Потребуются долгие и систематические откровенные переговоры между политическими лидерами США и Китая, а также дискуссии между военными и чиновниками, дополненные стратегическими играми, в которых обе стороны угрожают применить или даже применяют ядерное оружие, чтобы руководство обеих сторон усвоило очевидную истину: обычная война больше не является приемлемым вариантом. А оба общества должны помочь своим лидерам осознать, какие выводы можно сделать из этого нехитрого умозаключения.
Шанс 9:
«Ядерный парадокс» неизбежен. В соперничестве, которое ограничивается доктриной MAD, ни одна страна не может выйти победителем из ядерной войны, но это еще не все. Как ни парадоксально, соперники должны продемонстрировать готовность рискнуть поражением – иначе их, что называется, столкнут с дороги. Вспомните об игре в «цыпленка», о которой шла речь в главе 8. Рассмотрим каждый пункт парадокса. С одной стороны, если война начнется, обе стороны проиграют. Нет такой цели, ради которой рациональный лидер осознанно обречет на гибель сотни миллионов своих сограждан. В этом отношении в ходе кубинского ракетного кризиса президент Кеннеди и генсек ЦК КПСС Хрущев выступали партнерами в борьбе за предотвращение взаимной катастрофы. Таковы условия для обоих государств, и их руководители об этом знают. Зато, с другой стороны, если какое-либо государство не пожелает рисковать поражением в ядерной войне, противник может добиться победы, обеспечив ситуацию, когда более благоразумной стране придется выбирать между уступками и риском эскалации войны. Поэтому, чтобы отстоять свои жизненно важные интересы и ценности, лидеры должны быть готовы ступить на путь, ведущий к гибели.
Аналогичную, но, к счастью, менее смертоносную динамику можно наблюдать в экономической конкуренции и кибернетическом противостоянии США и Китая. Кандидат в президенты от Республиканской партии Митт Ромни говорил: «В первый день своего президентства я назову Китай валютным махинатором и предприму надлежащие меры противодействия»[693]. Политический и экономический истеблишменты восприняли эту угрозу как ничем не подкрепленную риторику, чреватую вдобавок катастрофической торговой войной. Точно так же истеблишмент отреагировал на подобные угрозы со стороны будущего президента Дональда Трампа в ходе президентской кампании 2016 года. Но если не существует обстоятельств, при которых Вашингтон готов отважиться на торговое противостояние с Китаем, с какой стати китайским лидерам прекращать «играть с США, как с собачкой, и вежливо улыбаться» (цитируя не слишком корректную метафору Ромни)[694] или отказываться от «насилования нашей страны» (как выразился Трамп)[695], посредством занижения курса своей валюты, субсидирования своих производителей, защиты собственного рынка и воровства интеллектуальной собственности? США должны быть готовы на риск экономической войны с Китаем, чтобы добиться ограничений, защищающих американские экономические интересы, а еще Вашингтону следует помнить о нашем ядерном арсенале, дабы таким образом сдерживать реальных и потенциальных противников, к числу которых принадлежит Китай.
Из приведенного выше анализа исторических эпизодов можно извлечь три дополнительных урока.
Шанс 10:
В десятилетия перед Первой мировой войной экономики Великобритании и Германии взаимодействовали столь плотно, что ни одна сторона не могла ввести экономические санкции против другой без ущерба для себя. Многие надеялись, что эта комплексная сеть торговли и инвестиций предотвратит войну. Они ошибались. Но, когда война разразилась, ее экономические последствия для Берлина и Лондона оказались поистине ужасающими.
Точно так же нынешние отношения между США и Китаем настолько тесны, что породили даже аналог доктрины MAD, известный как MAED, то есть взаимно гарантированное экономическое уничтожение[696]. Соединенные Штаты Америки являются крупнейшим потребителем китайского экспорта, а Китай выступает как крупнейший кредитор Америки. Если война помешает США приобретать китайские товары, а Китаю не позволит и далее скупать американские доллары, экономические и социальные последствия для каждой из сторон почти наверняка перевесят любые выгоды, которые способна принести война. Признавая, что Энджелл приводил похожие аргументы перед Первой мировой войной, сторонники MAED выдвигают два следующих соображения. Одни утверждают, что Энджелл был прав. Военные издержки всех сторон в Первой мировой войне значительно превысили те преимущества, которые получили победители. Если повернуть время вспять и дать всем второй шанс, никто не повторит свой выбор. Поскольку это очевидно, значит, в следующий раз государственные деятели будут умнее. Другие подчеркивают отличия той эпохи от американо-китайских экономических отношений наших дней. Торговля и инвестиции во многом аналогичны уровням накануне Первой мировой войны. Но цепочки поставок, соединяющие незаменимого производителя с незаменимым потребителем, стали настолько интегрированными, что практически все товары, продаваемые в США, от айфонов до самолетов Boeing, изготавливаются, частично или целиком, из китайских компонентов.
Кроме того, китайское правительство сделало «космическую ставку» на открытый глобальный рынок, на котором оно может продавать свою продукцию, и на ежедневное прибытие танкеров с нефтью, питающей китайские заводы, автомобили и самолеты. Все это необходимо для поддержания экстремальных темпов экономического роста, от которых зависит легитимность пребывания коммунистической партии власти, то есть ее «небесный мандат». Эти ставка и легитимность уязвимы для действий со стороны Соединенных Штатов Америки. США не только основной рынок для китайской продукции: две трети импортной нефти поступают в Китай морским путем, а ВМС США обеспечивают порядок и суд в мировом океане (и сохранят это положение в обозримом будущем). Таким образом, война между США и Китаем сулит крах обеих экономик в том виде, в котором они существуют сегодня. Даже те, кто считает доктрину MAED преувеличением, согласятся с тем, что упрочение экономических связей порождает в обоих обществах влиятельных «игроков», которые многое ставят на продуктивные отношения, и этот фактор побуждает их лоббировать мир.
Шанс 11:
Реакция Спарты на действия Афин, реакция Великобритании на действия Германии – эти и другие примеры из гарвардского проекта «Ловушка Фукидида» показывают, как динамика оспаривания главенства может побудить заинтересованные стороны искать союзников для укрепления своего положения. В последнее десятилетие китайских лидеров неоднократно изумляло, с какой страстью прочие страны реагировали на действия, предпринимаемые КНР. Япония, Южная Корея, Вьетнам и даже Индия не просто внезапно прониклись большим дружелюбием к США, но и стали теснее сотрудничать друг с другом. Исторически сложилось так, что подобные коалиции создавались ради баланса сил и поддержания регионального мира и безопасности. Но такие союзы порождают дополнительные риски, поскольку союзные узы действуют в обоих направлениях. Особенно ярко это проявилось в годы накануне Первой мировой войны. Как обсуждалось в главе 4, европейские государственные деятели пытались предотвратить кровопролитие, а в итоге сконструировали «машину конца света», которая позволила малозначительному преступлению перерасти в тотальную войну.
История также дает понять, что не все договоры одинаково полезны. Оборонительные альянсы формируются здесь и сейчас (вспомним, например, обещание Афин прийти на помощь Керкире, если та станет жертвой неспровоцированного нападения, или обязательства США перед Тайванем на случай возможной агрессии Китая). С другой стороны, «проверка», устроенная кайзером для австрийского императора, подтолкнула германского правителя к безрассудному риску, обернувшемуся впоследствии войной. Пускай готовность США соблюдать статью 5 договора о взаимопомощи между Америкой и Японией не равнозначна тем гарантиям, которые кайзер давал Австрии, большинство американских дипломатов смутятся, если попросить их объяснить, какие конкретно действия эта статья подразумевает. Учитывая тот факт, что крепнущее могущество Китая заставляет страны региона все чаще добиваться покровительства США, разработчики политики в Вашингтоне должны тщательно оценить, какие соглашения Америки с ее азиатскими союзниками действительно важны.
Шанс 12.
Происходящее внутри границ государства значит ничуть не меньше того, что происходит вовне. Наиболее важными являются три фактора: экономические показатели формируют субструктуру национального могущества, компетентное управление позволяет мобилизовать ресурсы на достижение поставленных целей, а национальный «дух» стимулирует эти усилия. Со временем страны с крепкой экономикой, компетентным правительством и единым общественным мнением начинают оказывать большее влияние на действия других стран. Как выразился однажды Дэймон Ранион[697], в состязании не всегда побеждает быстрейший, а в битве – сильнейший, но ставят всегда на них.
На глазах Великобритании Соединенные Штаты Америки вознеслись от положения, когда их экономика была вдвое меньше британской в 1840 году, до паритета в 1870-е годы, а к 1914 году уже стала вдвое больше. Как отмечалось ранее, это развитие побудило прагматиков из Адмиралтейства задуматься о политике невмешательства. А вот если бы экономика США сбоила, государство раскололось бы на две страны, правительство разложилось бы, а американскую политику парализовали бы непреодолимые разногласия наподобие тех, что привели к Гражданской войне, – тогда Великобритания вполне могла бы сохранить свою значимую роль в Западном полушарии и в двадцатом столетии.
Сумей Советский Союз поддерживать темпы экономического роста на уровне вдвое быстрее американских и стать ведущей экономикой мира, сумей коммунистическая идеология подавить «исконный» национализм и действительно породить «нового социалистического человека», Москва вправе была бы рассчитывать на гегемонию не только в Европе, но и в Азии. А если бы ее младший партнер, коммунистический Китай, встал в авангарде коммунистической экспансии, осуществляемой посредством «освободительных войн» (так большинство политиков США воспринимало вьетнамскую войну), то сложившийся коммунистический монолит затмил бы собой опекаемый и возглавляемый США «свободный мир». Если бы кризис капиталистического производства, который считается основной причиной Великой депрессии 1930-х годов, продолжился и после Второй мировой войны, западноевропейские государства могли бы пасть жертвами победной поступи социализма – либо рухнуть (что, по сути, одно и то же) вследствие подрывной деятельности КГБ.
К счастью, это не более чем домыслы. На самом же деле, как и предвидел Кеннан, свободный рынок и свободное общество доказали свой приоритет в предоставлении людям тех экономических, политических и личных благ, которых они желали. Несмотря на несколько десятилетий драматического и внушавшего страх возвышения, Советский Союз все-таки пал, ибо его командная экономическая система и тоталитаристская политика не выдержали конкуренции.
Вооружившись этими примерами из прошлого, спросим себя – куда мы идем?
Глава 10. Куда мы направимся отсюда?
Действительно, многие заранее видели, что им предстоит, но так называемое чувство чести соблазнительной силой этого слова довело их до того, что они, склонившись перед ним, попадали в непоправимые беды, а затем прибавляли к ним еще больший позор, скорее из-за своего постыдного безрассудства, чем в силу неблагоприятных обстоятельств.