Книги

Океанский ВМФ товарища Сталина. 1937-1941 годы

22
18
20
22
24
26
28
30

Но Панцержанскому выдвигать Кузнецова не было никакого резона. Дело в том, что между Панцержанским и Кузнецовым… стояла женщина. В свое время первая жена молодого военмора Кузнецова, забрав ребенка, ушла от него именно к более представительному и обеспеченному командующему Морскими Силами Черного моря Панцержанскому. Что касается Кожанова, который действительно хорошо относился к Кузнецову, то к моменту начала его бешенной карьеры, Кожанов был уже арестован. Больше близко по службе Кузнецова никто из больших начальников не знал. Влиятельных родственников у крестьянского сына из забытой богом архангельской деревни Медведки тоже не было.

Так кто же буквально гнал галопом по карьерным ступеням Кузнецова? Ответ лежит на поверхности – Сталин. Чем именно запал в душу вождю молодой вахтенный начальник с крейсера «Червона Украина» мы уже никогда не узнаем. Но то, что Кузнецов приглянулся Сталину – это точно.

Н.Г. Кузнецов

Итак, в августе 1937 года, после возвращения из Испании, Н.Г. Кузнецов сразу же получает звание капитана 1 ранга (что было закономерно, т. к. в Испанию Кузнецов уехал с должности командира корабля 1-го ранга) и должность, для которой он еще явно не созрел – заместителем командующего Тихоокеанского флота. Проходит всего каких-то полгода (за это время можно только начать постигать азы новой серьезной должности), как следует новый скачек вверх – с января 1938 Кузнецов – командующий Тихоокеанским флотом. Буквально через неделю после назначения он становится и флагманом (что соответствовало званию контр-адмирала).

То, что лифт вознес его наверх слишком стремительно, Н.Г. Кузнецов понимал прекрасно. Он честно писал: «…Совершился новый и довольно крутой поворот. Вызов в Москву «для доклада», кратковременный отпуск в Сочи и назначение на Дальний Восток. И снова, не сдавая дел своему заместителю, я спешно выехал во Владивосток. Резкий подъем, как у водолаза, всегда опасный и связанный с большой нагрузкой, совершился не по моей воле. Мне ничего не оставалось, как выполнять приказ. Всего несколько месяцев пробыл я в должности замкомфлота, и состоялось назначение на должность командующего огромным Тихоокеанским флотом. А тут еще известные хасанские события в 1938 году и напряженное положение на границе с Японией. Конечно, опыта и знаний было недостаточно. Пришлось компенсировать количеством рабочих часов…»

На должности командующего Тихоокеанским флотом молодой и неопытный Кузнецов едва не сломал себе шею. Вскоре после его назначения, на Тихоокеанском флоте произошло тяжелое происшествие – при переходе погиб новейший эсминец «Решительный». Для малочисленного ТОФа это была очень серьезная потеря. Скорый на расправу, тогдашний нарком Фриновский заподозрил заговор «врагов-вредителей», ведь шел, как-никак, 1938 год. Поэтому судьба руководителя перехода капитана 3 ранга С.Г. Горшкова, да и самого Н.Г. Кузнецова, казалось, была предрешена. Обстановка усугубилась тем, что на Главном военно-морском совете, с участием Сталина и других членов правительства, Кузнецову, наряду с другими флотскими командующими, пришлось докладывать о положении дел на вверенном ему флоте. Когда речь зашла о гибели эсминца, Сталин, прервав выступление Фриновского, обратился к Кузнецову:

– Вы считаете, что было предпринято все для спасения корабля?

– Да, товарищ Сталин. Руководитель перехода капитан 3 ранга Горшков – опытный командир и в трудные минуты действовал умело. Винить его в случившемся нельзя.

На этом вопрос о виновниках гибели эсминца «Решительный» был закрыт, и Сталин больше никогда к нему не возвращался.

Из воспоминаний Н.Г. Кузнецова: «В ноябре 1938 года у меня на флоте произошло несчастье. Новый эсминец «Решительный» буксировался из Совгавани (сначала из Комсомольска) во Владивосток. Неожиданно ухудшилась погода, разразился жестокий шторм и даже ураган, что привело к катастрофе. Корабль был выброшен на берег около мыса Золотой… Вернувшись с места гибели корабля, я, оставив у секретаря крайкома Пегова письмо для матери, в плохом настроении выехал в Москву на Главный военно-морской совет. Выступая на заключительном заседании совета 19 декабря, я говорил о необходимости высокой боевой готовности, о противовоздушной обороне кораблей по опыту войны в Испании. Пришлось рассказать и о гибели корабля. Излагая факты, я старался убедить собравшихся в невиновности командира. После окончания заседания совета нас, моряков, принимало правительство (члены Политбюро). Произносились речи о будущем крупном «морском и океанском флоте». Флотские вопросы в этот период были модными. Несколько коротких, но характерных разговоров со Сталиным относятся к нашей теме. «На флоте нужно служить семь лет», – высказался Сталин, обращаясь к нам. Тогда все его поддержали, но это было предварительное зондирование вопроса. «Это много, достаточно пяти лет», – доказывали мы, моряки, немного спустя, когда принималось окончательное решение. «Правительство пользуется таким авторитетом, что будут служить и десять, если выйдет постановление», – сказал Сталин, не допуская возражений. В этом тоне уже чувствовалась излишняя самоуверенность, а присутствующие его соратники, как хорошо помню, не возражали, кивая головой в знак согласия».

Разумеется, потеря новейшего эсминца Сталина огорчила, но взвесив на весах, что для него более значимее: эсминец (которой уже не вернуть) или перспективный флотоводец, вождь сделал свой выбор.

Однако испытания для Кузнецова на Тихоокеанском флоте на этом не закончились. Вскоре после гибели эсминца тогдашним наркомом Смирновым была организована инспекция Тихоокеанского флота. Возглавил инспекцию командующий Амурской флотилией Ф.С. Октябрьский. Надо заметить, что Октябрьский являлся также одним из выдвиженцев Сталина. Чтобы понравиться вождю, он даже сменил свою фамилию Иванов на более благозвучную, более запоминающуюся и предельно верноподданническую – Октябрьский. Наверное, произойди революция в июле или декабре, то у нас в истории остался бы адмирал Июльский или адмирал Декабрьский. Любопытно, что Октябрьский всегда именовал себя не иначе, как «сталинский командующий», как будто все остальные были не сталинскими! Амбициозный и склонный к интригам командующий Амурской флотилией мечтал о большой карьере. В Кузнецове же он видел своего главного конкурента. Во время инспекции Октябрьский поступил очень подло. На разборе итогов инспекции в штабе флота он ограничился второстепенными несущественными замечаниями, чем успокоил Кузнецова. Одновременно же послал в Москву на имя наркома Смирнова и на имя Сталина столь разгромный отчет о проверке, после которого Кузнецова надо было сразу же объявлять очередным «врагом народа» и ставить к стенке.

Но Октябрьский перестарался. Сталин к этому времени со своим выбором будущего профессионального наркома уже определился, и очередной донос ничего изменить не мог. Что же касается дальнейших взаимоотношений Кузнецова и Октябрьского, то до конца жизни обоих адмиралов, они будут предельно враждебными.

А карьера Н.Г. Кузнецова только набирала обороты. В марте следующего 1939 года он неожиданно (как вспоминает сам!) назначается заместителем наркома ВМФ СССР, с одновременным присвоением звания флагман флота 2-го ранга (т. е. полного адмирала), минуя звание флагмана 1-го ранга (т. е. вице-адмирала). Заметим, что воинские звания Кузнецов получал не по выслуге, не за какие-то особые заслуги, а в соответствие с новыми должностями. При этом, если во многих случаях, даже при назначении на вышестоящие должности, офицеры зачастую годами ждут соответствующих званий, то у Кузнецова все происходило синхронно. Ну, а кто мог позволить себе присвоить молодому выдвиженцу воинские звания, с нарушением всех существующих положений о прохождении воинской службы? Это мог сделать в СССР только один человек – Сталин.

Из книги Н.Г. Кузнецова «Накануне»: «Съезд открылся 10 марта… В часы, свободные от заседаний, я бывал в наркомате, узнавал новости с Тихого океана. В наркомате была какая-то странная атмосфера. М.П. Фриновский присутствовал на съезде. Я видел его из президиума, он сидел в одиннадцатом или двенадцатом ряду, но в наркомате не показывался. Уже поползли слухи, что его скоро освободят. Все текущие дела решал первый заместитель наркома П.И. Смирнов-Светловский. В один из последних дней работы съезда ко мне подошел В.М. Молотов. – Вы намерены выступать? – спросил он. Я отрицательно покачал головой:

– Жду выступления своего наркома.

– А может быть, он и не собирается… Советую вам подумать.

Вечером я рассказал об этом разговоре Штерну. Старый, опытный работник центрального аппарата, он лучше знал, как следует поступить.

– Разговор неспроста, – заметил Штерн. – На всякий случай я бы подготовил тезисы выступления.