Возникает закономерный вопрос, а писал ли реально все, что случайно «находилось» в неких тайниках, а затем бойко издавалось после его смерти, сам Н.Г. Кузнецов? Может быть действительно, обиженный на власть, а заодно на Сталина и Хрущева, на Жукова и Брежнева, Кузнецов, написал «в стол» столько своих былых обидах, что это многопудье издавать, не переиздавать? Ну, а может быть, предприимчивые родственники штамповали и штампуют его книги, вкладывая в них свои мысли и свои оценки, которые лихо выдают за мысли покойного? Установить истину в данном случае можно было бы, только проведя огромную экспертную работу, но для этого необходимо получить допуск к первоисточникам, которые, разумеется, являются собственностью семьи и к которым никто никого не допустит.

Вообще история с воспоминаниями Кузнецова очень напоминает историю с мемуарами его недруга маршала Г.К. Жукова. Тот также лично написал только первый вариант своих воспоминаний. Отметим, что в своих прижизненных мемуарах Жуков (как и Кузнецов) исключительно положительно отзывался о Сталине. Но, а после смерти маршала пошло и поехало! С завидным постоянством правообладатели каждый раз выкладывали на прилавки все более и более «дополненные» и «улучшенные» варианты жуковских мемуаров, причем всякий раз эти дополнения и улучшения отражали текущий политический момент в стране. Если в первом посмертном переиздании Жуков рассуждал о брежневском застое, то в последующем уже о перестройке, ну, а в варианте 90-х годов уже печалился… о незавидной судьбе СССР. Разумеется, что в каждом новом варианте все больше и больше помоев выливалось и на голову Сталина. Объяснение, что маршал также «что-то» тайно писал «в стол» и это «что-то» теперь с завидным постоянством «находят» его родственники, были как-то неубедительны. Возможен вариант, что Жукову, как и Кузнецову, в силу особой к ним любви, помогают силы небесные, разрешившие с того света надиктовывать целые страницы. Но, думается, что все обстоит на самом деле намного проще…

Но вернемся к мемуарам Н.Г. Кузнецова. Так как у нас имеются некоторые сомнения в подлинности авторства посмертных воспоминаний бывшего наркома, я каждый раз, цитируя их в дальнейшем, буду указывать для объективности, является ли данная конкретная цитата прижизненной или посмертной. Ну, а верить или не верить посмертным цитатам пусть уже решает сам читатель.

Продолжим наш разговор о становлении Н.Г. Кузнецова в наркомовской должности. Вот как описывает Кузнецов становление наркомата ВМФ в своих посмертных воспоминаниях: «Наркомат ВМФ после выделения в 1938 году занимал особое положение. Если все наркоматы, за исключением НКО, НКИД и НКВД, замыкались на одного из заместителей Предсовнаркома, то Наркомат ВМФ подчинялся непосредственно Сталину. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что некоторые важные вопросы решались быстро в самой высшей быстрой инстанции, а плохо потому, что никто иной (даже Молотов), кроме Сталина, их не хотел решать. Время же было предвоенное, и вопросы флота, которыми Сталин много занимался до осени 1939 года (подобно судостроительной программе), были отложены до лучших времен. Оперативные же вопросы и вопросы боевой готовности были фактически поручены наркому обороны и начальнику Генштаба, которые ограничивали свои функции и ответственность только делами Наркомата обороны. Моряки оказались, так сказать, «в подвешенном состоянии» в самом главном, когда назревала война, так как флотские вопросы для наркомата обороны висели «камнем на шее»… Этому есть свои объяснения. Тимошенко и Жуков пришли в Наркомат обороны тогда, когда у них действительно было много дел по чисто сухопутной части. К тому же Сталин сковывал их инициативу, ни разу не собрал нас всех вместе по оперативным вопросам, чтобы выяснить, как вдет подготовка к войне, и дать нужные указания. Я однажды затронул такой вопрос, но Сталин ответил, что «когда будет нужно, вы получите указания». Это говорит о том, что, по-видимому, он боялся раскрыть свои секреты и не ждал скорой войны. Мне думается, по этой же причине не пересматривались и оперативные планы до последнего времени. …Сталин был фактически главой государства, а Молотов – его ближайшим помощником. Осторожный, он решал много вопросов, но большинство важных дел обязательно докладывал Сталину. Ему и Жданову перед войной было поручено «шефствовать» над флотом, и они в какой-то мере помогали мне, но все же чаще предлагали «написать товарищу Сталину». Не зная, как будет реагировать «хозяин», опасаясь попасть из-за флота в неудобное положение, если окажется, что Сталин имеет иное мнение, чем моряки, они отказывались даже «проталкивать» вопросы. Бывало и так, что, обещая поддержать меня, они меняли свое мнение «на ходу» в кабинете Сталина, определив «направление ветра». Но мне так поступать было нельзя. Когда речь идет о моем положении (отвлекаясь от общих флотских дел), то можно сказать, что я имел своим прямым начальником самое высокое лицо в государстве и в то же время не имел такого «шефа», с которым мог бы в любой день обстоятельно побеседовать и доложить ему о своих флотских нуждах. Когда я начинал надоедать своими просьбами Молотову или Жданову, то они сердились и прямо говорили, что мое дело как наркома добиваться приема у Сталина и просить его решить их. Но чем ближе к войне, тем Сталин все больше отклонялся от флотских вопросов текущего порядка «Нет худа без добра», – гласит мудрая поговорка. Это приучило меня к самостоятельности и вынуждало в отдельных случаях самому принимать ответственные решения…»

О своем становлении, как наркома, Н.Г. Кузнецов в посмертных «Крутых поворотах» пишет так: «Я был молод и без достаточного опыта. Многие, не говоря об этом, конечно, прямо, критически отнеслись к моему назначению. Не случайно несколько раз мне между прочим напоминал об этом и Сталин. «Вот говорят, что вы молоды, а мы назначили и не побоялись», – как-то упрекнул он меня, когда я высказался против одного назначения, ссылаясь на неопытность кандидата. Я и сам понимал, что по возрасту и опыту не был подготовлен к такому высокому посту. Это я прямо высказал летом 1939 года в училище Фрунзе, беседуя с выпускниками. «Я далеко не обладаю нужными знаниями, но раз меня назначили, считаю своим долгом приложить все усилия, чтобы справиться с работой», – и сказанное было правдой. Не мне судить, насколько мне это удалось. Положительным в моем назначении являлось то, что я был моряком и до этого все время плавал на кораблях, командовал крейсером и флотом, а стало быть, имел определенные преимущества перед Смирновым или Фриновским, что, видимо, многие ценили. Первый нарком ВМФ продержался недолго и после разгромных поездок по флотам сам был арестован. Фриновский же, человек далекий от флота и явно случайный, больше занимался присмотром за людьми с помощью своих соглядатаев да нагонял страх на руководителей – специалистов флота. Вскоре после моего назначения общие разговоры прошли и начали складываться отношения с людьми, которым я был подчинен или которые были подчинены мне».

Еще одна примечательная цитата. В книге своих прижизненных воспоминаний «Накануне», Н.Г. Кузнецов написал: «Надо использовать «медовые» месяцы… – Галлер погладил свои рыжеватые усы, потом посмотрел на меня и добавил уже совсем неофициально:

– В первое время ваши предложения будут рассматривать быстро. И быстро будут принимать по ним решения. Потом станет труднее…».

Кузнецов никак не комментирует высказывание начальника Главного Морского штаба и может создастся впечатление, что Галлер говорил о некой причуде Сталина. На самом деле Галлер говорил совсем о другом – о том, что первое время, пока Кузнецов будет утверждаться в своей должности, Сталин будет его всячески опекать и помогать. Однако затем, когда молодой нарком полностью освоится, ему придется рассчитывать уже на собственные знания, опыт и авторитет. В данном случае Сталин предстает перед нами, не только как высшая инстанция или просто заботливый начальник, но и как вдумчивый воспитатель, помогающий своим молодым подопечным «встать на крыло», обучая и помогая им, но в то же время не давая паразитировать на своем «особом» отношении.

Еще одна цитата из посмертных воспоминаний Н.Г. Кузнецова: «Когда я начинал надоедать своими просьбами Молотову или Жданову, то они сердились и прямо говорили, что мое дело как наркома добиваться приема у Сталина и просить его решить их. Но чем ближе к войне, тем Сталин все больше отклонялся от флотских вопросов текущего порядка «Нет худа без добра», – гласит мудрая поговорка. Это приучило меня к самостоятельности и вынуждало в отдельных случаях самому принимать ответственные решения…. Итак, если в бытность Сталина все основные вопросы решались только по его указаниям, то флотские как-то особенно замкнулись на него, и не было ни одного руководителя, который бы взялся за их решение. Даже когда он иногда и поручал кому-либо вести текущие флотские вопросы, они весьма неохотно брались за это дело и, как я уже заметил, ничего самостоятельно не решали, а при первой возможности стремились от них отделаться, столкнуть это «кляузное» дело на кого-нибудь: косо смотрели на меня – дескать, навязался ты со своим флотом. Причины заключались в том, что флот очень дорог и вопросы его очень сложные. Нужно было в них детально разбираться, чтобы сознательно принимать решения, а на это ни желания, ни времени не было. Решения Сталина по флоту никогда нельзя было предугадать, как и трудно угадать правильное решение, и поэтому часто получалась неприятность. А этого в последние годы часто боялись все его соратники. Если мы, моряки, по долгу службы вынуждены были получать упреки, то те, кому это было необязательно, всячески старались избавиться от такой дополнительной нагрузки, которая почти никогда не обещала похвалы, но обещала много неприятностей. Флотские вопросы были для них такими, что ради них они не собирались портить отношение или навлекать на себя неудовольствие вождя».

Кузнецов пишет, что сталинские решения невозможно было предугадать, как и трудно было угадать, какое решение он примет по той или иной проблеме. Если верить Кузнецову, то Сталин действовал исключительно спонтанно, хаотично и непоследовательно. Так ли это было на самом деле? Думается, дело было в другом. Ни Кузнецов, ни остальные просто не понимали задумок вождя. Мы уже говорили, что есть такое понятие – «горизонт планирования». Под «горизонтом планирования» понимается срок, за который предполагается реализовать составленный план или программу действий. В общем смысле под горизонтом планирования принято считать промежуток от принятия плана до момента его реализации. Сегодня общепризнанно, что «горизонт планирования» у Сталина был поистине гигантским, рассчитанным на многие десятилетия. Именно поэтому сталинская экономика не только успешно проработала 60-80-е годы, но на сталинском экономическом фундаменте Российская Федерация существует и сегодня. К тому же Сталин мыслил не масштабами отдельных наркоматов, а масштабами всего государства. Именно поэтому в воспоминаниях отдельных наркомов, военноначальников и конструкторов мы встречаем порой сетования на непонимание задумок Сталина. Совершенно очевидно, что эти сетования объясняются, прежде всего, узкопрофессиональной зашоренностью авторов и конечно же намного меньшим личным «горизонтом планирования». Ну, а то, что Сталин не «разжевывал» подчиненным свои мысли и не посвящал в свои перспективные планы, то на то он и глава государства, а не нянька – если ты непонятливый, то отойди в сторону и уступи место более сообразительному.

Весьма примечательны указания Сталина Кузнецову по наведению дисциплины в вверенном ему наркомате. В своих воспоминаниях адмирал Г.И. Левченко пишет: «На одном из совещаний в Кремле в 1939 году, после всех дел, товарищ Сталин И.В. спросил товарища Кузнецова, почему бы Наркому ВМФ не установить в военно-морских базах порядок, подобный тому, какой был в Кронштадте при Вирене. Для этого нужно снять виреновскую монархическую ржавчину и царский деспотизм самодержавия, заменив его нашим советским укладом жизни, воинским порядком и дисциплиной, уважением и любовью к матросу и солдату. Не забывать и гражданское население. Ведь матросы от тех порядков не умирали, если исключить эту чепуху, а порядки были, и не плохие, – добавил товарищ Сталин. Нарком Н. Кузнецов обещал это выполнить. Прошла Великая отечественная война и в 1946 году товарищ Сталин И.В. опять напомнил о порядках Вирена. В то время командиром Кронштадтской военно-морской базы был назначен контр-адмирал Румянцев. Он пытался кое-что сделать, но у него не получилось, ибо он все переложил на коменданта города. Мне приходилось проверять порядок и работу командира базы, будучи главным инспектором ВМФ».

Оценка Сталиным «царского деспота и сатрапа Вирена», прямо скажем, весьма неожиданная. Экивок вождя на «монархическую ржавчину и царский деспотизм» в данном случае исключительно ритуален. В сухом остатке требование Сталина к молодому наркому о наведении на флоте в целом, и в Кронштадте в частности, строжайшей дисциплины. При этом в пример, к которому следует стремиться, Сталин ставит порядок, установленный царским адмиралом Виреном. «Ведь матросы от тех порядков не умирали», – говорит Сталин. Затем откровенно хвалит ненавистными всеми революционерами Вирена: «А порядки были, и не плохие». Отсылка Сталина к Вирену прозрачна. Молодой нарком должен твердой рукой наводить твердый (почти драконовский) порядок на вверенном ему флоте, без малейших послаблений, т. е. руководить так, как правил железной рукой в Кронштадте убитый восставшими матросами адмирал Вирен. Заметим, что это была не сиюминутная причуда вождя. Спустя семь лет, когда матросы-фронтовики, на волне эйфории от победы в войне, начали отбиваться от рук, Сталин снова вернулся, по воспоминаниям того же Г.И. Левченко к теме Вирена, дав понять, что считал и считает, что дисциплина среди матросов должна поддерживаться именно на виреновском уровне, а никак не ниже.

Обратим внимание на весьма важный фактор – создание Большого флота совпало с началом массовых репрессий и в стране, и в РККФ. Понимал ли Сталин, что, начиная создавать новый флот он может остаться без старых и опытных специалистов? Несомненно, что понимал. Перед ним стоял выбор – сделать ставку на старых опытных профессионалов, который в большом количестве являлись политически ненадежными и оппозиционными, как социалистическому пути развития государства и Советской власти, так и конкретно сталинскому курсу и ему лично ему лично, или же, избавившись от таких политически ненадежных профессионалов, сделать ставку на молодых, пусть еще не слишком опытных, но энергичных и перспективных, а самое главное, на политически благонадежных. И Сталин сделал однозначный выбор – поставив на преданную молодежь. Боязнь внутренних заговоров и мятежей была для него страшнее, чем боязнь возможных поражений от внешнего врага. Разумеется, что смена поколений прошла в самом страшном и жутком варианте, не только с отстранением от должностей и изгнанием с флота, но с арестами, лагерями и расстрелами.

Насколько верен был выбор вождя? Разумеется, что Сталин не желал оголять командный состав флота в самый решающий момент его становления. Ведь именно в это время, как никогда ранее, были нужны опытные адмиралы и командиры, которые вывели бы будущий флот в Мировой океан и опытные преподаватели, которые бы качественно подготовили командные кадры будущего флота. Но машина репрессий была запущена на полную мощность и вместе с командными кадрами РККА вычищались и командные кадры РККФ. Все это привел к тому, что буквально за какой-то год в РККФ начался небывалый кадровый голод. Нехватка опытных командиров на кораблях была огромной. А ведь на стапелях уже началось строительство целых эскадр.

Репрессии 1937–1938 годов серьезно обескровили флот. Увы, но наряду с действительно заговорщиками, оппозиционерами и просто расхитителями под тяжелую длань НКВД попало и много, н виновных, так и тех, чья вина была не слишком уж и серьезной. Считается, что с мая 1937 года по сентябрь 1938 года в РККФ было уволено, отправлено в тюрьмы, этапировано в лагеря и расстреляно более трех тысяч человек командно-политического состава. Это привело к тому, что в 1939 году их место заняла масса молодых командиров и флагманов, не имевших должного опыта. Мы уже говорили о возрасте новых командующих флотами: командующим Северным флотом контр-адмирал А.Г. Головко – 34 года, командующий Балтийским флотом вице-адмирал В.Ф. Трибуц – 39 лет, командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф.С. Октябрьский – 40 лет, командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал И.С. Юмашев – 44 года. Под стать им были и подчиненные.

Из всего командного состава Балтийского флота только четверо офицеров и адмиралов имели командный опыт Первой мировой войны. На других флотах и флотилиях таких руководителей не было вообще. Из воспоминаний Н.Г. Кузнецова: «У меня, молодого тогда наркома ВМФ, были такие же молодые командующие, как и я сам, не имеющие боевого опыта, но все с полным напряжением сил готовили подчиненные им флоты к войне». Общий некомплект командного состава достигал 30 % от штата, некомплект в штабах флоте составлял 22,4 %. Плохо дело было не только с опытом, но и с уровнем образования нового командного состава, хотя в целом он был все же выше, чем в РКККА. Так из 365 штабных командиров только 40 % имели военно-морское образование в объеме училища, а военно-морскую академию закончили только 8,4 %. Почти половине из них имела стаж штабной работы не более двух лет.

Однако флот обескровили не только репрессии, но и кадровые ошибки предшественников Кузнецова. Как оказалось, в 1938 году в РККФ катастрофически не хватало даже лейтенантов, чтобы командовать торпедными катерами. Система военно-морского образования оказалась абсолютно не готова к стремительному роста численности флота. Поэтому на должности командиров катеров пришлось назначать старшин срочной службы. А ведь через несколько лет со стапелей должны были серийно спускаться мощнейшие линкоры, крейсера, сотни эсминцев и подводных лодок… Надо было что-то срочно делать.

Поэтому едва Н.Г. Кузнецов принял бразды наркома, Сталин поставил ему одной из главных задач – решение кадрового вопроса. Задача была чрезвычайно сложной. Решалась она всеми возможными путями. Во-первых, на военно-морскую службу удалось вернуть некоторое количество репрессированных опытных командиров. Во-вторых, низовые командирские должности в срочном порядке заполнялись моряками торгового флота штурманами и механиками. В-третьих, был резко увеличен набор в военно-морские училища. Но возвращенных из лагерей командиров было не так-то много, призванные из запаса торговые моряки являлись хорошими практиками, но военному делу их еще предстояло выучить, что же касательно увеличенного набора курсантов, то их появление на флоте можно было ожидать только через 4–5 лет…

Поэтому уже в мае 1939 года Сталин, одобрив предложение молодого наркома, распорядился отныне принимать на службу на корабли неограниченный процент сверхсрочников, а кроме этого значительно улучшить их обеспечение и повысить зарплату. В сентябре 1939 года, по инициативе Сталина, Указом Президиума Верховного Совета СССР был принят Закон о всеобщей воинской обязанности и о пятилетнем сроке службы краснофлотцев на кораблях, четырехлетнем – в частях связи и береговой артиллерии. Увеличение сроков службы также должны были повысить профессионализм рядового и младшего командного состава ВМФ.

Из прижизненной книги Н.Г. Кузнецова «Накануне»: «Еще в 1939 году в правительстве подробно обсуждали, как лучше обеспечить флот специалистами – рядовыми и старшинами. Было два пути: увеличить срок службы или набирать больше людей на сверхсрочную; в конце концов решили использовать и тот, и другой. Срок службы увеличили до пяти лет, одновременно усилили вербовку на сверхсрочную, заинтересовав сверхсрочников материально».