Да нет, вкусный фруктовый напиток из ежевики и ягод жимолости, – рассмеялась Анастасия.
Матрёна облегчённо вздохнула:
– Вот и славно, что не медовуху…
Свидания
Иван потерял аппетит. Пища стала безвкусной и бедной на ароматы, словно сахарная голова: хоть кусай, хоть лижи, а всё одно – приторно. За завтраком Ванька поинтересовался у повара причиной своего недомогания и узнал, что такое бывает в трёх случаях: при хворях, от горя и от любви. Пять лет назад Ивану казалось, что он безумно влюблён в Анастасию. Это обожание мгновенно улетучилось при сравнении таинственной и недоступной Насти с симпатичной, чувственной, достаточно открытой Прасковьей. Но до сего момента Иван так и не удосужился задаться вопросом: «Была ли любовь?» К примеру, мать Авдотьи, похоже, всю жизнь любила только отца, хотя их любовное соитие, как грибной дождь в июле, пролил чуток и скрылся за лесок. Кузнец Прохор был хорошим человеком, но ведь мать его так и не приняла, не полюбила, а всё Демьяна вспоминала, как знатока «женской природы». Пожалуй, это было всё, что Ванька знал о любви, но навязчивый образ девушки с пшеничной косой по имени Варвара был настолько притягателен и ярок, что постоянно возникал, отчаянно маня своей новизной и прелестной чистотой неизведанных чувств. Иван решил проверить прав ли повар насчёт потери аппетита и пошёл седлать коня, зайдя по дороге к Демьяну.
– Отец, мне нужно прогуляться верхом, но я хочу побыть один, – сказал Ванька, зайдя в комнату начальника царской охраны.
– А чем охрана помешает? Гуляй себе вволю, бойцы тебе не помеха, – нахмурился Демьян.
– Я хочу побыть в одиночестве! – настойчиво сказал Иван.
– Случись чего, так с меня же голову снимут, – ответил помрачневший Демьян.
– А мне всегда казалось, что ты единственный, кто может любому башку открутить без последствий. Ведь не случайно же меня царём сделали. Короче, хватит юлить. Я еду гулять один, и ты за мной никого не посылаешь. Когда нагуляюсь, тогда приду к тебе и отчитаюсь, – повысил тон Ваня. – Чай, за Кощеем охрана толпой не ходила.
– Да при виде Кощея всех в дрожь от страха бросало. А если разбойники нападут?
– Выходит, ты меня зря столько лет обучал?
– А может их много будет?
– Мой Дрозд – лучший скакун во всей Омутени! Значит, договорились, – подвёл черту Иван.
Демьян лишь печально проводил сына взглядом и вслед выкрикнул:
– Любовь не доведёт до добра того, кто ищет её тайком!
Выехав за столичные ворота, Иван пустил Дрозда в галоп по направлению к дому Варвары. Счастливый стук сердца, совпадший с топотом лошадиных копыт, отсчитывал время до вожделенного свидания. Свобода заполняла душу, а встречный поток воздуха срывал с тела накопившееся раздражение и чувство одиночества. Приступ щенячьей радости был настолько мощным, что, когда Иван спрыгнул с коня возле знакомого дома, его ноги мелко дрожали, не давая сделать решительный шаг к калитке.
– Явился спаситель, – услышал Ванька трескучий голос за спиной. – Ты нашу Варьку не трогай, ей другая судьба предназначена.
Иван обернулся на голос и увидел горбатую старушку, стоящую у плетня соседней избы.
– Я её проведать пришёл, у неё нога ранена, – ответил опешивший Иван.