Вскоре после разрыва с Жаном Кокто – официально это случилось осенью 1932 года, но на самом деле они продолжали видеться вплоть до зимы 1933-го – Натали приняла решение покинуть супружеский кров в Сен-Клу и отдалиться еще больше от Люсьена Лелонга. Несмотря ни на что сохраняя роль лица их Дома моды вплоть до развода, она тогда испытывала сильнейшее желание покончить с искусственной и странной ситуацией, в которой они жили. Кокто сделал ее очень чувствительной к цинизму в обществе. Ее подруга Дениз Тюаль замечала, что это было великолепным решением. Ускользнув из брака с Лелонгом и расправив крылья, она стала вести себя естественней, не так манерно. Юмор и ироничность, которые до этого почти не чувствовались, стали одними из важнейших ее черт. Никто раньше не говорил о том, какая она смешная. Впервые Натали стала смеяться над своим трагическим образом… Меланхолическая изгнанная принцесса! Разумеется, это было ее способом бороться с прошлым, потому что, как известно, она никогда не забывала о своих детских шрамах. Даже годы спустя, когда она уже жила в Америке, на прикроватном столике всегда стояла фотография брата Владимира. И она не могла говорить о нем без слез.
Она украсила по своему вкусу новое жилище, светлую квартиру на верхнем этаже дома на площади Инвалидов. Стены молочно-белого цвета, угольно-черное фортепьяно, массивный зеленый диван, огромная библиотека с книгами любимых писателей – Манн, Пруст, Жид, Валери и, конечно, все произведения Кокто. На стенах – ее портрет, написанный Челищевым, портрет ее деда, императора Александра II, когда он был ребенком. Стол, раздобытый на блошином рынке однажды в дождливый день, с двумя позолоченными дельфинами и ширма, созданная для нее Жан-Мишелем Франком и Кристианом Бераром… И везде стояли букеты роз – красных, белых, желтых. Этот
В двадцать семь лет Натали, которая до этого была везде почетной гостьей, сама превратилась в хозяйку камерных обедов для избранного круга приглашенных. У княжны был дар объединять людей, близких по духу. Ее гомосексуальные друзья, возвышенные до жестокости, ко всеобщей радости приглашенных, в компании своей подруги чувствовали полную свободу. В ее салоне, где говорили на многих языках, собиралась вся светская и культурная элита того времени. У любимых ею художников была возможность познакомиться с меценатами, которые во время этих приемов заказывали картины или интерьеры для нового дома или брали на себя финансирование постановки балета или театральной пьесы. Ее близкие придумали очаровательный обычай. У Натали был браслет, на который она каждый год нанизывала подаренные друзьями брелки и мелкие украшения. Это был настоящий пир фантазии: все старались удивить и позабавить княжну, и она хранила свое уникальное украшение до конца жизни.
Постепенно к Натали вновь вернулись душевное спокойствие и радость жизни. Каждый день она отправлялась на авеню Матиньон – Лелонг, благодарный за то, что она не отказывалась от роли художественного директора и его музы, больше ее не беспокоил. Княжна вновь окунулась в светскую жизнь. Но теперь ей хотелось большего, чем просто жизнь в стиле
По легенде, ее открыл режиссер Марсель Л’Эрбье, и это было капризом судьбы. Натали проводила рождественские праздники в конце 1932 года, катаясь на лыжах с друзьями в Сан Моритце, и якобы воскликнула: «Ах, если бы можно было снять на пленку всю эту сверкающую бесконечную белизну!» Сразу же с большими издержками были заказаны из Франции коробки с кинопленкой, но вместо того, чтобы сделать документальный фильм о красотах зимнего Гризона, один из друзей решил снять небольшую зарисовку с Натали – королевой снегов в главной роли. Позже, уже в Париже, Л’Эрбье, работая в монтажной киностудии, когда пленку показывали в соседнем зале, случайно увидел рождение новой звезды. Шесть месяцев спустя княжна снялась в своем первом фильме «Ястреб».
В действительности все было немного сложнее. Благодаря ее браку с Люсьеном Лелонгом, режиссер приходился Натали кузеном. Вдобавок у них было много общих друзей, и их первую встречу вряд ли можно считать случайной. Тем не менее даже скептики не отрицают существование этого любительского фильма и того факта, что Марсель Л’Эрбье его видел. «Это всегда было официальной версией, и я думаю, что она абсолютно правдива, – улыбаясь подтверждает его дочь Мари-Анж. – В любом случае, этот анекдот совершенно очарователен, разве нет?»
2
Пятница, 30 июня 1933 года, 18 часов 55 минут. Студия Пате-Натан на улице Франкер. 121 план сценария «Ястреба». Натали Палей официально вступила во врата царства седьмого искусства. Она играла в фильме кузена по пьесе Франсиса де Круассе, отчима ее подруги Мари-Лор де Ноай. Все было устроено так, чтобы она чувствовала себя спокойно и уверенно, хотя первая же ее сцена в фильме могла бы испугать любого дебютанта. Ее героиня, Марина де Дасетта, звонит по телефону мужу и лжет ему на глазах у любовника. Увлеченная своим обманом, она оттачивает каждую деталь этой измены с поистине макиавеллиевским шиком. Короткий, но опасный разговор, хитрая игра… К общему удивлению, первый же дубль оказался удачным. Техники, видевшие много новичков на съемочной площадке, были поражены точностью и естественностью ее игры. Пробы подтвердили фотогеничность «мадемуазель Лелонг», которая, без сомнения, чувствовала камеру. Первые же сцены показали, что она прекрасная комедийная актриса. У нее был своеобразный, очень привлекательный акцент и чистый тембр голоса. Голос у Натали не был элегантно хрипловатым и приглушенным, что отличало всех Романовых: он звучал как звонкий колокольчик, с легкими металлическими нотками.
Марсель Л’Эрбье сияет. Несколько дней назад он заявил журналистам, пишущим о съемках: «Она – воплощение женского образа, которого так не хватает французскому кино, настоящая роковая женщина, одновременно наивная и искушенная… Натали Палей, возможно, будет вместе с Мари Белл единственной французской актрисой, способной на такие роли»[197]. Обычно сдержанный, во всех интервью он разражался восторженной похвалой ее таланту. «Она стоит в одном ряду с великими звездами экрана, потому что она прекрасна, но красота ее совершенно необычна, такая внешность встречается редко. Я уверен, что Натали Палей изумит и зачарует публику и что мой опыт, благодаря которому я поверил в Мэри Глорию и Элис Филд и поручил им первые большие роли, снова оправдает себя»[198].
Имя Марселя Л’Эрбье прославило французский кинематограф фильмами «Эльдорадо», «Бесчеловечность», «Покойный Матиас Паскаль» или «Деньги». Он питал священный ужас перед посредственностью, был одновременно композитором, критиком, поэтом, драматургом и историком кино. Его эссе «Гермес и тишина» (1918) и сейчас остается хрестоматийным. В 1923 году он основал собственную киностудию «Синеграфик», чтобы иметь полную свободу творчества. Он постоянно экспериментировал со светом и тенью, а двойное экспонирование и размытость изображения передавали на экране эмоции героев или атмосферу места действия. Фильмы Л’Эрбье нельзя было ни с чем спутать, его считали мастером французского импрессионизма в кино. Он был эстетом и авангардистом, режиссером, который всегда окружал себя исключительно талантливыми людьми, и интуиция никогда не подводила его. С ним работали легендарные личности: Фернан Леже, Поль Пуаре, Дариус Мило, Дюнан, Малле-Стивенс, Соня Делоне… Маска холодного высокомерного мэтра была идеальна для того, чтобы отпугивать докучливых невежд, но за ней скрывались удивительный оригинальный ум и глубокая культура.
Та же вдохновенная фантазия проявлялась и в выборе актеров – главную роль в фильме «Деньги», например, играл поэт Антонен Арто. Когда он решил снимать «Ястреба», его последняя картина «Духи дамы в черном» была в монтаже уже два года. Критики и зрители с нетерпением ждали нового фильма. Костюмы от Люсьена Лелонга, музыка Анри Соге, дебют загадочной княжны – Л’Эрбье остался верен своему знаменитому изысканному вкусу. Правда, некоторые упрекали его в том, что он выбрал популярную пьесу Франсиса де Круассе, о котором говорили, что он слишком поверхностный писатель. Более сорока лет спустя Л’Эрбье, прекрасно сумевший совместить очарование популярной литературы и строгий режиссерский замысел, раскрыл тайну. «В конце концов, если я и согласился пойти на риск, которому подвергалось мое скромное доброе имя, то это было не зря. Мне доставило огромную радость вдохнуть жизнь в двух плутов высокого полета, которых играли Шарль Буайе (…) и княжна Натали Палей (…), красавица, для которой это был дебют в кино. Я предвидел, что она сумеет отдать моему фильму (а впоследствии и другим картинам) все волшебство своего необыкновенного очарования»[199].
Натали впервые посмотрела полнометражный фильм, мелодраму со звездой немого кино Франческой Бертини, когда ей было восемь лет. Она навсегда запомнила это. Годы спустя, когда они скрывались в Финляндии, княжну утешали в несчастье шутки Чарли Чаплина. Наконец, вернувшись в Париж, она восторгалась Гретой Гарбо и Марлен Дитрих задолго до того, как они стали ее подругами, и жалела, что Жан Кокто не закончил сценарий по ее замыслу. Кинематограф, «прибежище раненых душ», как писала тогда пресса, напоминая о трагедиях детства, стал ее настоящей страстью. «У нас собралась компания друзей, и мы ходили в кино почти каждый день, – вспоминает Натали. – Это было своего рода соревнование: мы задавали друг другу такие, например, вопросы: “Сколько раз вы смотрели „Шанхайский экспресс“?”»[200]. Но это, конечно, не помогало овладеть актерским мастерством. Поскольку она была совершенно неискушенным новичком в кино, княжна согласилась работать над ролью под руководством Эвы Франсис.
Эта француженка бельгийского происхождения была одной из известнейших исполнительниц Поля Клоделя. Она стала знаменитой в 1918 году благодаря фильму «Безумные души» Жермена Дюлака и примерно в то же время вышла замуж за кинематографиста и критика Луи Деллюка[201]. Она много и успешно работала с Марселем Л’Эрбье – была не только одной из его любимых комедийных актрис, но и художественным консультантом на съемках многих его фильмов, начиная с «Эльдорадо», снятого в 1921 году. Она стала для Натали великолепным преподавателем, и княжна никогда не забывала ее терпения и точных советов. Долгими часами они увлеченно прорабатывали каждую реплику. Эва Франсис научила Натали не только работать с голосом, но и выражать даже самую незначительную черту характера своего персонажа. Бесспорно, успех Натали в «Ястребе» во многом определялся ее усилиями.
Когда она уезжала, неутомимая княжна еще находила силы, чтобы выезжать с друзьями в свет. Той весной 1933 года светская жизнь Парижа била ключом: субботние собрания в «Амбассадор», открытие новых залов галереи Шарпентье, Гонкуровская выставка, устроенная «Газетт де Бозар», китайская выставка в Же-Де-Пом, концерты Горовица и Менухина, постановки Фюртванглера «Тристан» и «Валькирия», грандиозные обеды у Мари-Лор де Ноай или у мадам Фабре-Люк, бал у Бомонов… Натали успевала побывать везде и даже позволила себе роскошь порхать рядом с Куртом Вайлем, с которым познакомилась у четы Ноай во время его приезда в Париж. После Лифаря, Морана и Кокто она неожиданно объявила себя возлюбленной композитора «Трехгрошовой оперы». Сомнительный кастинг, как говорили в кино, тем более что пристрастия немецкого музыканта, как социальные, так и политические, были абсолютно противоположны взглядам Натали. Но разве это важно? И разве она не жила в ирреальном мире? Музыканта подобного рода еще не было в списке ее жертв. Как бы то ни было, эта бурная светская жизнь никак не мешала ей посвящать себя полностью новой карьере.
В фильме «Ястреб» рассказывается о злоключениях венгерского аристократа графа Георга де Дасетта (Шарль Буайе), который обнаружил, что азартные игры – короткая и легкая дорога к роскоши. Очень быстро он стал шулером международного масштаба, благодаря заботам своей жены Марины (Натали). Они работали вместе до тех пор, пока ее не соблазнил Рене де Тьераш (Пьер Ришар-Виллм), молодой дипломат, безумно в нее влюбленный. Тогда она оставила мужа, бросившись навстречу новой судьбе. Но узнав, что он пытался покончить с собой, она вернулась. Классическая мелодрама! История, тем не менее, была вовсе не скучная и поражала искренностью и пылкостью трех главных героев. Съемки велись в парижской студии (Жуанвилль), в Риме и Биаррице. Космополитичный и утонченный, фильм «Ястреб» вел зрителя к Русским балетам, во дворцы, в «Восточный экспресс», к любовным драмам… Он странным образом походил на жизнь самой Натали и только укрепил в глазах публики ее образ принцессы, которая постоянно мечется в поисках недостижимого идеала.
Одновременно холодная и трогательная, отчужденная от молвы и притягивающая интриги, Натали – которая прославилась еще и исполнением мелодии «Песня Калипсо», написанной специально для нее Анри Соге, – восхищала всех, где бы ни появилась. С момента выхода на экраны фильм пользовался огромным успехом, конечно, во многом благодаря творческому союзу с хрупким Шарлем Буайе. Он был настоящим идолом по обе стороны Атлантики. Буайе дебютировал в кино в 1921 году в фильме Л’Эрбье «Большой человек» и с тех пор с успехом играл роли страдающих противоречивых аристократов. Везде печатали их фотографии вдвоем, а популярный журнал «Мон фильм» посвятил им целый разворот номера от восьмого декабря 1933 года.
Сам Л’Эрбье, которого нельзя назвать человеком поверхностным, никогда не скрывал, насколько был очарован схожестью характеров двух его главных актеров. «Однажды я отправился в Мариньян, чтобы снова прикоснуться к тем образам, которыми все еще был одержим. И, к своему великому удивлению, обнаружил вещи, которым не придавал раньше значения и важность которых понял лишь тогда, – пишет он в своих воспоминаниях[202]. – Я увидел (или, вернее, увидел вновь), как сложно строятся отношения между двумя главными героями, “гениальным” Шарлем (Ф. де Круассе) и “блестящей” Натали (Поль Брах). Я увидел во взглядах, которыми они обменивались, не произнося ни слова, моменты страстного вдохновения, ломающие вымысел, – я так недавно видел все это сам во время съемок некоторых сцен. В эти мгновения любовь была так очевидна! Там, в пустой комнате, происходило то, что потом совершенно зачаровало зрителей на экране. Сейчас я не могу представить себе, что Шарль и Натали не испытывали друг к другу чувство, которому невозможно противиться – пусть всего лишь на мгновение, повинуясь судьбе своих персонажей! Фильм не мог скрыть этого порыва сердца, который отражался в их взглядах».
Все критики без исключения хвалили Натали. Взошла новая звезда… Натали Палей одна из главных приманок фильма… Натали Палей кажется изящной, красивой, пылкой, горящей и полной обещаний… «Натали Палей – луч солнца в тысяче и одной ночи, озаривший снега. Она словно вышла из сказок Андерсена, волшебная фея из северной сказки с лицом ангела…»[203]
Журналисты от Орана до Монреаля прославляли ее. Даже «Эко де Дамас» писал: «Натали Палей в роли Марины блистает странной грацией, преступным кокетством… Эта актриса играет просто, без вычурности и жеманства». Что касается самого автора пьесы, Франсиса де Круассе, который всегда сомневался в успешной экранизации своего произведения, то его восхищение было бесспорным: «Ее дебют был безупречным…»[204]
Во всех статьях писали об одном: ее беспрестанно сравнивали с Гарбо, «но гораздо элегантнее». Анри Жансон был одним из первых журналистов, который задолго до выхода «Ястреба» во всеуслышание сравнил ее с великой актрисой в статье под названием «Гретагарбизм», в которой анализировал влияние Божественной на современников[205]. Сама Натали с удовольствием признавала, что подобные сравнения были ей очень приятны. «В одном отеле я произвела настоящую сенсацию. Потому что все приняли меня за Гарбо. Конечно же у меня голова закружилась от радости», – писала она Жану Кокто за год до выхода фильма[206]. Профиль сфинкса, взгляд, в котором пылкость сменялась полным равнодушием, загадка и горение жизни… Другие видели в ней новую Марлен, что вовсе не удивительно. На одной из фотографий, снятых в то время, две женщины похожи как сестры-близнецы – театральная бледность, тонкие брови образуют две идеальные дуги, белокурые волосы невесомым облаком обрамляют лицо… Натали, которая испытывала к «Голубому ангелу» бесконечное обожание, с наслаждением обыгрывала это сходство. Дениз Тюаль рассказывала, как они восхищались друг другом. Это была страстная игра, романтический флирт двух богинь. Для Натали, которая во всем была непохожа на других, такое сравнение было лестно, и она очень дорожила этой дружбой.