В первую очередь отстаивание жизненно важных интересов Америки зависит от правильного их определения. Чтобы выявить приоритеты, нельзя расставлять их изначально. Однако таков, если угодно, безусловный рефлекс Вашингтона. В соперничестве столь эпическом, как противостояние между Китаем и Соединенными Штатами Америки, нужно научиться отличать жизненно важное от просто значимого[729][730]. Например, является ли сохранение господства США в западной части Тихого океана действительно жизненно важным интересом? Готовы ли американцы «нести бремя» войны ради того, чтобы помешать Китаю захватывать острова Южно-Китайского моря или даже оккупировать Тайвань? Это отнюдь не риторические вопросы. Геополитические проекты – или даже реакция на кризис – в отрыве от национальных приоритетов обречены на провал.

Немецкий философ Ницше учил нас, что «наиболее распространенная форма человеческой глупости – это забывать, что ты пытаешься делать»[731]. Размышляя о роли Америки в современном мире, мы не вправе отказываться от наследия «мудрецов» периода холодной войны. Как отмечается в главе 9, это значит, что так мы сохраним США «как свободное государство с нашими фундаментальными институтами и ценностями». Нам не придется подкреплять все притязания Филиппин или Вьетнама на Южно-Китайское море. Не придется даже защищать Филиппины, зато придется любыми способами избегать ядерной войны с Китаем.

Применяя логику советов Кеннеди, руководители США должны стараться понять и учитывать базовые интересы Китая. Несмотря на жесткую риторику, Хрущев, поставленный перед выбором, счел, что может пойти на компромисс относительно ядерного оружия на Кубе. Подобным же образом печально известный своей приверженностью идеологии Мао Цзэдун делал уступки, когда те служили китайским интересам. Си Цзиньпин и президент Трамп начали с обмена максималистскими претензиями. Но они оба умеют торговаться. Чем лучше американское правительство будет разбираться в целях Китая, тем успешнее оно сможет преодолевать разногласия. Проблема в психологической проекции: даже опытные чиновники Государственного департамента слишком часто ошибаются и считают, что жизненно важные интересы Китая зеркально отражают интересы Америки. Им стоило бы почитать Сунь-цзы, который учил: «Будь уверен, что не потерпишь поражение в ста битвах из ста, если в равной степени разбираешься и в себе, и в противнике. Когда, не понимая противника, ясно видишь собственное состояние дел, на одну победу будет одно поражение».

Холодная война ныне рассматривается как недопустимый вариант развития международных отношений, как нечто, чего следует избегать практически любой ценой. Но спустя четверть века после распада советской империи (и при новом обострении между Вашингтоном и Москвой) стоит вспомнить важные элементы былых взаимоотношений США и СССР. Притворство чревато сомнениями, а откровенность ведет к ясности. Слова «мы вас похороним!» и «империя зла» срывали все и всяческие покровы. Но даже столь резкие высказывания не мешали значимым контактам, откровенным беседам и достижению конструктивных компромиссов. Во всяком случае, эти заявления освобождали лидеров от необходимости вести переговоры, завуалированные моральными соображениями.

Америке и Китаю лучше послужит не пассивно-агрессивная дипломатия «если, то» (когда соперника призывают вести себя «согласно нормам») и не возвышенные рассуждения о геополитических правилах, а предельно честное преследование собственных национальных интересов. В отношениях с высокими ставками важнее предсказуемость и стабильность, а вовсе не дружба. США должны перестать играть в игру «давайте притворимся».

Как мы видели в главе 1, многие в Соединенных Штатах Америки утверждают, что возвышение Китая не столь уж поразительно. Они также говорят, что основное внимание Китай уделяет экономическому развитию. Да, выживание коммунистической партии зависит от высоких темпов роста. Но статус Китая как номера один в Азии – и его стремление стать номером один в мире – отражает не только императив экономического развития, но и «верховное», если угодно, мировоззрение, вытекающее из китайского самосознания. В своем «Письме к детям» Уиттекер Чемберс[732][733] раскрыл философскую суть, как он считал, революционного коммунизма: «Это величайшая альтернативная вера человечества… Это человеческое видение, низвергающее Бога в качестве творческой причины мира. Это видение освобожденного ума, который, лишь силой рационального осознания, переписывает судьбу человека и реорганизовывает его жизнь и сам мир». (Бывший советский шпион, который переметнулся к врагу, Чемберс сделался ярым антикоммунистом, и президент Рональд Рейган в 1984 году наградил его президентской медалью Свободы[734][735].) Пускай Си и его партийные мандарины больше не проповедуют марксистско-ленинскую идеологию, не следует заблуждаться и думать, будто нынешний китайский режим «постидеологичен» и озабочен исключительно собственной властью. В главе 7 были охарактеризованы фундаментальные цивилизационные ценности, отличающие Китай от Запада; эту неудобную реальность, увы, слишком часто прячет вежливая дипломатия.

В сегодняшнем Вашингтоне стратегическое мышление маргинализировано или даже подвергается насмешкам. Президент Клинтон однажды обронил, что в нынешнем быстро меняющемся мире внешняя политика превратилась в своего рода джаз, то есть в умение импровизировать. К числу самых глупых высказываний одного из умнейших президентов Америки Барака Обамы относятся слова, что, учитывая темпы изменений, «мне не нужен и Джордж Кеннан». Пускай осознанная разработка стратегии не гарантирует успех, но отсутствие согласованной и устойчивой стратегии – прямой путь к провалу.

Политики в Вашингтоне сегодня даже не притворяются зачастую, что верят в серьезную стратегию. Вместо этого, анализируя проблемы, создаваемые Китаем, Россией или исламским джихадизмом, они рассуждают о «линии усилий». Официальные документы по стратегии национальной безопасности игнорируются. За последнее десятилетие мне еще не встречался ни один высокопоставленный представитель команды национальной безопасности, который удосужился бы прочесть подготовленные предшественниками официальные материалы.

В итоге вместо меморандума NSC-68 или его переработанной при администрации Рейгана версии NSDD-75 сегодня вашингтонскую повестку в отношении Китая определяют глобальные, политически привлекательные устремления, к каждому из которых «прилагается» список желательных шагов. Во всех случаях настоящий стратег станет воспринимать заявленные цели как недостижимые – при любых действиях, которые США в состоянии обоснованно предпринять. Словом, текущие усилия изначально обречены на неудачу.

Относительно Китая американская политика, по сути, направлена на поддержание статус-кво, конкретно – Pax Americana, сложившегося после Второй мировой войны. Вашингтон регулярно и старательно напоминает китайцам, что это мироустройство гарантировало региону самый продолжительный в истории мир и значительное повышение экономического благосостояния азиатских стран, прежде всего самого Китая. Но этот статус-кво не может соблюдаться в условиях, когда лежащий в его основе экономический баланс сил столь резко изменился в пользу Китая. Потому истинная стратегия Америки фактически сводится к благим упованиям.

Продумать и разработать большую стратегию, адекватную стоящим перед страной задачам, означает не просто накапливать политический капитал, как принято у современных высокопоставленных правительственных чиновников, но и демонстрировать интеллектуальную хватку. Что бы ни говорил Обама, стратегия национальной безопасности США нуждается в новом Кеннане, равно как и в новых Маршалле, Ачесоне, Ванденберге[736][737], Нитце и Трумэне.

Если бы Си и Трамп слушали Ли Куан Ю, они сосредоточились бы в первую очередь на том, что имеет важнейшее значение, то есть на домашних проблемах. Какова сегодня главная угроза американской национальной безопасности? Какова главная опасность, грозящая положению Америки в мире? Ответ на оба вопроса проявляется в тех неудачах, которые терпит американская политическая система. Если задать те же вопросы китайцам, Китаю, ответы снова совпадут: главное – правильное управление. Беспристрастные наблюдатели в обоих обществах все чаще признают, что ни «декадентская» демократия, ни «отзывчивый» авторитаризм не годятся для преодоления основных вызовов и испытаний двадцать первого столетия.

Сам я принадлежу к убежденным оптимистам в отношении Америки, но меня беспокоит тот факт, что американская демократия все чаще выказывает роковые симптомы. Сокращенное название округа Колумбия (DC) нередко расшифровывают ныне как «Столица дисфункции» (Dysfunctional Capital), намекая на то, что он превратился в болото, в котором партийная политика отравила всю воду, отношения между Белым домом и конгрессом парализовали выполнение основных функций власти (составление бюджетов и ведение международных дел), а общественное доверие к правительству почти исчезло. Эти симптомы коренятся в упадке общественной морали, в легализации и институционализации коррупции, в слабом образовании электората, которому вдобавок присущ дефицит внимания, в падкой до сиюминутных сенсаций прессе; все перечисленное усугубляется эпидемией «цифрового потребления информации», которая поощряет погоню за сенсациями и отвергает осмысления. Как пророчески говорил Авраам Линкольн, дом, разделившийся сам в себе, не устоит[738]. Без крепкого и более целеустремленного руководства со стороны президента и без восстановления гражданской ответственности правящего класса Соединенные Штаты Америки вполне могут последовать за Европой по пути деградации.

В то же время я разделяю сокрушительную критику Ли в адрес «операционной системы» Китая. Технологии сделали привычную схему управления устаревшей. Молодые горожане со смартфонами не желают беспрекословно подчиняться пекинским бюрократам, которые норовят отслеживать действия каждого гражданина в рамках вездесущей системы «социального кредита». Ли указывал на ряд барьеров, преодолеть которые Китаю будет не так-то просто: отсутствие главенства закона; чрезмерный контроль центра; культурные навыки, ограничивающие воображение и творчество; язык, «формирующий мышление через эпиграммы и 4000-летнюю традицию текстов, из чего следует, что все, достойное произнесения, уже было сказано, причем намного лучше»; неспособность «привлекать и ассимилировать таланты из других обществ». Ли ратовал не за демократию в американском стиле (та, по его мнению, привела бы к краху Китая), а за восстановление традиционной системы правящих мандаринов – при наличии сильного лидера. В этом отношении «ценностный» национализм Си видится подспорьем для возрождения целостности китайской «ОС», раздробленной оголтелым материализмом.

Продолжая цифровую метафору, скажу, что обоим соперникам следует также переоценить пригодность своих приложений для двадцать первого столетия. В своей книге «Цивилизация» Ниал Фергюсон выявляет шесть «приложений-убийц», то есть идей и институтов, которые обеспечили столь радикальное расхождение в процветании между Западом и остальным миром после 1500 года. Это конкуренция, научная революция, уважение прав собственности, современная медицина, создание общества потребления и соблюдение трудовой этики[739][740]. Отмечая ту «реконвергенцию» с Западом, которую Китай осуществляет с 1970 года, Ниал задается вопросом – а сможет ли КНР выполнить эту программу без «приложения-убийцы» номер три, то есть без защиты прав частной собственности. Лично меня тревожит, что американская трудовая этика ныне постепенно забывается, а наше общество потребления становится декадентским в своих желаниях.

Если лидеры обоих обществ сумеют оценить всю серьезность проблем, стоящих перед государствами, и уделить им то внимание, которого они заслуживают, чиновники «внезапно» сообразят, что задача «сделать двадцать первое столетие веком Азии» вовсе не является их основным приоритетом.

Осознают ли они эту реальность? Сумеют ли обе страны (или хотя бы одна из них) привлечь фантазию и твердую руку к решению внутренних проблем? Если да, окажутся ли они достаточно мастеровитыми и искусными, дабы впредь обеспечивать свои жизненные интересы, не втягиваясь в войну? Государственным деятелям, стремящимся к таким целям, не найти отправной точки лучше, чем «История Пелопоннесской войны» Фукидида.

Принесет ли перечитывание пользу? «Ах, если бы мы знали…» Впрочем, нам точно известно, что Шекспир был прав: «Не звезды… а сами мы виновны»[741].