Глобальные рынки реагируют тем, что инвесторы начинают продавать акции американских компаний. Основные фондовые индексы резко падают, волатильность рынка облигаций растет. Но Вашингтон, несмотря на сумятицу на рынках, продолжает противостоять Китаю в торговой сфере, требуя «равноправной торговли без дефицита».
Чтобы поддержать свою позицию, Белый дом публикует два сообщения, которые пресса немедленно называет экономическими бомбами. Первый документ, письмо директора Национальной разведывательной службы[614][615], характеризует стратегию Китая по достижению доминирования в индустрии полупроводников через приобретение американских и международный компаний, лицензирование их технологий, инвестиции в стартапы Силиконовой долины и установление рыночных отношения с ключевыми покупателями. В каждой из перечисленных областей деятельности Китай находит способы обойти запреты Комитета США по иностранным инвестициям, секретной межотраслевой группы, задачей которой является обеспечение национальной безопасности от иностранных экономических интервенций. Второй документ – это отчет министерства финансов о массовом уроне от экономического кибершпионажа Китая. По данным американской разведки, на которые ссылается отчет, стоимость украденной интеллектуальной собственности достигает 1,23 триллиона долларов. Президент требует от Китая полной компенсации. Он заявляет, что до получения возмещения вводятся пошлины на продукцию китайских компаний, эксплуатирующих украденную интеллектуальную собственность, в том числе на изделия телекоммуникационной компании «Huawei» и производителя промышленного оборудования «Midea». Китай в ответ устанавливает собственные пошлины на аналогичные американские товары.
Пока обе страны движутся вверх по этой шкале эскалации, финансовые рынки США подвергаются ряду сбоев, подобных «внезапному краху» 2010 года, когда высокочастотные операции[616] вынудили фондовый рынок потерять триллион долларов за полчаса (пусть даже рынок быстро восстановился). В отличие от упомянутого инцидента, внезапные сбои повторяются в течение недели, и, хотя каждый раз рынки отыгрывают падение, полного восстановления не происходит. При расследовании ФБР обнаруживает, что в критически важные финансовые системы было внедрено вредоносное программное обеспечение. Цифровые подписи в этом ПО указывают на Китай, но агенты не исключают возможности маскировки под чужим флагом. По заключению экспертов, при полной активации этого программного обеспечения ущерб обернется не просто временным отказом в обслуживании, но утратой информации о транзакциях и потерей финансовой отчетности.
Министр финансов говорит президенту, что даже слухи о вредоносном ПО могут поставить под сомнение целостность американской финансовой системы и вызвать панику. Президенту происходящее напоминает 2008 год, когда правительство США спасало финансовую отрасль страны, ибо велика была возможность того, что крах одного крупного банка окажет «детонирующий» эффект, который разрушит всю систему[617][618].
Пока Белый дом обсуждает ответные меры, иностранные хакеры активируют вредоносное ПО в сетях трех крупнейших банков США. Последствия чудовищны: информация о счетах сотен тысяч клиентов исчезла навсегда. Проверяя свой банковский баланс в режиме онлайн, люди обнаруживают, что их учетные записи и счета исчезли – что они, по сути, обанкротились. Истории пострадавших распространяются в социальных медиа и на телеканалах. Опасаясь, что они могут оказаться следующими, миллионы американцев устремляются выводить свои сбережения из банков и паевых инвестиционных фондов. Это парализует даже те финансовые институты, которые не подверглись нападению. Президент и его советники начинают мыслить апокалиптически, некоторые вспоминают, что бывший президент Федеральной резервной системы Бен Бернанке в 2008 году предупреждал: если не предпринять решительных и немедленных мер, «к понедельнику у нас может не остаться экономики»[619].
Чтобы помешать китайским хакерам нанести еще больший урон, президент одобряет кибератаку против источника угрозы. Но несмотря на все старания Кибернетического командования США, атака эффективна лишь частично, поскольку одновременно с ней взламываются другие американские финансовые учреждения. Военные советники президента рекомендуют удары с воздуха для уничтожения всех известных точек базирования кибернетических подразделений Китая.
Надеясь избежать «горячей» войны с Пекином, президент принимается шарить в знаменитом пентагоновском черном мешке с секретными разработками. Он приказывает военным использовать тайную разработку – беспилотный дрон – и напасть на штаб-квартиру подразделения 61398 НОАК в Шанхае (как считается, это передовое хакерское подразделение китайской армии). Дрон не только использует стелс-технологии, но и применяет «адаптивный камуфляж», который дизайнеры уподобляют плащу-невидимке Гарри Поттера; этот камуфляж позволяет дрону сливаться с ландшафтом[620]. Посредством этого варианта США рассчитывают обеспечить себе «правдоподобное отрицание».
Эта надежда оказывается необоснованной. Китайцы настолько глубоко проникли в компьютерные сети американских военных, что узнали как о невидимых беспилотниках, так и том, что те действуют с авиабазы Кадена в Японии. Не сомневаясь, что это США напали на Китай, Пекин наносит ракетный удар по авиабазе Кадена, убивая десятки американских военнослужащих (и членов их семей), а также сотни мирных жителей в окрестных деревнях.
Японская общественность требует от своего правительства – и от правительства США как союзной державы – надлежащим образом отреагировать на это неспровоцированное нападение Китая. Торговая война переходит в «горячую» вследствие того, что события перестают подчиняться контролю Вашингтона и Пекина.
Между Соединенными Штатами Америки и Китаем война вовсе не обязательно начнется, но она вполне возможна. Действительно, как показывают приведенные выше сценарии, напряженность отношений, вызванная резким ростом могущества Китая, создает условия, при которых случайные, малозначительные сами по себе события могут спровоцировать крупномасштабный конфликт. Принимая решение не поддаваться на угрозы, соблюдать давние договорные обязательства или требовать уважения, которого заслуживает их страна, руководители обеих стран могут угодить в ловушку, которая, как они знают, существует, но которой они надеются избежать. Неустанное развитие новых технологий, от противоспутникового оружия и кибероружия до прочих, чьи названия засекречены, умножает последствия, которые невозможно полностью оценить, пока не разгорится реальный конфликт. Что касается нынешних траекторий, то катастрофическая война между Соединенными Штатами Америки и Китаем в предстоящие десятилетия не просто возможна, но гораздо более вероятна, чем большинство из нас готово признать.
Часть четвертая. Почему войны можно избежать
Глава 9. Двенадцать шансов на мир
К чему мне расписывать тяготы войны и держать длинные речи перед людьми, которым все это известно. Ведь никого не вовлекло в войну непонимание ее бедствий и никого страх перед ними не удержал от нее, если война сулит ему большие выгоды. Иные, впрочем, иногда переоценивают выгоды ее по сравнению с опасностями, а другие готовы рисковать и вести войну, лишь бы сейчас им не пришлось уступить в какой-нибудь мелочи. Но если те и другие склонны поступать столь опрометчиво, тогда призывы к миру окажутся весьма кстати. Вот и для нас лучше всего будет прислушаться к такому совету.
К счастью, побег из ловушки Фукидида – это вовсе не теоретическая возможность. Последние пятьсот лет предлагают нам по меньшей мере четыре примера, когда крепнущие и правящие силы успешно справлялись со своими разногласиями и преодолевали напряжение – хоть и бряцая оружием, но без войны.
Первый случай относится к концу пятнадцатого – началу шестнадцатого столетия, когда Испания стала обретать могущество и в конечном счете потеснила Португалию в качестве доминирующей морской державы. А свежайший пример – это возвышение Германии после окончания холодной войны и ее сегодняшнее преобладание в Европе. Два самых поучительных позитивных примера дает двадцатый век: первый показывает, как Соединенные Штаты Америки свергли Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии с вершины мирового господства, а второй отражает стремление крепнущего Советского Союза положить предел однополярному миру, где властвовала Америка. В совокупности эти случаи содержат обширный набор подсказок, полезных для нынешних лидеров, которые хотят избежать потенциальной войны с Китаем.
На протяжении большей части пятнадцатого столетия Португалия правила морями и морскими торговыми путями, тогда как ее сосед по Иберийскому полуострову, испанское королевство Кастилия, оставался в тени. Успех Португалии отражал ее историческое развитие. В 1249 году португальцы первыми среди европейцев избавились от мусульманского правления и создали собственное государство, границы которого в значительной степени совпадали с сегодняшними. В 1348 году Черная смерть погубила треть населения страны, и осталось слишком мало трудоспособных рук для ведения сельского хозяйства на каменистых почвах[621]. Предприимчивые португальцы устремились в Атлантику и со временем сделались самыми опытными и умелыми рыболовами Европы. Морская сила страны возросла после 1415 года, когда португальцы захватили свою первую заморскую территорию – вблизи Гибралтарского пролива. Принц Генрих Мореплаватель, преисполненный решимости обогатить свою родину и корону, поддерживал развитие новых технологий мореплавания, в том числе использование проворных каравелл, внедрение модернизированного такелажа и составление подробных карт[622]. Выступив пионером в навигации, Португалия стала, по сути, «первым движителем европейской экспансии»[623]. В 1488 году португальцы первыми из европейцев обогнули мыс Доброй Надежды в поисках торговых путей в Индию ради весьма прибыльной торговли пряностями.
При этом на протяжении большей части пятнадцатого столетия Португалия беспрепятственно навязывала другим свое господство, поскольку соседнее королевство Кастилию раздирали внутренние конфликты[624]. Но все изменилось в 1469 году, после свадьбы восемнадцатилетней Изабеллы Кастильской и семнадцатилетнего Фердинанда Арагонского. Этот брак объединил два королевства, Кастилию и Арагон, в единую Испанию. Вместе «христианские короли» освободили территорию страны от мавров, отвоевали Гранаду, а в 1492 году (когда выделили, кстати, средства на первое плавание генуэзского моряка по имени Христофор Колумб) полностью изгнали мавров с Пиренейского полуострова.
По мере нормализации внутренней обстановки экономика Испании начала развиваться. Доходы короны выросли в три раза с 1474 по 1504 год[625]. Обогатившаяся и крепнущая Испания дерзнула выступить на поиски золота, специй и новых торговых отношений за морями, следуя примеру своей соседки Португалии, которая занималась тем же самым вот уже почти столетие. Ситуация складывалась в пользу Испании. После кончины Генриха Мореплавателя в 1460 году государственное поощрение инноваций в Португалии заметно уменьшилось, а строгий запрет на экспорт технологий кораблестроения и картографии ослабел. К 1480-м годам другие страны начали перенимать эти навыки и оспаривать господство Португалии в Атлантике. Когда Христофор Колумб обратился к преемнику Генриха, королю Жуану II[626], с просьбой профинансировать плавание на запад для обнаружения нового пути в Индию и пообещал возместить расходы за счет открытых земель, король отказал. Поэтому Колумб подал аналогичное прошение Фердинанду и Изабелле: он просил три корабля, титулы адмирала океана и вице-короля новооткрытых земель, а также одну десятую от колониальных доходов. Испанские правители согласились[627][628].
После триумфального возвращения Колумба стало понятно, что король Жуан допустил серьезную ошибку. Благодаря открытиям Колумба Испания сделалась реальным соперником в борьбе за создание заморских империй и контроль морских маршрутов; более того, она стала угрожать виртуальной монополии Португалии. Оба народа пугала возможность конфликта, особенно в новых землях, а правители опасались огромных расходов и того кровопролития, каким наверняка будет сопровождаться тотальная война между этими двумя государствами[629].