– Как они могли узнать мой номер телефона? Кроме ваших работников это сделать было некому, – видимо, не первый раз делился своими подозрениями артист, и объяснял, почему именно ему необходим был исключительный покой:
– Милые девушки, поймите: у меня были очень тяжелые съёмки. Я только-только начал отходить от них. Бесконечные перелёты совершенно выбили из колеи. А в вашей гостинице я опять, как на бочке с порохом. Кто, вообще, мог дать мой телефон? Как это возможно?
Голос его становился выше и постепенно уходил в теноровую зону.
– Убедительно вас всех прошу никому, никому не раскрывать моего местонахождения и никому не давать номер телефона, если конечно, речь не идёт об администрации президента. Я бы хотел сохранить максимальную приватность. Надеюсь, вы меня понимаете… Я имею такое право.
– Назовитесь, пожалуйста, – с обворожительной улыбкой спросила ближе других стоявшая к знаменитости портье, – и, не задерживая внимания на просителе, приветливо помахала рукой кому-то из проходивших мимо постояльцев. Её улыбка сделалась ещё более очаровательной, когда она, глядя растерянному Виталику в глаза, вновь попросила его назвать своё имя.
Иосиф был почти уверен, что гостиничная служащая лукавила. Она прекрасно понимала, с кем имеет дело, и из какого номера клиент. Но интересно было другое: дежурный вопрос, на который любой другой постоялец гостиницы отреагировал бы незамедлительным ответом, заставил кинозвезду растерянно замереть. Абсурдность происходящего была для звезды очевидна. Даже дети при появлении артиста столбенели, показывали на него пальцем и восторженно кричали родителям: «Смотрите, смотрите, Серов!», или называли именем запомнившего киногероя.
Здесь же, в гостиничном холле, при скоплении народа произошло нечто совершенно обратное, обидное и даже оскорбительное для знаменитости. Актёра с изощрённой вежливостью ударили по носу, вернув во времена, когда ни одной собаке не было до Витальки Серова ровным счетом никакого дела. Лицо звёздного постояльца вытянулось и приобрело восковую бледность. Он отошёл от стойки, забыв даже удостовериться: будет выполнена его просьба или нет.
Пройдя в задумчивости совсем немного, актёр повернулся к симпатичной обидчице. Из-за стойки на него смотрели ироничные глаза сразу нескольких гостиничных стерв.
– Черт-те что творится. Когда мы, наконец, научимся уважать художника? – ища участия, посетовал киногерой двум, проходившим мимо, аккуратным старушкам.
Случайными собеседницами оказались финские туристки. Они не видели фильмов с участием симпатичного русского, и не поняли ни единого слова, из того, что им было сказано. Бабушки вопросительно переглянулись, качнулись на бледных чухонских ножках и залились, как молодухи, нетрезвым смехом, чем, невольно, усугубили душевную боль артиста.
«Пойду-ка я, пожалуй, повторю подвиг Лапулиса», – решил актёр, получив от жизни подряд сразу несколько оплеух.
Маркин появился у стойки сразу же, как только спина Серова исчезла на лестнице, которая как раз и вела в средоточие гостиничных баров.
– Девушка, вы, серьёзно, не знаете, кто к вам сейчас подходил?
– Чего ж не знаю? Все его знают. Достал он уже своей приватностью. То ему баб в номер подавай, то он прячется от всех – целку из себя, извините, корчит. Два дня живет, а от него уже все смены воют.
– Круто вы со знаменитостью. Но вообще-то, парень он неплохой, – почему-то вдруг захотелось оправдать Иосифу звезду экрана.
– Неплохой. Только ссытся и глухой, – грубо влез в разговор, стоявший у стойки, потенциальный претендент на гостиничную койку, который из-за претензий Серова всё никак не мог обратить внимание портье на себя.
Девушка взяла у него формуляр, документы и внимательно, как будто что-то вспоминая, посмотрела на Маркина.
– Слушайте, а я вас вроде бы как знаю. Вы что-то хотели? – по-свойски спросила она, и глаза её, смотревшие совсем ещё недавно насмешливо и иронично, подобрели.
– Я вообще-то местный. Правда, давно уже не живу здесь. Могли раньше в городе встречаться. Вот… за последние пятнадцать лет первый раз приехал. Заседаю в жюри конкурса.
– Так это, может, вы и есть Ёсик… Иосиф Маркин?