Книги

Неизданная проза Геннадия Алексеева

22
18
20
22
24
26
28
30

Таня: Ты ее хочешь напечатать или нет?

Я: Я хочу, чтобы она была напечатана без исправлений.

Таня: Ты будто с луны свалился! Ну и мужик! Да не пойдет она, твоя гениальная поэма, без исправлений. Без редакторской правки!

Я: Не пойдет – и не надо. Обойдусь.

Таня: Ты эгоист! Почему все талантливые люди такие эгоисты? Загадка природы! Неужели не соображаешь, что не только тебе будет приятно, если поэму опубликуют? Мне будет приятно! Журналу нашему новому будет приятно. И полезно, к тому же. Мы совершили ошибку, намереваясь напечатать сырое произведение. Мы эту ошибку должны исправить. Понял? Вместе с тобой мы слегка переработаем поэму, совсем чуть-чуть, и снова сдадим ее в набор. Если что, мы скажем: «Извольте прочесть – поэма стала гораздо лучше!»

Я: А что, собственно, следует исправить?

Таня: Горе мне с тобой! Умный на вид поэт, а все тебе надо подсказывать.

Мы сели с Таней рядышком за стол, она взяла в руку толстый красный карандаш, вытащила из груды листов и папок знакомую корректуру и стала подчеркивать отдельные строчки текста. Иногда она проводила длинную вертикальную черту на полях.

– Вот, – сказала она, сложила корректуру и протянула ее мне. Возьми домой. Обмозгуй, придумай варианты и прибегай.

Через две недели, замученный придумыванием вариантов я явился в редакцию.

С Таней мы спорили часа три. В чем-то я убедил ее я, а в чем-то – она меня. Получился компромисс.

– Ну и упрям же ты! – сказала Таня, устало откинувшись на спинку стула.

– Ладно, давай выпьем за наш компромисс, – сказал я, вытаскивая их портфеля бутылку «Стрелецкой» и кулек с жареными пирожками. Появились знакомые стаканы. Забулькала водка. Выпили.

– У, какая горечь! – сказала Таня и похлопала ладонью по открытому рту. – А пирожки ничего. Страсть люблю пирожки с капустой!

Через несколько дней Таня мне позвонила.

– Радуйся! – сказала она кратко.

– Не буду, – ответил я, – ибо безрадостен от рождения.

– Я тебя перевоспитаю, – сказала Таня, – у меня педагогический дар. Твою дурацкую поэму напечатают без исправлений!

– Шутишь! – сказал я. – Мне не до шуток.

– Правда, правда, – сказала Таня, – Никаких шуток. Ситуация изменилась.