619 Если праотец Адам является отражением Творца, то его сын Каин определенно воспроизводит образ сына божества (Сатаны), вот почему обоснованно предполагать, что и у любимца бога Авеля имелся свой прототип ἐν ὑπερουρανίῳ τόπῳ (в занебесном месте). Уже первые тревожные события в якобы удавшемся и одобренном тварном мире — грехопадение и братоубийство — заставляют насторожиться, и невольно приходит на ум, что исходная ситуация, когда Дух Божий носился над водами бездны, вряд ли позволяла надеяться на безусловно удачный результат. Творец, который находил хорошим каждый день своих трудов, даже не пытался подвергнуть основательной цензуре события понедельника. Он попросту ничего не сказал, и это обстоятельство соответствует argumentum ex silentio (доводу по умолчанию)! В тот день произошло окончательное разделение верхних и нижних вод твердью между ними. Ясно, что такой неизбежный дуализм и тогда, и позже не вмещался в понятийные рамки монотеизма, поскольку указывал на метафизическую разъединенность. Эта трещина, как мы знаем из истории, на протяжении столетий заделывалась вновь и вновь, замалчивалась или вовсе отрицалась. Тем не менее уже с самого начала, в раю, она раскрылась сама собой, поскольку выявилась странная непоследовательность Творца (или была ему подсунута): в противоположность его намерению в последний день творения создать человека как наиболее разумное среди всех созданий и господина над всем сотворенным случилось сотворение змия, который оказался намного толковее и сознательнее Адама — и появился раньше. Вряд ли Яхве сыграл такую злую шутку с самим собой; гораздо правдоподобнее, что тут приложил руку его сын Сатана. Это плут и трикстер[695], обожающий подстраивать досадные случайности. До Адама Яхве сотворил и рептилий, но это были обыкновенные, совсем неразумные змеи, из числа которых Сатана и выбрал древесную змею, чтобы незаметно прошмыгнуть под ее личиной. С того мгновения и стали распространяться слухи, будто змея — τὸ πνευµατικώτατον ζῶον (самое одухотворенное из животных)[696]. Впоследствии она сделалась излюбленным символом νοῦς (ума, мышления), удостоилась почестей и даже стала притязать на то, чтобы символизировать второго Сына Божьего, в котором видели мироспасающий Логос (часто отождествлявшийся с Нусом). Более поздняя легенда утверждает, будто в раю змея была первой женой Адама, Лилит, с которой Адам произвел на свет целое полчище демонов. Эта легенда тоже предполагает обман, едва ли преднамеренный, со стороны Творца. Священное Писание, напомню, знает в качестве законной супруги Адама только Еву. Но все же характерно, что первочеловек, божественное подобие, имел согласно традиции двух жен — точно так же, как его небесный прототип. Яхве сочетался законными узами с женой-Израилем, но при этом у него от века была доверенная наперсница — женственная Пневма; Адам же сначала взял в жены Лилит (дочь или эманацию Сатаны) в качестве сатанинского соответствия Софии. Ева тогда соответствует народу Израиля. Конечно, мы не знаем, почему столь поздно было признано, что Ruach Elochim («Дух Божий»), не просто имеет женскую природу, но и существует рядом с богом относительно самостоятельно, и что задолго до брака с Израилем у Яхве были отношения с Софией. Мы не знаем также, отчего знание об этом первом союзе в более поздней традиции было утрачено. Впрочем, столь же поздно стало известно об опасной связи Адама с Лилит. Была ли Ева для Адама супругой, в той же мере неудобной, в какой для Яхве — народ, постоянно, так сказать, впадавший в неверность, нам тоже неизвестно. Во всяком случае, семейная жизнь прародителей человечества не была безоблачной: оба их первенца — типичная пара враждующих братьев, ибо тогда, по-видимому, еще существовал обычай проживать наяву мифологические мотивы. (Ныне это воспринимается как нечто возмутительное, а когда встречается в действительности, то отвергается.) Прародители могли бы возложить друг на друга вину за бремя греховности: Адаму следовало бы помнить о своей демонической супруге, а Ева не должна была забывать, что именно она первой клюнула на приманку змия. Подобно грехопадению, история Каина и Авеля вряд ли может считаться превосходным результатом творения. Такой вывод можно сделать потому, что сам Яхве, видимо, не был заранее осведомлен об упомянутых событиях. Тогда и позже имелись основания подозревать, что из всеведения не воспоследовало никаких выводов: Яхве не пришло на ум обратиться к своему всеведению, а потому он был поражен ходом развития ситуации. Это случается и с людьми, когда они не в состоянии отказаться от наслаждения собственными эмоциями. Надо признать, что припадки ярости или скорби обладают некоей причудливой притягательностью. В противном случае многие простецы давно бы обрели толику мудрости.

620 Исходя из этого, нам, пожалуй, будет легче понять, что же случилось с Иовом. В плероматическом состоянии (или в состоянии бардо, как говорят тибетцы[697]) наблюдается совершенная игра мировых сил, но с началом творения, то есть с разделением мироздания на последовательности пространственных и временных событий, все принимается как бы тереть и толкать друг друга. Укрытый пологом отцовской мантии, Сатана немедленно начинает вносить поправки, то к лучшему, то к худшему, тем самым порождая осложнения, которые, по всей видимости, отсутствовали в исходном плане Создателя, а потому вызывают изумление. Бессознательные твари, будь то животные, растения или кристаллы, функционируют, насколько нам известно, удовлетворительно, однако выясняется, что с человеком постоянно что-то не так. Поначалу его сознание почти не превосходит уровня животного, а потому и его свобода воли проявляется в крайне ограниченной степени. Но Сатана им интересуется и на свой лад экспериментирует с ним, подбивая на неуместные проступки, а его ангелы учат человека наукам и искусствам, прежде относившимся к исключительному ведению совершенной плеромы. (Уже в ту пору Сатана заслуженно носил имя Люцифера!) Странные, неожиданные выходки людей возбуждают гнев Яхве, втягивая божество в дела собственных созданий. Божественное вмешательство всякий раз оказывается настоятельной необходимостью, причем неизменно обеспечивает — прискорбным образом — лишь мимолетный успех; даже драконовская мера наказания, утопление всего живого (за исключением избранных), чего, по мнению стародавнего ученого Иоганна Якоба Шойхцера, не избежали и рыбы, как показывают окаменелости, приносят разве что кратковременный результат. Творение ведет себя словно зараженное. Яхве же, как ни удивительно, всегда ищет первопричину происходящего в людях, которые, очевидно, не желают повиноваться, но никогда не винит своего сына, отца всех трикстеров. Столь ошибочная установка попросту не может не усугубить его и без того раздражительный нрав, так что страх Божий людьми повсеместно воспринимается в качестве принципа и даже отправного пункта всяческой мудрости. Пока человечество под столь жестким управлением норовит расширить свое сознание через обретение толики мудрости, то есть прежде всего осторожности или предусмотрительности[698], историческое развитие явственно дает понять, что сразу же после дней творения Яхве откровенно упустил из виду свое плероматическое сосуществование с Софией. Место последней занял завет с избранным народом, которому тем самым была навязана женская роль. В ту пору «народ» воплощало патриархальное мужское общество, в котором женщина занимала второстепенное положение. Брак Бога с Израилем был поэтому делом сугубо мужским, в чем-то схожим с основанием греческих полисов, происходившим приблизительно одновременное с этим. Подчиненное положение женщины было неоспоримым. Женщина считалась менее совершенной, чем мужчина, что доказывала восприимчивость Евы к нашептываниям змия в раю. Совершенство являлось пределом стремлений мужчины, а женщина признавалась от природы склонной к обретению полноты натуры. Фактически и сегодня мужчина лучше и дольше выдерживает состояние относительного совершенства, как правило, не подходящее для женщин и даже для них опасное. Стремясь к совершенству, женщина забывает о восполняющей его полноте, каковая, сама по себе несовершенная, образует столь необходимый противовес совершенству. Если полнота всегда несовершенна, то совершенство всегда неполно, а потому является безнадежно стерильным конечным состоянием. «Ex perfecto nihil est» («Совершенство бесплодно»), говорили древние учителя, а вот imperfectum (несовершенное), напротив, несет в себе зародыш собственного улучшения. Перфекционизм неизменно упирается в тупик, а полноте недостает выбора ценностей.

621 В основе брака Яхве с Израилем лежала перфекционистская установка божества. Благодаря этому исключалась та соотнесенность, которую можно обозначить как «Эрос». Отсутствие Эроса, отношения к ценности, предельно отчетливо проявляется в книге Иова: характерно, что великолепной парадигмой творения выступает чудовище, а не человек! У Яхве нет Эроса, нет отношения к человеку, есть только цель, для достижения которой он использует человека. Все это ничуть не препятствует ему быть ревнивым и недоверчивым, подобно мужу в семье, пусть даже у него на уме не человек, а собственный замысел.

622 Верность народа тем важнее, чем больше Яхве забывает о мудрости. А народ, несмотря на многократные подтверждения благосклонности божества, раз за разом отпадает от веры. Такое поведение, разумеется, не утишает ревность и недоверчивость Яхве, поэтому происки Сатаны ложатся на благодатную почву, и отчие уши охотно внемлют яду сомнений в верности Иова. Вопреки всей своей убежденности в этой верности, Яхве без промедления дает согласие на применение наихудших пыток. Здесь более чем где бы то ни было ощущается недостаток человеколюбия, свойственного Софии. Даже Иов тоскует по мудрости, которой нигде не сыскать[699].

623 Иов знаменует высшую точку такого печального направления развития. Он воплощает собой парадигматическое выражение мысли, созревшей у человечества тех времен, — рискованной мысли, предъявляющей к мудрости богов и людей высокие требования. Осознавая эти требования, Иов явно мало знает о совечной Богу Софии. Поскольку люди чувствуют себя оставленными на произвол Яхве, им нужна мудрость. Яхве же, которому до сих пор не противостояло ничего, кроме людского ничтожества, в этом не нуждается. Однако ситуация в корне меняется, когда разыгрывается драма Иова. Тут Яхве сталкивается со стойким человеком, который прочно держится за свое право и вынужденно уступает только грубой силе. Он узрел божий лик и оценил бессознательную раздвоенность божества. Отныне бог был познан, и это познание продолжало сказываться не только на Яхве, но и на людях — таких, какими они были в последние дохристианские столетия: едва ощутив близость вечной Софии, они восполняли поведение Яхве и одновременно завершали анамнесис мудрости. Мудрость же, в значительной степени персонифицированная и тем возвещающая о своей автономии, открывала им себя в качестве заботливого помощника и защитника перед лицом Яхве и показывала светлую, добрую, праведную и достойную любви ипостась бога.

624 Когда проделка Сатаны со змием скомпрометировала рай, призванный быть совершенным, Яхве изгнал Адама и Еву, сотворенных по образу его мужской сути и ее женской эманации, в промежуточный внерайский мир — или в междумирие. Не ясно, насколько София представлена в Еве и как соотносится с последней Лилит. Адам имеет приоритет в любом отношении. Ева сотворена из его плоти, второй, а поэтому ей остается второе место. Я упоминаю об этой частности из книги Бытие, поскольку повторное появление Софии на божественной сцене указывает на грядущее обновление творения. Ведь она — «художница»; она воплощает замыслы Бога, придавая им вещественный облик, что и является прерогативой женской природы как таковой. Ее «сожитие» с Яхве означает вечную иерогамию, в которой зачинаются и порождаются миры. Предстоит неизбежный поворот: Бог желает обновиться в таинстве небесной свадьбы (как с давних пор поступали главные боги Египта[700]) и стать человеком. Для этого он как будто пользуется египетским образцом инкарнации бога в фараоне, каковая является, опять-таки, всего-навсего отражением вечной плероматической иерогамии. Было бы, однако, неверно полагать, что этот архетип воспроизводится, так сказать, механически. Насколько нам известно, так никогда не бывает — архетипические ситуации повторяются всякий раз по другому поводу. Истинную причину вочеловечения следует искать в препирательстве с Иовом. Мы еще вернемся к этому вопросу ниже, рассмотрев его более подробно.