– Не жалуют тут нашего брата – творца, – горько посетовал Иосиф.

– Виноваты. Не досмотрели малость, Иосиф Богданович. Звиняйте. В моём лице принимающая сторона, как говорится, приносит вам свои глубокие комплименты. А вообще вы не думайте, реально, вы – наш кумир. Это какие-то залётные гаврики постарались. Вы же знаете, мы за нашего земляка глотку любому перегрызём. Гадов этих найдём. Бейцы им, пардон, конечно, мадмуазель, открутим! Не сомневайтесь, товарищ Маркин.

– Да ладно, я всё понимаю, но просто диву даёшься: им тупо культуру несёшь, а они тебя же ещё и хулят. Неблагодарный, нет, неблагодарный у нас народ.

– Я прошлой весной шёл на выборы… – начал реверсист, но Лизонька мигом пресекла рассказ о тонкостях местных политических междоусобиц.

– Что ты, Ёжик! Мало ли какой дурак что напишет, – вмешалась она, – так что: сразу лапки вверх? Не распускай себя. В детстве, знаешь, как я говорила? «Я не буду зареветь». Вот и мы плакать из-за всякой ерунды не будем. Да?

– Точно! Забей, Ёся, – поддержал Грот, – глупости всё это. Помнишь, как мы, пацанами, Пугачихины афиши подписывали? Здесь, небось, тоже детвора руку приложила. Какой с них спрос?

– Дети такие слова не пишут, – с ожесточением возразил Маркин.

– Знаешь, если бы ты сам со своим прибором по сцене не бегал, то и не писали бы. А так… чего уж… – затянул старую песню Лёсик, но тут же, под уничтожающим взглядом Лизоньки, осёкся.

      Она, чтобы покончить со щекотливой темой, увела разговор в сторону, задав водителю вопрос, который волновал её больше, чем несчастные три буквы на афишах:

– Не знаете, спонсоры все заехали? Меня «Трахтенбанк» интересует.