Общежитие студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца располагалось в розовом домике с мезонином на Сивцевом Вражке. Там, в коридоре у несгораемого шкафа, состоялось свидание Кисы и Лизы.

Из дома они «прошли через весь Пречистенский бульвар и вышли на набережную…»

Затем «совершенно разошедшиеся демоны, не торгуясь, посадили парочку на извозчика и повезли в кино “Арс”» (Арбат, 51 – если это арбатский «Арс», а не тверской).

Оттуда «Ипполит Матвеевич повез Лизу в “Прагу”, образцовую столовую МСПО» (Арбат, 2).

Предложение поехать в номера было сделано в первом же переулке за «Прагой», видимо, на Молчановке, потому что убегала Лиза Серебряным переулком.

Наконец, баранки были куплены близ Смоленского рынка и на нем же рассеяны.

Если это про любовь.

В год выхода «Двенадцати стульев» архитектор Мельников задумывал свой знаменитый дом в Кривоарбатском переулке (№ 10). Последний частный дом старой Москвы физически построен уже в Москве советской. В чертеже сего двухцилиндрового снаряда принято усматривать сцепление обручальных колец.

Притом снаряд предназначается для сна: в его храмоподобном интерьере на месте алтаря семейная постель. Хозяин задремал здесь на полвека, на которые остался не у дел.

Парадоксально: Мельников придумал для нового мира и мифа дом, завершающий старые мир и миф. По-новому фрондирующий старой арбатской частностью, даже шокирующий ею. В этом снаряде частность и ушла в миф, в небо. Не в этом ли снаряде и вернулась?

Константин Мельников дома. 1972

Когда иностранцы объявляют мельниковский дом центральной достопримечательностью города Москвы, то не догадываются, что по опричному, по-грозненски предпочитают Арбат Кремлю. И что переменяют представительский фасад Арбата, его заставку, отнимая эту роль у разных дворцов и домов.

Арбатство

Дом Мельникова смотрит своей эффектной стороной на двор и дом Булата Окуджавы (Арбат, 43).

Дом тяготеет к дальнему концу Арбата, то есть к пушкинскому дому, к дому Андрея Белого. Три поэта, ключевые фигуры трех веков арбатского мифа – Золотого, Серебряного и безымянного – сделали конец Арбата его началом.

Многозначительна песня, вводящая понятие арбатства:

Я дворянин с арбатского двора, Своим двором введенный во дворянство.

Но двор, вводящий во дворянство, есть царский двор. Это блуждает арбатский кремль, воплощавшийся Ваганьковским и Опричным дворами, домами Пашкова и Шереметева, Университетом. На другом конце Арбата вместо двора царя поставлен двор поэта. Царя поэтов и членов его августейшей фамилии.

Часть XVI. Успенский Вражек

Двор в Вознесенском переулке. Фото автора

Прибавление Арбата

Полагая границей Арбата Никитскую улицу, задаешься вопросом, насколько эта историческая опричная граница естественна, природна.

Севернее Никитской в Белом городе и параллельно ей лежал Успенский Вражек с ручьем на дне. Ручей впадал в Неглинную напротив Средней Арсенальной башни Кремля, а начинался несколько восточнее стены Белого города (Тверского бульвара). Память оврага и ручья хранят изгибы Елисеевского переулка, внутриквартальный проход на его продолжении к востоку и урочищные определения двух церквей – Воскресения и Успения, что на Успенском Вражке. Вторая церковь, как легко понять, дала название самому Вражку. Каждый переулок, пересекающий линию ручья, исторически составлен из двух, что особенно заметно в Вознесенском с его сдвигом по Елисеевскому. Тяготение владений к Тверской либо к Никитской отчетливо задано принадлежностью разным берегам Вражка.