Мы условились принимать и сдавать дела на другой день. На следующее утро, как было условлено, встретились. Поработали несколько часов и решили встретиться еще раз. Я думал, что передача дел займет три дня. Утром Петр Иванович в наркомат не пришел. Я ждал его час, два, три… Так и не дождался. Мне просто вручили ключ от сейфа. Только тогда я понял смысл слов, сказанных накануне Сталиным, когда я по его приказанию позвонил по телефону. «Вы еще не приняли дела?» – спросил он. «Нет еще». «Торопитесь, а то не успеете», – сказал Сталин и повесил трубку.
Итак, я стал первым заместителем народного комиссара Военно-Морского Флота, а самого наркома все еще не было. Говорили, будто Фриновский отдыхает на даче. Между тем в кабинете на огромном столе лежала гора бумаг, требовавших решения. Я поехал к А.А. Жданову посоветоваться, как быть.
– Решайте сами, а по наиболее крупным или сомнительным вопросам звоните мне – сказал он. – Поможем.
Так началась моя работа в Москве».
Как мы уже говорили выше, по результатам съезда Н.Г. Кузнецов, с подачи Сталина, был избран и в состав ЦК ВКП(б). А вскоре последовал и апофеоз карьерного роста – назначение Н.Г. Кузнецова 29 1939 года Народным Комиссаром ВМФ СССР. Заметим, что на тот момент Кузнецову было всего 37 лет (по другим данным и вовсе 35) и он был самым молодым наркомом в Союзе. Несколькими месяцами позднее наркомом текстильной промышленности станет ровесник Кузнецова А.Н. Косыгин (хотя, при всем уважении к текстильной промышленности, уровень наркоматов был все же разный). В июне 1941 года рекорд молодости обновит назначенный наркомом вооружения Д.Ф. Устинов. Что ж, следует сказать, что все три выдвиженца Сталина полностью оправдали доверие вождя, оказавшись личностями по-настоящему выдающимися. И Кузнецова, и Косыгина, и Устинова Сталин присматривал заранее, а потом лично занимался их стремительным ростом.
Из книги Н.Г. Кузнецова «Накануне»: «27 апреля меня вызвали в Кремль. Разговор шел о результатах поездки на Дальний Восток. Присутствовали все члены Политбюро. Жданов рассказывал о своих впечатлениях от Находки. – Это действительно находка для нас. Тут же было принято решение о создании там нового торгового порта. Жданов рассказал о делах Приморского края, о Тихоокеанском флоте. Когда я уже собирайся уходить, Сталин обратился к присутствующим: – Так что, может быть, решим морской вопрос? Все согласились с ним… Из Кремля заехал домой. Когда вернулся на службу, на столе обнаружил красный пакет с Указом Президиума Верховного Совета СССР о моем назначении народным комиссаром Военно-Морского Флота СССР. Со смешанным чувством радости и тревоги читал я этот документ. Быстрый подъем опасен не только для водолазов. Столь быстрое повышение по служебной лестнице тоже таит в себе немало опасностей. Я это хорошо понимал еще в молодые годы, потому и просил после академии назначить меня на корабль старпомом, чтобы двигаться по службе последовательно. Мечтал, конечно, командовать кораблем. О большем не думал. Но за последние годы мое продвижение стало уж очень стремительным. Его можно было объяснить в то время лишь бурной волной вынужденных перемещений…»
Кстати, и П.А. Смирнов, и М.П. Фриновский, несмотря на активное участие в репрессировании своих подчиненных и слабую военно-морскую компетенцию, наркомат ВМФ все же сформировали и «в работу запустили». В своих воспоминаниях Н.Г. Кузнецов признает: «Когда я вступил в должность наркома, в апреле 1939 г., уже заканчивалась реорганизация ГМШ и всего наркомата ВМФ, но отдельные вопросы требовали доработки». Так что прибыл Кузнецов не на пустое место.
Каковы же были взгляды Н.Г. Кузнецова на развитие ВМФ СССР? Среди историков бытует мнение, что в момент назначения он вообще не имел устойчивого мнения на этот счет. Однако, последующая деятельность Кузнецова на посту наркома и самое главное – его мемуары, все же дают представление о его приоритетах. В реальности Кузнецов являлся типичным продуктом «молодой школы». Годы его учебы в военно-морской академии (1929–1932 гг.) пришлись на расцвет противников линейного океанского флота. Поэтому Кузнецов был лишен возможности слушать лекции изгнанного из академии профессора Петрова (а, следовательно, и проникаться его идеями), зато вдоволь наслушался лекций ярого поборника войны малыми силами и подводными лодками Александрова и его единомышленника Муклевича. Отсюда и упорная нелюбовь Кузнецова к большим океанским кораблям, постоянное высмеивание в своих мемуарах приверженности Сталина к линкорам и тяжелым крейсерам. В 1939 году, судя по всему, он вообще не имел собственных твердых взглядов на будущее ВМФ. Да и откуда им было взяться. ведь никаких серьезных оперативных и штабных должностей будущий нарком никогда не н занимал. Да, он был образцовым командиром легкого крейсера, но серьезным опытом организации взаимодействия родов сил ВМФ не обладал, чего собственно и не скрывал в своих воспоминаниях.
Разумеется, перечить Сталину в вопросе создания Большого флота Кузнецов не мог и впервые годы беспрекословно выполнял все его указания. Но уж в мемуарах впоследствии оторвался по полной…
В своих воспоминаниях Н.Г. Кузнецов так описывал первый период своего наркомовского становления: «Я был молод и без достаточного опыта. Многие, не говоря об этом, конечно, прямо, критически отнеслись к моему назначению. Не случайно несколько раз мне между прочим напоминал об этом и Сталин. «Вот говорят, что вы молоды, а мы назначили и не побоялись», – как-то упрекнул он меня, когда я высказался против одного назначения, ссылаясь на неопытность кандидата. Я и сам понимал, что по возрасту и опыту не был подготовлен к такому высокому посту. Это я прямо высказал летом 1939 года в училище Фрунзе, беседуя с выпускниками. «Я далеко не обладаю нужными знаниями, но раз меня назначили, считаю своим долгом приложить все усилия, чтобы справиться с работой», – и сказанное было правдой. Не мне судить, насколько мне это удалось. Положительным в моем назначении являлось то, что я был моряком и до этого все время плавал на кораблях, командовал крейсером и флотом, а стало быть, имел определенные преимущества перед Смирновым или Фриновским, что, видимо, многие ценили. Первый нарком ВМФ продержался недолго и после разгромных поездок по флотам сам был арестован. Фриновский же, человек далекий от флота и явно случайный, больше занимался присмотром за людьми с помощью своих соглядатаев да нагонял страх на руководителей – специалистов флота. Вскоре после моего назначения общие разговоры прошли и начали складываться отношения с людьми, которым я был подчинен или которые были подчинены мне».
В своих воспоминаниях Н.Г. Кузнецов почему-то делает вид, что не понимает, кому он обязан своей молниеносной карьерой. Неужели действительно не знал и не понимал? В такое верится с трудом. Тогда почему промолчал? Скорее всего, потому, что, когда писал свои воспоминания шли совсем иные времена, и хвастаться тем, что ты воспитанник Сталина было уже не модно. Кроме этого в воспоминаниях Кузнецова присутствует нескрываемая обида на Сталина, который хоть и сделал его наркомом, но затем был не всегда внимателен, не всегда прислушивался, а затем и вовсе, то убирал на вторые роли, то возвращал обратно. Сталин Кузнецова, как известно, простил (он даже впоследствии придумал для своего любимца особое персональное воинское звание Адмирала Флота Советского Союза!), а вот Кузнецов в своих мемуарах Сталина не простил…
Вообще к мемуарам, Н.Г. Кузнецова, как и ко всем другим воспоминаниям, следует всегда подходить критически, так как любой мемуарщик считает правильным только себя и неправыми всех остальных. Что касается Н.Г. Кузнецова, который в своих мемуарах предстает перед нами этаким «рыцарем без страха и упрека», то в воспоминаниях его современников не все столь однозначно…
Из воспоминаний адмирала В.И. Платонова: «В 1938 г. мне довелось принимать участие в работе Главного Военного Совета ВМФ, созванного правительством в Кремле по случаю первой годовщины образования нашего наркомата. На совещание съехались командующие и члены военных советов флотов и флотилий, командиры и комиссары передовых соединений и кораблей, начальники управлений боевой подготовки штабов. На заседаниях присутствовали И.В. Сталин, В.М. Молохов, М.И. Калинин, А.А. Жданов, К.Е. Ворошилов. С докладом об итогах боевой и политической подготовки выступал новый нарком военно-морского флота М.Н. Фриновский. Не имеющий представления о флотах и кораблях, чекист по происхождению, Фриновский сбивчиво и неграмотно читая написанный чужой рукой незнакомый ему текст обширного доклада, то и дело запинался и коверкал специальные и технические термины, обнаруживая полную беспомощность в морском деле. Было очевидно, что на столь ответственном посту этот человек оказался случайно, по какому-то недоразумению или по ошибке и что наркома Военно-Морского Флота из него никогда не получится. И вот, когда он, критикуя высокую аварийность самолетов и кораблей, стал поносить тихоокеанцев за потерю разбитого штормом эсминца, с места поднялся молодой командующий флотом Н. Г. Кузнецов и, перебив оторопевшего от неслыханной дерзости докладчика, бросил ему в лицо:
– Корабль погиб не по вине личного состава, а из-за внезапно налетевшего урагана. Вам надо сначала позаботиться о том, чтобы Дальневосточный морской театр был оснащен необходимой сетью метеостанций и постов наблюдения за погодой, а уж потом бросать такие обвинения. И еще, если бы вы не вмешивались, сидя в Москве, в мои распоряжения и не путали их, может быть, эсминец и удалось бы спасти.
Видимо, потому, что в запальчивых словах Кузнецова прозвучала правда, смелый его выпад понравился правительству. Ни командира погибшего эсминца, ни возглавлявшего переход комдива в тот раз судить не стали. А командующего Тихоокеанским флотом вскоре призвали сменить Фриновского в должности наркома. В новой же своей роли Николай Герасимович отношение к командирам, корабли которых потерпели аварию, резко изменил».
Написанное В.И. Платоновым весьма любопытно. Во-первых, он весьма убедительно описал вопиющую некомпетентность наркома ВМФ Фриновского. Но далее еще интереснее! Каким бы ни был Фриновский профаном, но он нарком и ругал командующего Тихоокеанским флотом за конкретную потерю новейшего корабля, т. е. вполне справедливо. Что касается Н.Г. Кузнецова, то он проявил себя в данной ситуации, как прекрасный психолог. Скорее всего он уже во время беспомощного чтения Фриновским чужого доклада, пронял, по выражению лица Сталина, что тот недоволен некомпетентностью докладчика. И поэтому решился на вопиющую дерзость, публично заявив, что ни только никакой вины за собой в гибели не признает, но и обвинив во всем случившемся самого наркома. Обвинения Кузнецову к Фриновскому были совершенно безосновательными. Сложно сказать какие указания давал из Москвы во Владивосток нарком командующему флотом по спасению эсминца. Но если Кузнецов действительно слепо их выполнял и не проявил здоровой инициативы, то грош ему цена. Что же касается сети метеостанций, то здесь Н.Г. Кузнецов вообще сморозил глупость. Если следовать его логике, то при отсутствии метеостанций, корабли должны вообще тонуть в обязательном порядке. Но как же плавали без этих метеостанций не одно столетие ранее. Самое поразительное, что абсолютно не ориентировавшийся в ситуации Фриновский не нашелся что ответить наглому комфлоту. Но сдерзил Кузнецов вовсе не для того, чтобы призвать наркома к объективному расследованию катастрофы. Во-первых, он понимал, что здесь и сейчас Сталин может принять решение о наказании за погибший эсминец и виновным может оказаться именно он. Поэтому Кузнецов в отчаянном броске попытался перевести стрелки на ошалевшего наркома. Во-вторых, весь демарш был рассчитан не на Фриновского, а на Сталина. Таким образом, Кузнецов демонстрировал ему свою храбрость, компетенцию, зная, что вождь любит умных и смелых. Расчет Кузнецова полностью оправдался – «смелый его выпад понравился правительству», т. е., прежде всего, Сталину. Разумеется, что, если бы на месте Фриновского был профессиональный моряк, он с легкостью бы поставил наглеца на место. Но Фриновский и в этом случае не нашелся что возразить. Что касается Сталина, то слушая запинавшегося и откровенно не понимавшего написанного подчиненными доклада, он, действительно был недоволен. Когда же молодой и дерзкий комфлот обвинил в катастрофе наркома и тот не смог на это возразить, Сталин был, по меньшей мере, удивлен. Возможно, именно тогда он понял, что ошибся с Фриновским и поставил на никчемном наркоме крест. Кузнецов же в данном случае проявил себя, как настоящий царедворец, сумевший в критической для себя ситуации, ни только выйти сухим из воды, но и обратить свое поражение в блестящую победу, заработав у Сталина «призовые очки». Весьма показательна и последняя фраза Платонова, о том, что когда в будущем сам Кузнецов разбирался с авариями своих подчиненных, то никакого снисхождения к ним не проявлял.
Заметим, что заместителей к Кузнецову Сталин подобрал сам. Затем, присматривался. Если считал, что тот или иной выдвиженец не соответствует своей должности, то убирал или производил рокировку, находя наилучшее применение способностям того или иного адмирала. При этом мнение Кузнецова в первые годы Сталина не интересовало. В принципе, Сталин был прав. Кузнецов был сам еще очень молод и неопытен, поэтому вряд ли мог сразу подобрать себе достойных помощников? Поэтому Сталин и подбирал ему «нянек».
Из воспоминаний Кузнецова: «Начальником Главного Морского штаба до октября 1940 г. был адмирал Л. Галлер – человек высокой культуры в широком понимании этого слова, с большим практическим опытом службы на кораблях. Он последовательно продвигался по службе еще в царском флоте и полностью перешел на сторону Советской власти после Великой Октябрьской революции. Без преувеличения можно сказать, что всю свою жизнь он посвятил флоту. Исполнительный до педантичности Лев Михайлович не нуждался в контроле за выполнением полученного им указания. Его недостатком в предвоенные годы была, пожалуй, излишняя осторожность. Об этом, видимо, знал И. Сталин и предложил вместо Л. Галлера назначить адмирала И. Исакова, бывшего тогда заместителем по кораблестроению. Они безболезненно поменялись должностями. Исакову более импонировала живая работ в роли начальника ГМШ, Галлер же принял под свое ведение органы кораблестроения. Это, по-моему, ничуть не принижает высоких качеств последнего. Сталин… много занимался строительством Большого флота, часто встречался с Исаковым и, видимо, составил о нем весьма лестное мнение. Важно другое. Когда в октябре 1940 г. Сталин сам предложил произвести замену начальника ГМШ и назвал кандидатуру Исакова, то я, искренне ценя и уважая Галлера, не мог ничего возразить. Исаков, более молодой, был теоретически подготовлен лучше Галлера, что важно для начальника ГМШ, обладал достаточным практическим опытом, а главное, был энергичнее и смелее его. Итак, во главе ГМШ перед войной стояли такие высокоэрудированные адмиралы, как Л. Галлер, И. Исаков и длительное время замещавший начальника ГМШ контр-адмирал В. Алафузов. Все трое обладали качествами, которые должны быть присущи руководителям крупного центрального органа. Отличное знание военно- морского дела, трудолюбие, высокое чувство ответственности сочетались у них с требовательностью к себе и подчинённым. При всем этом, мне думается, нужно подчеркнуть, что решающую роль в успешной работе штаба, конечно, играли не отдельные личности, а весь коллектив. А как Галлер, так и Исаков умели подбирать наиболее грамотных, дисциплинированных и трудолюбивых офицеров и адмиралов, обеспечивавших хорошую работу ГМШ в целом».
Из книги Н.Г. Кузнецова «Накануне»: «В октябре 1940 года вместе с начальником Главного морского штаба я докладывал в Кремле о строительства береговых батарей, которое шло быстрым темпом и приняло огромный размах, особенно на Балтике – от Кронштадта до Палангена (Паланга) и на Севере – от Архангельска до полуострова Рыбачий. Наши западные морские границы укреплялись на всем их протяжении. Государство отпускало для этих целей много средств в техники. Даже часть крупных орудий, предназначенных для кораблей, срочно переоборудовали для береговых батарей. В Германии заказали мощные подъемные краны для установки тяжелых орудий. Фирма «Демаг» тогда еще формально выполняла свои обязательства.